Говорят, что точность – вежливость королей. Но и для журналистов она – главное, неотъемлемое качество. Вот опубликовали, к примеру, выступление Виктора Астафьева в 1989 году: «…Я года три-четыре назад был здесь, прилетал весной в апреле…», и должен читатель этому факту верить, тем более, что личность писателя – значимая.
Когда в газетную заметку вкрадывается какая-то ошибка, грамматическая, либо фактическая, редакция может дать поправку: так, мол, и так, ошиблись. В 1989 году такой поправки не было.
Однако, тщательно пролистав подшивки газеты «Коммунист Заполярья» за 1985 и 1986 годы следов пребывания Астафьева в Игарке, увы, я не обнаружила.
А ведь я помню, помню еще одну встречу, скорее «секретную», «закрытую», не для широкого круга читателей. Она проходила в кабинете политического просвещения городского комитета партии, что располагался в небольшом угловом зале на первом этаже, где сейчас помещения городского Совета и городского финансового управления в поделенных и отгороженных некогда помещениях. Попала я на нее, поскольку работала в том же заведении, о котором не модно сейчас упоминать, инструктором организационного отдела.
Виктор Петрович был весел и не в меру откровенен, будто находился в кругу очень близких ему людей, и это было действительно так. Он начал свое выступление с фразы: «Если кто-то думает, что слово «писатель» произошло от глагола «писать» (он сделал ударение на первом слоге), то глубоко ошибается. Писательство — тяжкий, изнурительный труд».
Вот, видимо, тогда, отдохнуть от творческого процесса, набраться новых сил, впечатлений, замыслов и образов героев, и пригласил Виктора Петровича Астафьева в Игарку ставший ему другом на долгие годы Виктор Карпович Сергейкин. Пригласил по весне, в апреле, когда яркое ослепительное солнце в Заполярье дарит шоколадный загар, и все, кто возвращается в город с реки, отмечены красно-коричневым цветом лица и кистей рук. Все остальное не каждый смельчак рискнет обнажить и подставить обжигающим солнечным лучам на снегу, который еще и не думает таять.
Весна придет на Север лишь в средине июня. Конец же апреля и самое начало мая привлекательны тем, что на Енисее в районе Полоя начинается ход на нерест уникальной маленькой рыбешки – корюшки, или, как ее называют игарчане, зубатки. Рыбки небольшие по размеру 15-20 сантиметров, ловятся на закидушки. При хорошем клеве рыбак может выловить до ста и более особей, как кому повезет. Занесенная в помещение с мороза, оттаивая, зубатка издает запах свежего огурца, чем приводит в неописуемый восторг северян, как малых, так и больших, изголодавшихся от недостатка витаминов полярной зимой.
Сегодня у некоторых рыбаков есть снегоходы «Буран», и достичь места клева зубатки не представляет большого труда. В семидесятые-восьмидесятые годы счастливчиков доставляли к месту лова на вертолетах. Естественно, что полететь могли Вип-персоны, приближенные к руководству местной авиацией.
Кроме авиаторов, компанию Виктору Петровичу составили руководители главного городского предприятия – лесокомбината, а Петрович захватил с собой своего красноярского приятеля скульптора Владимира Зеленова, чьи фотографии и позволили нам установить подробности четвертого приезда Астафьева в Игарку.
Заслуженный художник России Владимир Зеленов вспоминает, что летали тогда на Старую Хантайку. Дом, где остановились рыбаки, стоял на высоком берегу Енисея в устье притока. Противоположный берег в этом месте был чуть заметен, так широк и могуч Енисей в Заполярье. Принадлежал этот дом бывшему связисту и рыбаку Клавдию Шишову.
Для обслуживания воздушных телефонных линий, а они шли вдоль Енисея, и даже под водой был проложен телефонный кабель, связывавший Игарку и центр строительства железнодорожной трассы, более известной, как «503-ья строка», — Ермаково и далее до Салехарда, жили связисты, кто в одиночку, кто семьями. Естественно, что в свободное от основной работы время они занимались рыбалкой и охотой. Только увлеченный этими занятиями человек мог согласиться жить в одиночку в экстремальных северных условиях вдали от цивилизации. Когда связисты перешли на более совершенные технологии, а железнодорожная трасса получила прозвище «Мертвой дороги», Клавдий стал рыбаком-профессионалом. Он был широко известен своим гостеприимством, к нему частенько заезжали рыбаки и охотники.
