Последний приезд Астафьева в Игарку

Конец августа 1999 года в Заполярье выдался на редкость теплым. А ведь могло всё быть и иначе. И так бывало, что всё лето горожане не снимали теплых кофт и колготок. Идёшь утром на работу, зябко кутаясь и уклоняясь от порывов неласкового ветра. В полдень, когда солнце в зените, можно раздеться и пройтись в одном сарафане или платьице от места работы до дома на обед, согреваясь от припекающих лучей солнца и сокрушаясь от того, что надо возвращаться в рабочий кабинет. Только счастливчики могли себе позволить загореть, поэтому свою бледность северяне объясняли всегда с усмешкой: «У нас лето всего три дня было, да я тогда работал»…

22-го августа 1999 года в мэрию поступил звонок из администрации края: просили встретить, разместить и оказать всяческую помощь киногруппе из Санкт-Петербурга. Они плыли на теплоходе «Александр Матросов» вместе с Виктором Петровичем Астафьевым, снимая документальный фильм о нём с рабочим названием «Осень патриарха». Мэр отсутствовал, а исполняющий его обязанности первый заместитель главы Валерий Михайлович Снежко сразу же переадресовал сообщение мне, дескать, занимайся.

Так вместе с Виктором Карповичем Сергейкиным, специально прилетевшим, по просьбе писателя, в это время в город из Красноярска, где он жил уже в те годы; Марией Вячеславовной Мишечкиной, директором музея; младшим братом Петровича – Владимиром, Володькой, как, несмотря на возраст, звал его старший брат; и съемочной группой телеканала «Игарка» мы пришли на дебаркадер. К моменту швартовки теплохода подъехал в речной порт и Валерий Михайлович Снежко. Спустился из диспетчерской начальник речного порта Владимир Михайлович Абросимов.

Заметив с корабля нас на причале, Виктор Петрович радостно замахал рукой в приветствии и что-то сказал стоявшему рядом с ним седому мужчине с красивой окладистой волнистой бородой. Знаменитый кинорежиссер Михаил Сергеевич Литвяков, снявший уже два фильма об Астафьеве, улыбнулся в ответ. Потом уже, спустя несколько дней при прощании, он поделился со мной по секрету сказанным. Виктор Петрович шепнул ему тогда: «Вон, та девка встречает нас, смотри. Все будет у нас здесь хорошо, не волнуйся».

До сих пор с гордостью вспоминаю простецкое обращение ко мне писателя – «Девка» — это, на мой взгляд, что-то деревенское, родное, простецкое, дружеское.

Правда, накануне поволноваться пришлось изрядно: делегация ехала внушительная. Кроме режиссера, была его жена, автор фильма Ирина Калинина, оператор Вадим Донец и звукооператор Михаил Вишняков. Виктор Петрович пригласил с собой из Вологды сына Андрея, ехавшего в наш город впервые. Его самого в поездке сопровождала врач-кардиолог Ольга Денисова. Виктор Петрович накануне перенёс еще одну трагедию: кто-то украл и сдал в металлолом часть оградки с могилы его дочери Ирины, похороненной в Овсянке. Выйдя после инфаркта из больницы, Виктор Петрович всё-таки решил не откладывать поездку. Ольга, взяв отпуск, согласилась его сопровождать, ежедневно контролируя состояние его здоровья и назначая приём лекарств. Позднее я познакомилась ближе и ещё с двумя участниками поездки. Друг Виктора Петровича журналист и книгоиздатель Геннадий Сапронов прилетел ненадолго из Иркутска. А руководитель Енисейского пароходства, тоже бывший игарчанин, Иван Антонович Булава, поручил ветерану пароходства Вадиму Александровичу Козаченко сопровождать делегацию, решая все возникающие рабочие вопросы по пути следования.

Весть о приезде любимого в городе человека, быстро облетела Игарку. Заместитель директора лесокомбината Петр Прокопьевич Полищук любезно предоставил в их распоряжение гостиницу – благоустроенный деревянный коттедж напротив заводоуправления комбината и рядом со столовой «Снежинка». Только здесь летом была горячая вода, и можно было принять душ. Из-за ежегодного ремонта теплотрассы все остальные горожане терпели временные неудобства, посещая общегородскую коммунальную баню и ёжась от холода в каменных домах в первую осеннюю непогоду, пока не будет дана команда на включение отопления.

Все расходы по питанию лесокомбинат тоже взял на себя. И персонал столовой, которым руководили Галина Евдокименко и Любовь Эдельман, старался изо всех сил, балуя гостей северными разносолами – рыбой: малосольной, жареной, копченой и в пирогах; грибами и ягодами, урожай которых к тому моменту уже был.

