В этом году исполняется 80 лет со дня издания уникальной книги «Мы из Игарки». Событие значительное. Литературный музей Красноярска даже планировал организовать выставку, тем более, что часть рукописных работ юных авторов хранится в краевом краеведческом музее. Поступило и мне предложение от сотрудников музея подключиться к организаторам экспозиции и предоставить часть имеющихся у меня сведений. Но не срослось. Увы, спонсоров сегодня тема Игарки мало волнует.
— Однако, не надо отчаиваться, — сказала мне при очередной встрече директор Литературного музея Ольга Петровна Ермакова и пригласила меня на готовящуюся к открытию выставку акварелей писателя Виктора Конецкого «Север в фарватере». — Он не раз бывал в Игарке, непременно, и у него есть что-то о вашем уникальном городе.
Я заинтересовалась: для меня Виктор Конецкий – автор сценариев популярных кинофильмов «Полосатый рейс», «Путь к причалу», «Тридцать три». О творческих встречах писателя с игарскими читателями я не слышала, может быть, они были, когда я временно отсутствовала в городе?!
К сожалению, на открытие выставки я не смогла прийти, уехала на летние каникулы с внуками в деревню. Но погрузившись в прихваченные с собой томики произведений писателя начала поиск, который, как всегда, оказался успешным.
Действительно, работая в составе экипажей морских лесовозов, приходивших Северным морским путем в Игарку за экспортными пиломатериалами в 70-е – 90-е годы прошлого столетия, писатель Виктор Викторович Конецкий потенциально мог быть в нашем городе и написать о нем. Ведь «Пионер Выборга», «Ладогалес», «Ломоносово», «Державино», «Индига», «Кингисепп» и другие, где он работал в качестве дублирующего капитана, посещали наш морской порт.
Думала, что он мог быть знаком и с Виктором Петровичем Астафьевым, встречаться с нашим земляком на литературных форумах в Москве, возможно, состоять с ним в переписке.
Написанная детьми с одобрения писателя Максима Горького книга «Мы из Игарки» – далеко не единственный литературный труд о нашем городе. В разные времена о небольшом в масштабах страны городке были созданы художественные произведения — известные и менее известные ныне во всем мире. Это роман «Брат океана» Алексея Кожевникова и «Льды и люди» Саввы Морозова – о первых днях строительства города. Романтическая повесть «Два капитана» Вениамина Каверина, заставившая мальчишек тридцатых годов прошлого столетия мечтать о покорении Арктики и освоении воздушных трасс Заполярья. И в корне отличавшиеся от «каверинских капитанов» своим трагизмом повествования знаменитые «Кража», «Последний поклон», «Васюткино озеро» Виктора Астафьева. Игарка его времен – город изломанных государственными репрессиями людских судеб. Большой пожар 1962 года, уничтоживший часть города и биржу пиломатериалов, готовых к экспорту, описан в повести «И никак иначе» Ириной Левченко.
А что же у Конецкого? Какая Игарка запомнилась ему, еще мальчишкой познавшему смерть близких в блокадном Ленинграде, часто бывавшему не в качестве рядового туриста во многих странах мира, не раз преодолевавшему льды в Арктике?
Поверьте мне, совсем иная. Поэтому стоит и вам взять в любой библиотеке восьмитомник романа-странствия «За доброй надеждой» и найти в шестом томе повесть «Вчерашние заботы». Она написана в 1975-1979 годах о том, как в первый раз в качестве капитана писатель прошёл арктическим рейсом. Автор в предисловии заверяет, что «Вчерашние заботы» — есть произведение беллетристическое», то есть художественное, и герои в нём – люди вымышленные, сюжет не документален.
Из официальной биографии писателя узнаем, что в 1975 году он находился в экипаже морского судна «Ломоносово», а в 1979 году – «Державино». Акварель же, которую он якобы написал во время стоянки в Игарке, датирована им 1976 годом. Возможно, что этот рейс был в 1974 году, прежде, чем автор взялся за перо. Поэтому первое посещение Игарки нами пока точно не установлено, это предмет для последующего изучения. Пока же листаем «Вчерашние заботы», погружаясь в чтение.