Вот и Зеленов в своих воспоминаниях пишет, что они называли Клавдия «императором».
К сожалению, судьба этого человека оказалась трагичной, он погиб в огне вместе со своими собаками при невыясненных обстоятельствах.
Встретив тогда гостей, «император» показал им свою удаль, легко преодолевая расстояния на снегоходе с двумя прицепными санями сзади.
«Пытался и нас с Астафьевым научить управлять этой оказией, — вспоминал Владимир Зеленов, — но ничего не вышло. Был апрель месяц, но в этих местах еще по-зимнему мела пурга. Мы прилетели на ход корюшки, но погода настолько испортилась, что ветром разметало все укрытия для рыбалки, приготовленные Клавдием к нашему приезду. Рыбалка не пошла, и мы довольствовались осетриной, которой нас щедро угощал хозяин.
Улетая, мы вспоминали Клавдия, игарских мужиков, и, глядя на Астафьева, я видел, что его сердце щемила тоска. Его можно было понять, он покидал берега своего детства. И закатное солнце сравнялось с енисейскими далями».
Владимир Алексеевич Зеленов, кстати, он автор памятников самому Виктору Петровичу, его дочери Ирине и жене Марии Семеновне на кладбище в Овсянке и бронзовой скульптурной композиции «Астафьевы в Овсянке», установленной в деревенской усадьбе писателя, вспоминает, что многие поездки Астафьева на Енисей, речку Виви в Эвенкию, Сым и Кия в Енисейском районе и, естественно, в Игарку не состоялись бы, «не будь рядом людей, искренне и бескорыстно любивших Виктора Петровича».
«А мне просто повезло, что он брал меня с собой», — с грустью заключает он.
Добавлю к сказанному, что и нам повезло увидеть запечатленными на снимках и великого писателя, и наших земляков, кого уж и нет на этом свете.
Я напомнила бывшему директору лесокомбината Николаю Александровичу Золотухину об этой поездке. Он улыбнулся: «Мы вместе с Астафьевым не прилетали. Рыбачили неподалеку в Полое, кстати, я впервые тогда взял с собой на рыбалку сынишку Николая, он тоже на этом снимке. Хорошие вести быстро распространяются, даже и в тундре. Прослышали и мы, что Астафьев у Клавдия гостит, быстро снялись с места. Грех быть рядом и не повстречаться со знаменитым земляком и удивительным рассказчиком. Сегодня, когда читаю его, вспоминаю эту встречу на Хантайке и слышу живьем его голос».
Говорят, что у гениального писателя при прочтении его прозы обязательно должен возникнуть эффект присутствия его рядом с тобой, звучание его живой речи.
Действительно, тем, кто имел счастье слышать Виктора Петровича, каждое прикосновение к его книгам дарит радость общения с живым рассказчиком. Только вот мало нас остается: нет уже Виктора Карповича Сергейкина, нет и Бориса Борисовича Масловского, заядлого охотника и рыбака. Он был уполномоченным «Союзлесоэкспорта» на Игарском лесокомбинате, через него шло заключение всех договоров на поставку пиломатериалов из Игарки на экспорт. А после большого пожара именно его молодая семья приютила нашу семью погорельцев. Совсем недавно ушел из жизни и Леонид Сергеевич Мартыненко, долгие годы он возглавлял педагогическое училище народов Севера, а потом был заместителем командира авиапредприятия по политико-воспитательной работе.
Из всех, кто на этом снимке, на Севере остался только Владимир Филиппович Белкин, неутомимый оптимист и любитель природы. Дозвониться до него трудно. А вот Николай Золотухин сомневается в том, что этот приезд Астафьева в Заполярье состоялся в 1985 или 1986 годах. Он называет мне 1987 год, и его аргументы кажутся мне весьма убедительными.
Со слов самого Виктора Петровича известно, что прилетал он к нам «перед тем, как писать предисловие к книге «Мы из Игарки». Оно тоже датировано 1987 годом. Тогда, ошибся Астафьев? Или был на весенней рыбалке не однажды?