Радушно отнесся к приезду гостей и один из руководителей Северкоопа, ныне покойный, Александр Васильевич Ванькин, но об этом немного позднее. Для переезда киногруппы по городу требовалось большое количество легковых машин, и здесь администрация города получила согласие от всех организаций, куда мы обратились.

Трёхпалубный красавец «Александр Матросов», дав гудок,  показался из-за острова, сменил курс, входя в протоку, и медленно приближался к причалу. Я волновалась: мы изредка встречались с Виктором Петровичем в Красноярске, я бывала после знакомства у них дома в Академгородке, но до Овсянки тогда еще так и не доехала. Но, думаю, моё волнение было несравнимо с чувствами, которые испытывал стоящий на палубе пожилой человек. Если тогда он не знал наверняка, то, видимо, предчувствовал, что это путешествие может стать для него последним свиданием с городом детства.

Пока теплоход следует по протоке, поток пассажиров на средней палубе перемещается с носа на левый борт, каждый пытается увидеть «своего» встречающего на берегу. Радостные вскрики, приветствия, готовность рассказать всё и сразу, не обращая внимания на то, что до дебаркадера долетит лишь общий фон, всегда характерны для подобных моментов.

Во время швартовки теплохода, Виктор Петрович стоял на самой верхней палубе, где была его каюта. Ему что-то оживленно рассказывал, жестикулируя, Виталий Козаченко, видимо, вспоминая, как и он, молодым, начинал свой судоводительский путь в Игарском речном порту. Оператор Вадим Донец, несмотря на большой профессиональный опыт, тоже волновался: то снимал приветствующих теплоход горожан, то разворачивал камеру в сторону стоящего на палубе Астафьева, выбирая для съёмки крупным планом его лицо.

— Давай к нам, — радостно закричал Владимир Петрович брату, наконец, поймав его взгляд. Но Виктор Петрович знаком показал, что нам следует подняться всем к нему на теплоход.

— Андрейка здесь, — обнимая брата, сообщил он новость о присутствии в поездке сына.

Андрей, очень сдержанный и молчаливый, говорили, что характером он в мать, держался несколько в стороне, давая возможность именитым встречающим расцеловаться с писателем, и лишь после этого бросился в объятия дяди, который и не чаял уже наконец показать племеннику настоящую северную рыбалку.

— Вовка, — а ты давно из избушки? — Виктору Петровичу тоже не терпелось задать этот вопрос. Получив ответ, что брат выбрался в город только вчера и только по случаю его приезда, удовлетворенно воскликнул: — Я так и знал… Я так и знал…

Опираясь на трость, Виктор Петрович первым покинул судно, следом Валерий Снежко нёс его упакованные в футляр удочки, видимо, Астафьев собирался всё-таки порыбачить. Начальник речного порта Владимир Михайлович Абросимов взялся поднести увесистые сумки писателя – в них книги в подарок городу. Но перед трапом с дебаркадера на баржу, которую выставляют, чтобы удобно при спаде воды было идти до берега, забежал вперёд и подал руку, предлагая свою помощь пожилому человеку в спуске.

— Ничо, ничо, — заворчал Петрович, а Виктор Карпович, точно скопировав стиль речи писателя, подыграв ему, пошутил:

— Он ишшо молодой… трапы, сходни преодолевает легко.

— До нынешнего лета ходил я без палки, — грустно парировал Астафьев, вспомнив, видимо, те события на кладбище, что причинили ему невыносимую боль, вмиг состарившие и сделавшие его больным и немощным.

Я рассадила всех по машинам: Виктора Петровича с сыном, врачом Ольгой и Виктором Карповичем Сергейкиным в «Волгу», остальных по другим машинам и в заказной автобус. Кортеж двинулся из речного порта в старую часть города, где располагалась гостиница. На какое-то время я потеряла из виду младшего Петровича – так старожилы в Игарке зовут среднего сводного брата писателя Владимира Петровича Астафьева.

Между тем, машины заезжали в гостиничный двор, и я увидела, что Владимир Петрович уже здесь. Встречая брата, представляет ему своего «лучшего друга и самого главного рыбака в Игарке» – начальника инспекции рыбоохраны Юрия Алексеевича Чабана. С ним вместе и с неизменным спутником всех поездок Чабана — самкой чёрного пуделя Матрёной, Мотей, как называл её хозяин, он и добирался из речного порта, держа в руках тщательно завёрнутую в газету книгу писателя для очередного дарственного автографа.

