Пока обдумывала, как изложить на бумагу всё то, что случайно узнала в эти дни, в голове рефреном звучал отрывок из песни Булата Окуджавы: «Ах, война, что ты сделала, подлая!» Действительно, война настолько перекроила наши семейные отношения, что и сегодня сложно понять, почему события стали развиваться именно таким, а не иным образом. Мог ли человек, прошедший фронт, испугаться и струсить в мирной жизни? А предать своих близких и родных? Вопросы, вопросы, вопросы. Точных ответов на них, увы, нет.
Из этих соображений, подлинных фамилий героев очерка не назову. Их уже давно нет в живых, нет и рожденного ими поколения. Но как со знанием этого жить потомкам, носящим ту же самую фамилию?
Вот эта история. Жили-были в одной Алтайской деревушке три брата: Павел, Михаил, и Алексей. Когда началась война, Павлу исполнилось 37, Михаилу 31, а младшему Алексею — 26. Впрочем, несколько раньше, но когда именно, точно не установлено, братья переехали в Игарку. Не сохранилось достоверных сведений, по своей ли воле приехали они строить цитадель социализма на Крайнем Севере, либо попали под правительственную директиву, когда лишь мало-мальски зажиточная семья с ярлыком «кулаки» высылалась на необжитые ещё территории. Ехали семьями: с жёнами и детьми, надеясь отыскать покой и счастье на новом месте, сытую, безбедную жизнь.
Ничего не известно нам о семье старшего Павла, наверняка, она была.
Был женат и младший — Алексей. Его жену звали Александра Александровна. Алексей с женой жил на улице Сталина, в доме 21, в 11-ой квартире. Улицей Сталина ещё при жизни генералиссимуса назвали одну из лучших улиц в старой части города. Впоследствии она была переименована в улицу Таймырскую. Кто помнит: дома здесь строились добротные, двухэтажные, квартиры в них получали лучшие работники. Размышляя об этом, всё больше склоняюсь к мысли о том, что приехали братья в Игарку по собственной инициативе, а не насильственным методом, иначе не поселили бы никого из них в столь престижное жильё.
У среднего — Михаила была жена Евдокия и двое сыновей, старшего звали Алёшей.
Когда началась война, все трое братьев ушли на фронт, вместе, либо порознь, не известно. В военкомате таких сведений о них не сохранилось, но упоминание о том, что призваны все трое из нашего города есть в Книгах памяти.
Нашла я и ещё один точный «военный след» братьев в Игарке. Кто-то из них, уже находясь на фронте, написал письмо землякам в газету «Большевик Заполярья». Подлинника газеты я не видела. Но в одной из обзорных послевоенных статей, приуроченной к очередному юбилею Победы, упоминалось, что в военные годы поступило в редакцию письмо от одного из трёх братьев (имя, к сожалению, не было указано, только фамилия). В письме он «благодарил товарищей, оставшихся в тылу за любовь к нему и внимание, обещал ещё яростнее, ещё упорнее сражаться с врагом».
Какой вывод могла я сделать из этой информации? Писавший в газету был патриотически настроенным человеком и, безусловно, грамотным, а если так, то читал много книг. Из того, что стало известным только недавно, допускаю, что этим корреспондентом мог оказаться средний из братьев – Михаил. В его доме было много книг.
Проводив мужа на фронт, Евдокия работала сторожем в Игарторге, видимо, по ночам, пока дети спят, охраняла один из магазинов. Как получилось, что не доглядела она, какую из книг принёс однажды в школу Алёша, не понятно. Может быть, и грамотной сама не была, может, не доглядела. Возможно, и не ведала женщина, что «крамольного» было в содержащемся тексте. Тетрадей в школе не хватало, писали, на чём придётся: на обрывках старых плакатов и обоев, в журналах и книгах между строк. Вот и принёс для этих целей мальчик хранившуюся в сундуке книгу. Могу предположить, что книга была церковной.
Увидев у мальчика, что он принёс, учительница не разрешила ему использовать её для письма, а взяла после уроков с собой и передала сотрудникам НКВД. На следующий день чекисты пришли в дом, сделали обыск, прихватили с собой из сундука ещё несколько книг. Мать мальчиков арестовали, признали «ЧСИР» — «Членом семьи изменника Родины» и 14 октября 1944 года сроком на пять лет выслали с детьми в Туруханск, где младший из детей вскоре и умер от воспаления лёгких. Уволили из школы и учительницу, просигнализировавшую в органы о злополучной книге.
Известно, что волна репрессий не минула стороной и наш город. В 1937 году в Игарке звучали выстрелы. То в совхозе «Полярном», то на лесопромышленном комбинате доблестные чекисты разоблачали очередную группу заговорщиков, обвиняли их в контрреволюционной деятельности. Если бы книга, содержащая призывы к свержению власти и хранилась в библиотеке у Михаила, то он, уходя на фронт, не стал бы оставлять ее – уничтожил. Поэтому я и думаю, что книга могла быть церковной, всё-таки люди предпочитали иметь в семье подобную литературу. Верили, что нельзя их ни уничтожать, ни выбрасывать. Бог покарает.