«Вчерашние заботы»
Начинается произведение с того, что «18 июля 1975 года в пятнадцать часов ноль-ноль минут» главный герой получает предписание на теплоход «Державино». В тексте предполагалось, что судно пойдёт по маршруту: «Мурманск — Певек – Игарка — Мурманск — один из портов Германской Демократической Республики».
«Невыгодное, тяжелое и нудное плавание» в Арктике с первых страниц повести становится увлекательным рассказом. Нам же оно интересно еще и впечатлениями об Игарке, именно на этих главах мы и постараемся остановиться подробнее, добавив свои комментарии когда-то и нами виденного.
Спустя более чем месяц с начала рейса, 22 августа, капитан судна получает радиограмму, предписывающую ему следовать в наш порт за пиломатериалом. Уже прочитано триста сорок страниц текста, прежде чем находим требующие пояснений уникальные радиопереговоры судов на подходах к Игарке: «Вам куда дали?» «На Пристон идем, последнюю партию на Пристон взяли». «На Бордо потянули». «На Гулль последние дрова». «Куда там еще товар остался?» «Только на Алжир и в демократии». «А на Александрию весь товар вышел?» «Нет, туда и вам хватит!» Александрия вызывает у морячков уныние — там всегда очень долго ждешь разгрузки, иногда месяцами. «Державино» ни о чем не спрашивает. Оно заранее знает, что наши доски идут в ГДР» (Здесь и далее Конецкий В.В. «Роман-странствие «За доброй надеждой», том 6, «Вчерашние заботы», издательство «Астрель-СПб». 2010, стр. 342)
В мой архив учительница из Игарки Галина Павловна Шадрина передала вот эту карту – маршруты поставок пиломатериала из нашего порта.
Наше государство Российская Федерация, именуемое в те годы СССР – Союз Советских Социалистических Республик, поставляло на экспорт пиломатериалы в Европу и Африку, в страны Ближнего Востока и на Кубу. Получателями экспортного товара были Великобритания, Франция, Италия, два немецких государства — ФРГ и ГДР: Федеративная Республика Германия и Германская Демократическая Республика; Испания, Югославия, Голландия, Бельгия, Дания, Финляндия, Арабская Республика Египет, Алжир, Марокко, Иордания, Ливия, Ливан, Сирия и другие. В 70-е Игарский лесокомбинат отгружал ежегодно более миллиона кубометров, обрабатывал свыше ста восьмидесяти судов. Погрузка осуществлялась как с причала, так и непосредственно с барж с товаром, пришедшим от верхних комбинатов из Лесосибирска.
Суда, как правило, сквозь льды шли караваном, пришедшие позднее лесовозы в ожидании погрузки ставились на внешний рейд у станка Старая Игарка. Вот и прибывшее в час ночи 1 сентября «Державино» встало на якорь напротив мыса Кармакулы.
С документальной точностью Виктор Конецкий подтверждает постановку своего судна на внешнем рейде: «Впереди нас такая длинная очередь из других лесовозов, что огней Игарки вообще не видать. Особое наслаждение при вкушении безделья и безответственности. (…) За бортом уставшего «Державино» журчит пресная волна Енисея. (…) В очереди на погрузку мы последние, рядом чудесный лес — спускай вельбот и поехали на пикник. (…) Тишина была в лесу. Осень. Лиственницы, елки, березы, мох, заросли ольхи, россыпи брусники; подсохшая уже, сморщенная черника.
Наломал букет для натюрморта «Осенние листья».
Черника смотрела на меня и букет скорбными и зовущими глазами, как застарелая девственница на здоровенного дворника. И я не выдержал, сжалился над ней, присоединил к букету несколько черничных веточек.