— Пойдём, — на правах хозяина, сказал он приехавшему в город брату, приглашая подняться на крыльцо гостиницы, — ты мне заодно подпишешь, и договоримся о встрече в избушке. У меня-то твои книжки есть, ты не беспокойся, а это мне дали рыбаки.

И пока Виктор Петрович углубился в сочинение автографа рыбаку-почитателю его таланта, младший Петрович тараторя заверял брата, что встречу в избушке он гостям приготовит отменную, не сумлевайтесь.

Уже после смерти Виктора Петровича, работая в Игарке на телеканале, я попросила горожан для очередной телевизионной передачи о писателе показать мне имеющиеся в домашних библиотеках произведения Астафьева с автографами. Их оказалось довольно много, каждая запись сделана тщательно: с уважением к читателю, хранящему книгу, пожеланиями. Есть такие бесценные реликвии и в нашей семье – на некоторых после посвящения нарисован любимый цветок писателя – стародуб (адонис), на других — силуэт осетра – царя рыбы. Вот и в тот приезд Виктор Петрович подписал книгу будущим молодоженам – моему сыну Василию и его невесте – однокласснице Елене Закомолкиной.

День первый: сюрприз на грани исторического открытия

Но я опять отвлеклась. После обеда к Виктору Петровичу подошла Мария Вячеславовна Мишечкина. Приезжая раньше в Игарку, Виктор Петрович показывал на здание конторы рыбозавода на улице Новой и говорил, что именно здесь располагался детский дом, где он жил в детстве. Дотошная Мария Вячеславовна и её работники не согласились с подобной версией, и к нынешнему приезду писателя приготовили для него сюрприз, предложив прокатиться вместе с ними на улицу Полярную, что на втором участке старой части города.

Временем все располагали, пароход пришел в город утром, и писатель с удовольствием принял приглашение директора музея проехаться по городу и побывать в музее, где уже была создана новая, посвящённая ему экспозиция, которую тоже предстояло ещё увидеть.

Выйдя из машины, едва успев взглянуть на покосившееся от времени деревянное барачного типа здание, почти в одиночестве стоящее на краю города, Виктор Петрович тут же согласился с исследователями:

— Да, именно это здание. Вон в тех окнах была наша комната, примерно посредине: тёплая, в ней жило восемь человек. А вот там жили девчонки, их по двенадцать в комнате. Всего нас было сто двадцать ребятишек… На той стороне наискосок была столовая, кабинет директора, сортир тёплый — в конце коридора.

Мария Вячеславовна предусмотрительно не повела гостя вовнутрь, там ещё жили люди, всё было перестроено уже с учетом отдельных квартир, скорее, конечно, комнат, чем полноценного жилья. А Виктор Петрович опустился на скамеечку, стоящую у покосившегося забора палисадника и начал вспоминать.

Казалось, и не было этих шести десятков лет, разделяющих встречи. И вновь он, беспризорный сирота, нашедший тепло и семью в холодном стылом Краесветске. И рядом друзья и девчонки, с которыми сфотографировался на память при расставании у завалинки именно этого здания. Он рассказывал, а все, затаив дыхание слушали. Рассказчик Виктор Петрович отменный, и его воспоминания у детского дома достойны более подробного изложения, благо сохранились в большем объёме на плёнках у Санкт-петербургских киношников и на местном телевизионном канале.

К слову, Виктор Петрович уехал из гостиницы, не предупредив съёмочную группу, и им не без труда удалось отыскать его след. Могли бы остаться незапечатлёнными его удивительные раритетные воспоминания о городе детства. Вели съёмку операторы Вадим Донец и игарчанин Олег Попов, а вопросы могли задавать только режиссёр Михаил Литвяков, или автор будущего фильма Ирина Калинина – так условились заранее. Съёмки – дело ответственное, в кадре может слышаться голос лишь того, чьё присутствие оправдано и объяснено сюжетом.

Вспомнил Астафьев и известный по «Затесям» эпизод, как мальчишкой нашёл смятый рубль и прошмыгнул в кинотеатр, посмотрев в первый раз зарубежный фильм «Большой вальс». Упомянул и деда своего — гуляку и картёжника, и знаменитую игарскую «шпану» тех лет, ставшую главными героями его повести «Кража», и добрую повариху тетю Улю, и директора детского дома белогвардейца Соколова, заменившего беспризорникам отца, ставшего лучшим воспитателем и наставником подростков. О Василии Ивановиче Соколове благодарный воспитанник позднее написал: «…старый образованный человек, и среди немногого, что вколотил он в меня, закрепились во мне две морали: навязчивость – одна из самых отвратительных черт в характере человека, обязательность – одна из самых хороших». («Зрячий посох», стр.147)

