Я пишу эту заметку ночью на корабле, идущем из Игарки в Красноярск по Енисею. Я не был в городе моего детства пять лет, и за это время произошли разительные перемены на великой реке и в далеком, волной социализма вознесенном на обрывистый берег городе.
Он и раньше, захламленный древесными отходами, с его спецпереселенцами преимущественно барачного типа, с избенками, наспех слепленными переселенцами и разной шпаной, именуемой вербованными, выглядел отнюдь не Сочами. И сейчас, после остановки лесозаводов, и почти ликвидировавшейся морской лесоперевозочной навигации, прежде именовавшейся Карской, город и вовсе захудал. Недостроенное жилье и служебные помещения разваливаются, отжившее доживает, несгоревшее догорает.
Город в таком виде и с лесоэкспортным направлением оказался никому не нужен. Советская власть ломилась в будущее, ни с чем не считаясь и ничего не считая, ни жертв человеческих, ни сырья, ни прибытки, ни убытки. Ну, сколько может стоить экспортная доска, сперва везомая за тыщи верст по Ангаре и Енисею на распиловку в порт, а потом из порта через два надолго замерзающих и на коротко оттаивающих моря? Везли. Продавали себе в убыток. Кто-то и покупал. Кричали ура и в воздух руководящие картузы со звездами бросали…
Посчитали…прослезились… захудали. Народу деваться некуда. Городишко, бойкий на слово и дело, безмолвствует. Когда-то кишащие ребятишками и собаками улицы – пусты. На протоке почти безмолвно, лишь изредка прозвенит во тьме моторка браконьера.
И нету, нету куликов, уток, трясогузок, что шныряли между пароходами, лодками, меж домов и в древесном хламье. Начинают, правда, воскресать огороды на острове – кормиться-то надо, — но и здесь землю обложили налогами, как на Кубани.
Господи! Власть российская, опомнись! Людям, что здесь зимогорят, да еще и овощь, и всякое себе пропитание добыть пытаются, надо деньги доплачивать за здешнее, сверхрискованное, жалкое, но будущей жизни до зарезу нужное земледелие, за бесценные их опыт и сметку.
Многие станки и поселения по Енисею временем перемен смыло с берегов, снесло бесследно. Лишь большие древние села с пристанями и каким-никаким промыслом, чаще всего вынужденно браконьерским, еще теплятся дрожащими огнями, и на дебаркадеры выходят к теплоходам современно одетые, сплошь красивые девахи. Щелкают бойко, что белочки, кедровые орехи, стригут, большей частью карими глазами по пассажирам, безнадежно улыбаясь парням и пытаясь перемолвиться с ними веселым словом, когда и беспричинным хохотом оглашая жиденькую толпу.
Боже, Боже, за что эти красивые, ни в чем не повинные молодые люди так неприкаянны, так покинуты и судьбой обойдены?!
Есть и перемены на реке. Отрадные. С тридцать пятого года плавал я по Енисею, и всегда его берега были сплошь завалены отборным лесом. Я сам слышал, как на туристическом теплоходе, защищая честь и разум своей неразумной родины, какой-то патриотический чалдон заливал иностранцам, мол, эдак вот мы по особому сохраняем и выдерживаем древесину, «морим», заключал он свое умоизобретение совершенно точным словом.
Ничего ныне нет на берегах. Зелено и первозданно чисто. Один плот таки разбило в Осиновских порогах, так ниже порога суденышки шныряют, вылавливают плывущий лес.
Неслыханное дело! Десятки, сотни тысяч кубов плыло бесхозно по реке когда-то, и никто на это не обращал внимания. А тут плот, видать, частной фирме или ассоциации в копеечку влетел, вовсе прогореть не хотят, исправляют свою оплошность.
Четвертые сутки в пути. Ночи теплее и теплее. Уходим из полуночного холодного края, а сердце все там, среди развалин и головешек родного города, за которым потерялись в лесотундре могилы прадеда, деда, братьев и сестер, друзей детства и вернувшихся с войны побратимов. Позади яркие огни морских лесовозов, вдруг нагрянувших в Губенскую протоку, позади встреча с добрейшим, уже стареющим братом моим и племянником. Позади приветливые лица старых знакомцев и новых приятелей, которыми еще одаривает жизнь.
Лебеди, утки, гуси, гагары на Хетском, чистом озере, вспугнутые нашим вертолетом, успокоились; жируют и собираются в дальнюю, им лишь ведомую дорогу, белые лебеди, серые гуси, не боящиеся людей вольно хлопают над водою, ныряют за кормом утки, клубящиеся стаи сбиваются в табуны. Они еще не знают, что такое ружья, выстрелы, смерть, что лишь в одном Красноярске их поджидает сто тысяч только зарегистрированных охотников.
Ныне на севере урожайный год на ягоды, грибы и орехи, ожидается хороший ход омуля и сига. Нынче отчего-то окрепла уверенность у северян, что их сиротство и забытость не вечны, что о них вспомнят и Бог, и власти, и народ родной в беде не оставят.
На обратном пути заметней сделались красоты осени, там и сям на склонах ало, огненно пылают осинники, по речному оподолью рудой краской отделились от прибрежного разнолесья черемухи, пообвисли еще редкими, но уже грустными прядями березы, и темны, и покойны кедрачи, средь острых вершин елей и пихт, лохматы и уверенны в вечности своей сосновые боры.
И ничего, что небо нет-нет и брызнет дождевою полосою по реке, прострелит текучей свинцовой россыпью окно теплохода передо мной.
Печаль моя светла.
Виктор Астафьев
Специально для «Зеленой лампы», теплоход «Ипполитов-Иванов».
Опубликовано в ноябре 1999 года в №10 ежемесячной газеты работников культуры и искусства Иркутской области «Зеленая лампа»
Комментарий В.А.Гапеенко
Как быстро летит время. Уже нет на Енисее теплохода «Ипполитов-Иванов». Редко, или возможно, вообще не издается литературный альманах «Зеленая лампа», по крайней мере, во всемирной сети ощутимого его присутствия я не обнаружила. Три года минуло с внезапной кончины иркутского книгоиздателя и редактора «Зеленой лампы» Геннадия Сапронова. Именно по его просьбе и написал Виктор Петрович Астафьев свои впечатления о последней своей поездке в город детства Игарку в августе 1999 года.
Как очень ценную вещь, раритет храню ее в своем домашнем архиве. Но думаю, что очерк с удовольствием будет прочитан не только разбросанными по всему свету игарчанами, но и почитателями его творчества, не являющимися земляками, коих не меньше . «Последняя затесь» — любимый писательский жанр Астафьева не вошла ни в один его авторский сборник, и представляет сегодня определенную ценность для исследователей его творчества.
С удовольствием приглашаю Вас к чтению, и обещаю поделиться и иными историческими материалами, интересными тем, кто изучает историю города Игарки и Туруханского района.
