В эти хрустальные дни сентября, когда кажется, что огромный слезночистый родник обтекает город, когда дали глубоки, хрупки и ясны, когда кристаллы яркого инея красиво наряжают озябшую от заморозков траву, Игарка живет деловито, напряженно и горячо.
Круглые сутки гудит, грохочет порт, дымят трубы силовой станции, скрежещут лесотаски. Временами кажется, что дома сдвигаются ближе к протоке, к причалам, где гигантскими утесами возвышаются корабли.
Подъемные краны проворно подхватывают аккуратные пакеты опрятных досок и бережно несут их в ненасытные трюмы. По деревянным настилам стремительно проносятся лесовозы.
Сереброкрылые, похожие на чаек, самолеты приходят с юга. Они привозят с собой последние номера мудрой «Правды». И к ним, к этим шуршащим страницам, повествующим об истории партии, приникают тысячи игарцев, черпая из них родниковую свежесть, бодрость и силу.
— Они подсказывают сердцу, как нужно работать, — говорит загорелый мужественный бригадир, — вроде легче становится, когда прочитаешь о партии нашей, и видимость больше делается, глубже как-то проникает в жизнь.
Краткий курс истории ВКП (б) окружает людей историческим ориентиром, неисчерпаемой волей побеждать.
У города своя страда: 10-ая Карская. Близится зима. По утрам белые заморозки сковывают воду. И хотя полдневное солнце еще не растеряло летней мощи, все-таки чувствуется, что где-то поблизости затаился холодок: он ждет только маленького порыва ветра, чтобы разлиться в воздухе и еще раз напомнить о зиме.
И потому так торопливы люди, так быстры лесовозы, так неспокойны сны. Ни одного бревна шуге! Ни одного часа простоя! Это запечатлено в сердце. Иностранные моряки маленькими группами ходят по людным улицам. Иностранцы рассматривают игарские дома пристально и взволнованно, несомненно, что они увезут себе в Ливерпуль, Марсель, Лоренсо Маркиз то свежее, большое и новое чувство, которое обогатило их короткое пребывание в советском городе.
За протокой рыжей медвежьей шкурой лег совхозный остров. Там вызревает картофель, а в светлых теплицах спеют помидоры, благоухают левкои, анютины глазки, родившиеся под гостеприимной Полярной звездой. Им не грозит участь пальмы. Они, как и люди, спокойны за свою судьбу, за свое будущее. Они готовятся к решительному наступлению против северных вьюг и морозов, готовятся радужным паводком затопить город.
И когда учитель диктует классу: «За Полярным кругом наливаются яблоки», — фраза не вызывает удивления. Она принимается как должное.
Город живет.
Агитаторы несут к морским причалам золотые слова большевизма. Рослые девушки легонько подталкивает пиканками ленивые бревна, чтобы шевелились проворней. Совпартшколки вышивают звездным бисером герб Родины. Восьмиклассники читают повести и романы.
Вечерами зажигаются сотни огней. Они красиво переливаются в струях студеного воздуха. Похоже, что перед тобой расстилается необозримые луг, испещренный яркими жарками. Тогда хочется взять букет из этих вдохновенных огней.
Над лесозаводами стоит большое резкое сиянье. И в нахлынувшей от леса тишине чуткое ухо слышит, как стучат дизели силовой – сердца Игарки.
Потоки народа идут в кинотеатр. Там демонстрируется речь товарища Сталина. Люди разных возрастов и профессий, охваченные единым порывом, поднимаются с мест и восторженно приветствуют вождя. Словно, он здесь с ними. Словно они чувствуют его огневое дыхание.
— Мы видели Сталина, — затаенно говорят они, возвратясь из кино.
— Он, как живой, беседовал с нами. Он всегда с нами.
Сияют огни, много огней. Гудят пароходы, чу, шумит осенняя, ждущая снега тайга.
Скользит одинокое, посеребренное луной облачко, похожее на дирижабль. Где-то вспыхивает песня, где-то кричит испуганная птица.
По дороге из порта медленно идут двое. Юноша, склоняясь к подруге, говорит о своем чувстве словами поэта:
— Я люблю твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив…
Вокруг никого. И только Полярная звезда, застывшая в зените, начинает блестеть ярче. Может быть, до нее дошла крупица человеческого счастья.
Игнатий Рождественский
Газета «Большевик Заполярья», город Игарка, 30 сентября 1938 года.