Виктор Петрович достал жестяную коробочку с любимыми им леденцами «Монпасье», шутил, смеялся. Но настроение менялось, как будто в нём самом смешивались и приятные, и трагические воспоминания. Говорил честно и открыто, о том, что большинство детдомовцев погибло в войне. На фронт пошли все: и ссыльные, и дети кулаков и врагов народа – все, как один, «сгодились». Вспомнил, как уезжали на фронт игарчане: «Мы этого Гитлера в три недели разделаем всего! Разделали… Товарищ Сталин солдат как в печку солому бросал»…

Вместе со съемочной группой появился и племенник писателя, игарчанин Сергей Бураков, сын Галины. Пока добирался с острова, где он работал техником в аэропорту, до города, дядю в гостинице уже не достал, но догадался и подсказал, где можно его найти.

От детского дома поехали в музей. Здесь Виктор Петрович внимательно ознакомился с экспозицией, пообещал прислать в дар кое-какие семейные реликвии, восхитился иллюстрациями к повести «Кража», сделанными художниками Людмилой Черкасовой и Андреем Тарасовым. Замечу, что авторы редко когда бывают, довольны рисунками к их произведениям, и, зная характер Петровича, думаю, что похвала была заслуженной. Радовались и кинодокументалисты, вновь и вновь готовые снимать писателя.

Виктор Петрович согласился дать специальное телевизионное интервью для игарчан. Договорились, что лучше всех его сможет провести всё та же Мария Вячеславовна Мишечкина. Цель своего нынешнего визита писатель объяснил так: хочу, дескать, «свою Игарку маленько посмотреть, повидаться кое-с кем, в библиотеку собрание сочинений своих привёз, музею кое-какие книжки готов подарить». Сказал, что, слава Богу, обязательств у него уже никаких нет. Свой творческий путь он считает завершённым. Но, если силы будут, напишет ещё повесть для детей. До этого всё не хватало на неё времени.

По-простецки, на ступеньках гостиницы, под вечер и Михаил Литвяков дал интервью местному каналу, ответил на вопросы Ирины Сухановой, рассказав о многолетнем сотрудничестве с писателем.

Оказывается, Михаил Сергеевич Литвяков создал уже два фильма о Викторе Петровиче: «Виктор Астафьев» в 1983 году и «С Астафьевым за Царь-рыбой» в 1994 году. К сожалению, оба этих фильма игарчане увидели только после знакомства с режиссером.

Подводя итоги первого дня, скажу, что его главный результат заключался в том, что работники музея получили подтверждение писателя и точно установили здание детского дома, где он жил. Это здание было единственным подлинным сооружением, связанным с его именем: школа, где он учился, сгорела. Конечно, планы музейщиков по реставрации жилого дома, открытии в нём музейной экспозиции, либо перенесении здания на территорию музея, не могли быть реализованы из-за отсутствия средств. Но со временем на доме появилась памятная доска с барельефом писателя.

День второй, как увидим, не для всех удачный

С утра у съёмочной группы, горожан и писателя было запланировано официальное мероприятие. Инициаторами его проведения выступили енисейские речники. В далёкие 50-е начальник пароходства Иван Михайлович Назаров не только приветствовал и привечал знаменитых литераторов на Енисее: Константина Симонова, Льва Ошанина, Алексея Кожевникова, Виктора Некрасова и других, но и встречал здесь молодых, начинающих Сергея Михалкова и Анатолия Алексина (о чём, непременно, расскажу). С подачи Назарова начались творческие поездки литераторов по Енисею, когда именитые и начинающие писатели и поэты не просто плыли, наслаждаясь путешествием, но и на каждой стоянке, будь то Туруханск, Игарка, либо Дудинка, Диксон, и менее обитаемые станки, встречались со своими читателями.

Иван Михайлович Назаров был сам хорошим рассказчиком, издал не одну книгу о енисейских речниках. Эстафету Назарова подхватили и начинающие судоводители – Иван Булава, Николай Балакин, Игорь Таскин, Иван Марусев, Валентин Яковлев, Виталий Козаченко, Павел Борейша, Николай Скобло, Анатолий Быковский и другие. Сначала в газете «Речник Енисея» публиковались их первые очерки, стихи, рассказы, а затем и стали выходить коллективные и личные издания бывалых капитанов: «Были великой реки», «Летопись Енисея», «Енисей – река жизни», «В Енисейском заливе», «Флотская судьба» и другие. В части рассказов повествуется о событиях в Игарке, а И.А.Булава, В.А.Козаченко, П.П.Борейша и А.Н.Быковский работали когда-то у нас в городе.