Версию о том, как семья оказалась в 1944 году в Туруханске, выросший Алёша пересказал своему сыну Борису. Но сам до своей смерти в 2008 году так и не успокаивался, пытался выяснить истинную трагедию своей семьи, искал след отца, даже приезжал для этих целей в Игарку и Туруханск. Не знаю, в каком из поселений, но ему, якобы, объяснили, что утонула баржа с документами, подробности выяснить не предоставляется возможным. Человек поверил.
Термин «Член семьи изменника Родины» был введён в Уголовный Кодекс РСФСР ещё в 1926 году. Наказание предусматривалось не только для совершившего преступление, но и по отношению к членам его семьи. Значит, первичным должно было быть совершенное главой семьи преступление. Действительно ли поводом для высылки стала найденная в
доме книга, или только мальчику в силу его возраста мать привела именно эту версию, я не знаю. Нет никаких свидетельств и о том, что, будучи на фронте, Михаил совершил военное преступление, перешёл на сторону врага, совершил «предательство или содействие немецким оккупантам, службу в карательных или административных органах немецких оккупантов на захваченной ими территории и за попытку к измене родине и изменнические намерения».
Могу только сослаться на то, что 24 июня 1942 года Государственный комитет обороны СССР принял постановление «О членах семьи изменников Родины», где было сказано, что ссылке не подлежат те семьи, «в составе которых после должной проверки будет установлено наличие военнослужащих Красной Армии». Значило ли это, что Михаил в этот момент не был в рядах Красной Армии? Или в нашем государстве, как уже стало известно, грубо нарушался принцип личной ответственности и вины. Не был осуждён, а находился в рядах Красной Армии муж, которому принадлежала «злополучная книга», но были привлечены к ответственности невиновные: его жена и малолетние дети? Поспешили выслужиться чекисты, оправдывавшие своё нахождение вдали от боевых действий?
В 1943 году в Игарку пришло извещение о том, что один из братьев – Алексей — сержант, командир отделения погиб 3 июля 1943 года под Ленинградом. По сведениям, предоставленным в 2004 году Игарским военкоматом в редакцию книги памяти «Никто не забыт» об игарчанах, вернувшихся с фронта живыми, благополучно закончили воевать Михаил и Павел.
Но мама и сестра отца упорно твердили Алексею, что погиб его отец Михаил, а живыми вернулись его братья — Алексей и Павел. Может быть, подростку сказали так, жалея и оберегая его: ведь Михаил на пороге дома так и не появился. Испугался возможных репрессий? По крайней мере, ни разу на страницах городской газеты я не встречала больше имена ни одного из братьев. Не было их ни в репортажах и информациях о работе предприятий и организаций города, ни в очерках об участниках войны, которые, начиная с 60-х годов регулярно стали появляться на её страницах, особенно в преддверии годовщин Победы.
Совершенно скудные сведения о вернувшихся с фронта братьях Михаиле и Павле дал Игарский военкомат: только года их рождения и сам факт возвращения с фронта. В сопроводительном письме в редакцию издания книги памяти, заведующая отделом социального обеспечения Г.Г.Маслова написала: «Более полных данных предоставить не можем, в связи с тем, что архивные документы были утрачены из-за пожара, а провести опрос не предоставляется возможным». Но насколько известно мне, здание военкомата не горело в пожар 1962 года.
Или, может быть, всё было проще и банальнее.
Говорят, что до отъезда в Игарку в Михаила была ещё одна семья и там тоже росли дети. Он выбрал для дальнейшей жизни не пострадавшую за него Евдокию, а предпочёл раствориться в послевоенной суматохе в иной местности и строить свою дальнейшую жизнь с более «чистой» с точки зрения закона женщиной. Не вернулся больше на Север.
До самого смертного их часа, ни мама Евдокия, ни родная тетя по отцу, тоже Евдокия, разговора на эту тему всегда избегали. Кстати, мама прокуратурой Красноярского края была реабилитирована в 1989 году.
Накануне Дня Победы сотни людей побывали на моем сайте, посмотрели Книгу памяти, сверили записи о родственниках. Тогда то и написал мне внук Михаила — Борис: не ошибка ли в моих записях, ведь бабушка говорила, что погиб его дед Михаил, а не его брат Алексей. Кроме имён – всё совпадало, и фронт, и время гибели.
Думаю, что записано правильно. Не верить документам о смерти Алексея, оснований нет. Я нашла в интернете и Донесение о потерях дивизии, и акт о вручения ему награды. Именно он воевал под Ленинградом, награждён медалью «За оборону Ленинграда». Номер полка, дивизии, звание и должность – в обоих документах сходится. Перепутать имя в дивизии не могли. Между датой награждения и датой смерти – несколько дней. Похоронку получила вдова Алексея. В семье Михаила извещения не было. Об этом я написала Борису.
Продолжит ли поиск деда Борис, пока не известно. По крайней мере, он обещал своему умирающему отцу, что узнает правду о деде.
Уходят в прошлое годы войны, всё глубже и глубже скрывая от нас не освещённые документально события тех лет. Как жить дальше? Думаю всё-таки потомкам с сознанием того, что их родственники честно выполнили воинский долг, защитили Родину от врага. Часть из них отдала самое святое, что у них было – жизнь.