Местная газета для меня, живущей сегодня вдали от города, — источник, в котором нахожу документальные подтверждения ушедших в прошлое событий. Возвращаюсь вновь в краевую научную библиотеку и в зале ретропериодики в «Коммунисте Заполярья» за 25 апреля 1987 года под рубрикой «Гости нашего города» нахожу информацию под фотографией Виктора Петровича: «Спустя восемь лет Игарку посетил вновь наш земляк, писатель В.П.Астафьев».
В ней как раз и повествуется, что та самая его встреча с жителями в городском комитете партии прошла на прошлой неделе, то есть, получается, во второй декаде апреля. А вскоре мне становится известной и более точная дате его прибытия в Игарку: 15 апреля 1987 года.
Поздравляя своего коллегу, иркутского писателя Валентина Распутина с высоким званием «Героя социалистического труда», Виктор Петрович сетует: «У меня зима прошла даром. Почти ничего не сделал, а устал, будто охотничья собака, даже шерсть к весне (читай волосы) лезет от усталости. Улетаю на три дня в Игарку перевести дух и кое-что поглядеть…» И добавляет: «…завтра улетаю». («Виктор Астафьев. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952-2001, Иркутск, Сапронов г, 2009, стр.408.)
Круг поиска замкнулся. Стало ясным, после 1979 года, следующим, четвертым, стал приезд Виктора Петровича в город детства 15 апреля 1987 года. Пробыл он здесь три дня, как планировал, либо задержался подольше, большой важности, думаю, не имеет. Память об этой встрече, как видим, осталась.
Оказавшиеся с ним на реке рыбаки слушали устные рассказы – Виктор Петрович – рассказчик удивительный, артистичный, сама не раз слышала его потом в тесной компании. Больной с детства глаз слегка прищурен, взгляд с хитринкой, широкая улыбка. Повествование изобилует мельчайшими подробностями, но фабула рассказа не ускользает. А слова, словечки, знакомые нам с детства, сибирские, ядреные, слегка уже и забытые, но воскрешенные устами писателя:
«Я ловил щук. Щука настолько отощала, что при мне одна сняла с камня кулика. Ага! Жрать-то нечего! Зазевался маленько. А она го-еп! Я говорю: «Ваши не пляшут, осиротил детей кулик…»
И он первым заразительно смеется.
Мы все тогда восхищались только что опубликованной новой повестью Астафьева «Печальный детектив». В эпоху перестройки и гласности она казалась нам откровением, новой темой, возможностью в открытую сказать о том, о чем раньше лишь шептались в тесном кругу близких знакомых. Теперь я понимаю, что высказавшись однажды, Астафьев не считал эту повесть своей литературной удачей.
«Последний поклон», «Пастуха и пастушку», «Оду русскому огороду» читать и вновь перечитывать последующим поколениям. Они вне времени, они совершенны, они такие же литературные шедевры, как «Капитанская дочка» Александра Пушкина, «Война и мир» Льва Толстого, «Тихий Дон» Михаила Шолохова.
Что-то для себя Астафьев тогда тоже «поглядел». Предисловие к пятому изданию книги «Мы из Игарки» получилось сочным, красочным, но увиденные апрельские городские пейзажи удручили писателя: «Вечером город совершенно пустой, да и днем не очень густо. Раньше он кишел ребятишками, все были на улице. Там и дрались мы, «полоскались». Детдомовские с городскими, с дрынами ходили, собак запрягали. Была какая-то духовность. Много читали…» («Жить достойно», газета «Коммунист Заполярья» 29 июля 1989 года)
Высказав все это на встрече с читателями в переполненном зале Дома культуры лесокомбината, писатель внезапно замолчал. А потом добавил: «Что вам еще сказать? Поблагодарить?»
Зал разразился аплодисментами. Встреча завершилась.
Записанная журналистами на магнитофон стенограмма его выступления перед читателями на этом обрывается, а прочитанная сегодня вновь невольно приводит к выводу: уже тогда, в 80-х он прозорливо предвидел начало краха великой империи. Ему уже было горько и обидно за державу. И он обвинял, обвинял нас за иные жизненные приоритеты…
А мы не поняли, разразившись аплодисментами.
Но я снова забегаю вперед.
Опубликовано также в газете «Игарские новости» за 11 октября 2014 года № 90.