В 90-е образовалось своеобразное сообщество речников, ветеранов Енисейского пароходства – «Клуб капитанов». В его состав перед самым отплытием теплохода в Игарку и был торжественно принят Виктор Астафьев.

В Игарке намечалось открытие мемориальной доски в честь легендарного капитана парохода «Тобол» Петра Филипповича Очеретько, открывшего в 1927 году Самоедскую (другие названия — Осетровая, Игарская) глубоководную, защищенную от ветров и удобную для строительства морского порта протоку. По сути, Очеретько – первооткрыватель города, либо основатель города. Но его имя незаслуженно в течение многих лет замалчивалось. В 1937 году он был репрессирован, погиб в пересылке в 1939, и только спустя двадцать лет после смерти реабилитирован прокуратурой Енисейского пароходства.

Мероприятие в речном порту оказалось на редкость многолюдным. У дебаркадера стоял флагман пароходства красавец «Антон Чехов» с туристами. Команда во главе с капитаном Героем Социалистического Труда Иваном Тимофеевичем Марусевым вышла на берег и присоединилась к участникам митинга. Пришли и игарчане.

Виктор Петрович напомнил собравшимся, что когда вспоминают о человеке, незаслуженно забытом, то торжествует справедливость. Не должна быть наша земля без памяти. С Игаркой связаны имена великих писателей Максима Горького и Ромена Роллана. Вся страна когда-то собирала и присылала книги для игарских библиотек. Заполярный город слыл не просто самым грамотным в Красноярском крае, но и самым читающим. И память о тех, кто раньше жил, должна не угасать, а воскресать. И открытие мемориальной доски П.Ф.Очеретько в Игарке он назвал большим событием для маленького города.

Вёл митинг Вадим Александрович Козаченко. По завершении мероприятия, поднявшись в кабинет начальника речного порта,  он рассказал подробно о событиях предшествующих открытию города в отдельном интервью каналу. Оказалось, что и сам Козаченко начинал свою судоводительскую деятельность сразу после войны в Игарке на пароходе «Полярный» — том самом, который привёз первую партию строителей. Виталий Александрович пробыл на Севере пять лет, но и потом не раз бывал в нашем городе, командуя сухогрузами пароходства.

А Виктора Петровича на крыльце окружила толпа вездесущих игарских ребятишек. Все тянули к нему ручонки с книгами для автографов. Не обращая внимания на поднявшийся ветер, писатель добросовестно надписал книги, открытки со своим изображением, которые к тому времени уже начали печататься краевыми типографиями.

Сделали и несколько фотографий на память – с речниками с «Антона Чехова» и ветеранами —  знаменитыми капитанами речного порта Анатолием Прохоровичем Стельмахом и Аркадием Ивановичем Петровым, начальником порта Владимиром Михайловичем Абросимовым. Эта фотография потом публиковалась в очередном сборнике произведений «Клуба капитанов».

Набралась смелости и я, попросив Виктора Петровича согласия сделать совместный с ним снимок. А получив благословение, осмелела, отобрала у него трость, сказав, что негоже ему с палочкой…

К сожалению, запланированную поездку в избушку к брату врач Ольга Денисова категорически запретила. Сильный ветер на реке не благоприятен для его израненных в войну лёгких. И в спокойную погоду она часто делала ему впрыскивания лекарства, облегчая дыхание и состояние гортани при длительном выступлении.

В тот день, подул порывистый ветер, по Енисею пошла волна, наше маленькое судёнышко бросало из стороны в сторону. Я была вынуждена поехать со съёмочной группой, и стала свидетелем интервью Володи Астафьева петербуржцам, поразившимся экзотикой лесного жилища рыбака.

Усаженный у стены избы, на которой снаружи сушилась сеть, отнюдь не специально повешенная для съёмок, «Аким» вначале был немногословен, беспомощно жестикулировал, в каждое предложение по нескольку раз вставлял слова-паразиты «туда-сюда», поэтому был слегка комичен. Небольшого роста, сухощавый, с носом с горбинкой, он был настолько импозантен и фотогеничен, что я подумала: «Его, его надо снимать, а не загримированного под рыбака актёра». Пытаясь разговорить рыбака, режиссёр Михаил Литвяков за кадром задавал ему вопросы. Жужжали и не обращали внимания на съёмочную камеру комары и мошка, то и дело попадавшие в кадр.

Петрович рассказал о поездке с братом на речку Опариху, «развенчал» книжный эпизод с украденными червяками, сказав, что на самом деле банку с ними они прозаично забыли, а червей склевали прожорливые чайки. Но вот всё-таки очередным вопросом, а были ли подобные случаи, лёгшие в основу романа «Царь-рыба» в личной практике рыбака, «Акима» растормошили. Застенчиво, почти по-детски улыбаясь, с загоревшимся взглядом он начал излагать свою историю неравной схватки с осетром, чуть не закончившуюся для рассказчика трагически.

Речь полилась ручейком, словно, он выталкивал  из себя слова-камешки, и подумалось: «Ну не мог, не мог, однажды услышав братца, не заразиться его рассказами Виктор Петрович. Конечно, додумал. Бесспорно, выстроил по-иному сюжет. Но всё-таки «списал» Акима с Володьки — создал литературный шедевр, читаемый и зачитываемый, что называется, «до дыр» по всему свету любителями ловли рыбы и не только. Бог поцеловал сироту-мальчишку, одарив его талантом сочинительства. И он же, Всевышний, послал ему братьев – Владимира и Николая, снабдивших великого писателя сюжетами для своих произведений. И произошло это в любимой для всех нас Игарке и её окрестностях: Курейке, Полое, Карасино, хотя и известно сегодня, что основной эпизод случился с вороговским рыбаком, а деревенька Чушь списана с Ярцево, где жил в последние годы Николай Петрович Астафьев.

Всех их уже нет на этом свете, а книга жива, жив и фильм, получивший название «Всему свой час. С Виктором Астафьевым по Енисею».

Проницательный читатель, прочитавший подзаголовок очерка, спросит, в чём же неудача, заранее авансированная. Отвечу. Главное разочарование дня в том, что Виктору Петровичу не удалось ещё раз побывать вместе с братом в избушке и, может быть, самому закинуть в Енисей удочку.

Провальной оказалась и попытка речников разместить мемориальную доску. Мария Вячеславовна Мишечкина увидела в её тексте толи грамматическую, толи фактическую ошибку. Речники с музейными работниками согласились, увезя доску в Красноярск для исправления. Да так в город её больше и не вернули.

Недавно сгорело и само здание речного порта – тоже уникальное по архитектуре сооружение, сделанное по проекту знаменитого русского архитектора Ивана Леонидова.

Не курсирует ныне по Енисею и красавец-трёхпалубник «Антон Чехов». Проданный на Волгу он был чуть не раздавлен при перегоне судна по Северному морскому пути. Печально, но свой век доживают и два последних пассажирских судна-трудяги на Енисее – «Александр Матросов» и «Валерий Чкалов» — чьими пассажирами были многие российские и мировые знаменитости.

День третий: поездка на озеро

Самый надёжный вид транспорта на Севере – вертолёт. Именно на нём полетели мы в третий день к рыбакам на Хетское озеро, что в двадцати километрах от города и каких-то десяти-пятнадцати минутах лётного времени.

Виктор Петрович собирался с утра основательно. Сменил парадную куртку на синюю тесноватую фуфайку, которая уже и не застёгивалась на уровне живота. Надел песчаного цвета брезентовые штаны от комбинезона. Обул резиновые сапоги. Вообще игарчане предпочитают рыбачить в болотных сапогах, голяшки у которых в развёрнутом виде укрывают всю ногу. Тогда зайти в воду можно достаточно далеко от берега. Но у Виктора Петровича сапоги были ниже колена, хотя тоже тяжеловатые для его возраста. На голову он надел кепку: ту, в которой ходил по городу.

Несколько отрешенно держался Астафьев от остальных пассажиров в вертолёте. Я, было, подумала, что он слегка поссорился с киногруппой, но нет, ему просто хотелось углубиться в себя, побыть одному. Поэтому сразу по прилёту он, закинув удочку на плечо, пошёл вдоль берега, выбирая место для стоянки. После летней жары края озера обмелели, но земля не высохла, тяжёлые сапоги то и дело проваливались в тину. Идти было тяжело. Петрович нервничал. Оператор Вадим Донец попытался с камерой его догнать, но вернулся, поняв, что не к месту.

На берегу озера – балок – подобие избушки, вовнутрь женщин пригласила хозяйка. Мужчины остались на берегу, ожидая возвращения с озера хозяина артели, он проверял сети. Андрей Астафьев сразу же затеял игру со щенками, которые вертелись у него под ногами. Подъехала лодка, рыбаки выгрузили свежий улов, взяли с собой Виктора Петровича и уплыли на средину озера.

Прошло минут сорок – пятьдесят, прежде чем они вернулись. Солнце уже было в зените. Клёва не получилось, но, кажется, Виктор Петрович остался доволен поездкой. Видимо, хоть и ненадолго, но вернулись к нему те детские ощущения восторга от забрасывания лески с насаженным на крючок червяком и грузилом в воду. Волнительные минуты ожидания, когда, не отрываясь, следишь за тихо дрейфующим по волне поплавком, выжидая момента заглатывания рыбешкой смертельного металлического крючка, прикрытого аппетитной наживкой.

Мужики к моменту возвращения лодки успели на небольшом пеньке разместить миски с порезанной кусочками малосольной рыбой, икрой, плеснули понемногу водки в стопочки. Ольга была против, но один глоток Виктор Петрович всё-таки сделал – единственный за всю поездку на родину. Я протянула ему кусочек рыбы, и дальше пошёл интереснейший, с мельчайшими подробностями, шутками и прибаутками изумительный рассказ о том, как он ловил с племянником щук на Тэнепе.

Закончив рассказ, он ненадолго замолчал, может быть, готовясь воспроизвести нам ещё что-то шедевральное. Но режиссер и на природе продолжал исподволь руководить съёмками и неожиданно задал рассказчику серьёзный философский вопрос: «Виктор Петрович, а что значит быть русским?» Нельзя сказать, чтобы вопрос завёл писателя в тупик. Просто, настроен он был в тот момент, видимо, на более лирический лад. Хитро прищурив раненный в войну глаз, Петрович по-мужицки парировал: «Сказал бы тебе словечко, да Валентина рядом!» Он повторил вопрос: «Что такое быть русским?»

Услышав своё имя, я подумала, что нарушив инструкции, я нечаянно попала в кадр, и видимо, метнулась от камеры в сторону, потому что Виктор Петрович продолжил: «Стои, стои, Валентина, я не скажу, стои…» Говорил он именно так: не стой, а стоИ. И вот тут-то потеряв всякую бдительность, я истерически вытолкнула из себя эту фразу: «Ну, тогда почему мы такие?». Вложила в вопрос всё, что во мне уже зрело раньше. Обиду на приезжавших в город литовцев, забиравших с кладбища на родину своих умерших родственников и проклинавших нас русских. За что?

Смущение перед съёмочной группой. Все последние дни, мне, честно говоря, хотелось увезти документалистов из города.   В растерзанной Игарке конца 90-х им то и дело в кадр попадались дома с облупившейся штукатуркой, грязь и мусор на улицах, выбоины на некогда ровных бетонных дорогах. Было больно и обидно за страну, город,   хотя таких масштабных разрушений, как в средине двухтысячных, в Игарке ещё не было.

Своим неожиданным вскриком я нарушила условие, помешала естественному ходу съёмок, чем поставила в неловкое положение авторов при последующем монтаже фильма. Правда, теперь этой «выходкой» горжусь, и мой голос звучит в фильме. Но Виктор Петрович этого фильма уже не увидел. Позже объясню почему, а пока позволю себе привести полностью слова великого русского писателя о нашем народе, истоках его поведения и судьбе: «Ну, удалась такая порода, такая линия пошла в нации: добродушие рядом с жестокостью, жестокость с остервенелостью. Безволие рядом с огромной волей. Чёрт его знает, ну, очень трудно понять!… Примеров блистательной жизни, блистательных поступков множество. Они и сейчас есть. Мы бы пропали, если бы жили при плохих людях… Но и в то же время примеров подонства, какого-то растления, какого-то бессердечия страшного, неуважения к себе, к нации своей… Неуважение к себе – неуважение ко всем остальным…Одним словом не объяснишь, что такое русский…»

Он немного помолчал и продолжил:

Как это как в семье: рождается двое детей и совершенно разных. Вон, они у меня выросли двое – совершенно разные… А уж про фронт и говорить нечего: там край, где проверяются все грани нации. Ну, вот как-то победили всё-таки немцев, организованную нацию, образованную… Кровью, трупами… положили народищу…

Вот основа народа есть. Её чтобы не растёрли в порошок, не загубили, не разменяли на пятаки… Если она сохранится, всё будет в порядке. Но, если уж её растянут, как нитку эту, как куделю, тогда, конечно, очень плохо, тогда уже перерождение, тогда распад России, тогда распад страны. Распад тяжёлый, его даже не предугадаешь, какой он будет. А пока ещё нам, так сказать, придётся жить и помирать всем вместе. И ещё можно иногда, может быть, вполголоса прокричать: «Я русский!»

На обратном пути молчали. Я про себя вспоминала добрым словом Александра Васильевича Ванькина, организовавшего этот полёт, рыбаков, угостивших нас рыбой и на прощанье загрузивших ещё в вертолёт щедрые гостинцы — пойманные щуки и сорожки, припасенные чиры и пелядки. Они пошли на ужин и в обратную дорогу для питания на теплоходе. Котлет и пирогов поварята из «Снежинки» вдоволь приготовили.

По пути с вертолётной площадки заехали в церковь.

В начале 91-го года я, инструктор горкома партии, курировала в Игарке клуб ветеранов, дружна была с его организатором Софьей Александровной Савиной. Не могла отказать ей и помогла разработать Устав православной общины. Под церковь выделили помещение бывшего детского сада на улице Карла Маркса. Вот в эту церковь и приехали мы с Виктором Петровичем и съёмочной группой. Перемещаясь по собору, Астафьев не переставал креститься, осматривая немногочисленные иконы на стенах, сетовал: «Раньше-то в Игарке много икон было, с собой люди привозили, в бараках потихоньку от беспутных властей молились». Получивши ответ от батюшки, что община пока мала, приходят люди, но пока помаленьку, парировал: «Ну и, слава Богу. А где их много-то ждать? Тех, кто на исповедь к Богу ходили, поизвели здесь, — говорил он, не переставая креститься. — Поизвели… Господи, прости их всех. Много у меня здесь родни лежит: прадед, дед, родни много всякой. Прости их, они без причастия, без всего закопаны. От цинги померли. И нас всех прости, Господи».

В 2009 году я вновь была в обновленной игарской церкви. Стараниями прихожан, администрации города и частных предпринимателей храм во имя святителя Николая Мирликийского был реконструирован, у него появился купол, звонница, ведется регулярное богослужение.

День четвёртый, последний

Дни были наполнены событиями. И всё-таки, в перерывах между мероприятиями, съёмками, тогда, когда Виктор Петрович отдыхал, а ему уже требовался для отдыха непродолжительный дневной сон, мы не переставали общаться, всё больше и больше узнавая друг о друге.

Центральным событием дня и для съёмочной группы, и для писателя была встреча с читателями. К тому времени центральная библиотека переехала в дом № 3 первого микрорайона, разместившись на отремонтированных площадях бывшего гастронома. Читателей собралось немного, но разговор получился интересным. Говорили о поэзии и литературе, о мужчинах и женщинах, о властях и народе, о том, что в разные времена и у Виктора Петровича проза была иной, ныне стала жёстче, хлёстче. Астафьев объяснял почему. Напоследок сделали общий снимок на память, приняли дар – 15-томное собрание сочинений, все желающие получили автографы. Долго не расходились.

Мне кажется, что и съёмочная группа поменяла объекты съёмок. Долго снимали игарских ребятишек. Вернулись в речной порт, чтобы увидеть и заснять небольшую тепличку, сооружённую рачительным хозяином прямо на крыше сарая. Заехали в святая святых Ванькина – ледник, где хранились мёрзлые осетры. Удивлялись увиденному в мерзлотной станции: на улице жара, а спустишься вниз – и царство вечного льда. Зима.

Теплоход «Ипполитов-Иванов», как и все пассажирские суда, следующие из Дудинки на Красноярск, в Игарку приходил ночью. На этот раз столы для ужина установили прямо в холле гостиницы, общались, смеялись, фотографировались. Пришла игарская Астафьевская родня: Володя с женой Марией и племянник Сергей Бураков с маленьким сынишкой.

Белые ночи уже ушли в прошлое. Для петербуржцев они не были экзотикой, а мне хотелось, чтобы всё было, как в предыдущий приезд Виктора Петровича.

В салоне теплохода решили присесть на дорожку, так, почти в прыжке получился последний снимок: в центре Виктор Петрович, по обе стороны от него я и Владимир Михайлович Абросимов. Предчувствий того, что всё в последний раз не было.

Через несколько дней я должна была лететь в Красноярск и дальше в Москву в отпуск на свадьбу сына. Посчитала, прилечу как раз накануне прибытия теплохода.

И мы действительно встретились в Красноярске. Выйдя из каюты утром на палубу и увидев меня на причале рядом с Виктором Карповичем Сергейкиным, Астафьев промолвил: «Ну, девка, ты даёшь: уже и здесь нас встречаешь».

Но это уже другая история.

Фото Михаила Литвякова, август 1999.

Читайте также:

• Инкогнито из Красноярска, или 4-й приезд Виктора Астафьева в Игарку
• Мимоплавом, или 6-ой приезд Виктора Астафьева в Игарку
• Как драгоценный себе подарок, или 8-ой приезд Астафьева в Игарку
• Не знает сердце середины, или 5-й приезд Виктора Астафьева в Игарку
• Виктор Астафьев: в Игарке все книги по библиотекам зачитаны до дыр