Потом набрал добрый килограмм брусники. (…) Тихо было в лесу, и тихая грусть была во мне. (…) Потом вышел к Енисею, соорудил костер из плавника, слушал шелест камыша и шорох песочка на плоских речных дюнах. (…) Все собрались возле костра и сумерничали часа полтора, пока этот проклятый вельбот прибыл.
Знаю, что «сумерничать» обозначает сидеть без огня, в ожидании темноты, и подремывать. Мы сидели с огнем, ожидали вельбот и не дремали, но больно уж к месту слово. Было как-то по-деревенски просто все: и окружающий мир был прост, и мир был в душе каждого». (Стр.347-349)
Я не случайно привела здесь первые впечатления автора о вынужденном походе в игарский прибрежный лес. Природа в Заполярье скудна. Но не для прошедшего во льдах моряка. Именно эти четко отложившиеся в памяти яркие картины увиденного после длительного и вновь предстоящего арктического плавания, видимо, будут так долго преследовать его, что в конечном итоге заставят взяться за кисть и краски. Так хранящийся в памяти сюжет воплотится в знаменитую ныне акварель «Осень на Игарке». Но к ней мы еще вернемся, пока же вновь возьмем в руки книгу.
«2 сентября в четыре утра снялись с якоря и поплыли в ковш Игарки».
«Ковш Игарки»? Впервые именно так я прочла у Конецкого о нашей уникальной игарской протоке. Действительно, ковш. Это видно на снимке из интернета. Однако, такого сравнения ни у одного из авторов я ранее еще не встречала.
Читаем дальше: «К девяти утра под оба борта подвели баржи и явились докеры — молодежь зеленая, студенты из сибирских вузов. В основном будущие химики-целлюлозники и бумажники из Красноярского института. Серые ватники, оранжевые каски, тельняшки. Не по мобилизации, а по собственному желанию: подрабатывают на каникулах. Волосья, ясное дело, до плеч. У грузчика-студиоза, которому попалась каска № 13, по всей окружности каски надпись: «Да поможет мне бог!»
И совсем не веселая эта надпись. Профессия докера — сложная и трудная. Она осваивается годами, она строится на специальном обучении и опыте, опыте, опыте. Работа с досками — опасная и требует точного исполнения как правил техники безопасности, так и правил укладки досок в трюмах.
Студиозы ровным счетом ничего во всем этом не понимают и не знают. Ужасно видеть, как девчонки-тальмана бегают по фальшборту, кокетничая со всем белым светом, или стоят под опускаемой в трюм вязкой досок, задрав башку и раскрыв рот, в который каждую секунду может вывалить из вязки лесина длиной в пять метров.
Одну девицу в эту навигацию уже прихлопнуло.
Все вместе называется: «нехватка рабочей силы»… (стр.350-351)
Действительно, в начале 70-х годов движение студенческих строительных отрядов было популярным в стране. Во время летних каникул в колхозах и совхозах студенты смело брались за возведение складов, ферм и коровников. В Игарку на погрузку лесоэкспорта несколько лет подряд приезжали студенты Красноярских вузов – Сибирского технологического, цветных металлов и педагогического институтов. В Светлогорске студенты МАИ (Московского авиационного института) принимали участие в строительстве Курейской ГЭС.
Для местных властей приезд студентов, конечно, прав В.В.Конецкий, решал вопросы дешевой рабочей силы, хотя и временной – на два-три месяца. Обучение в высших учебных заведениях в СССР было в те годы бесплатным. Но студентам хотелось иметь средства и на свои личные нужды, поэтому стремление поработать в составе ССО было престижным, отбор жестким – обращали внимание на дисциплину. С удовольствием зачисляли в отряд участников художественной самодеятельности, спортсменов. Концерты студенческих агитбригад, товарищеские встречи по футболу и волейболу в местах дислокации отрядов были популярными среди местной молодежи.
Большинство бойцов (так назывались члены отрядов) за сезон зарабатывали приличные суммы, соизмеримые с полугодовой заработной платой рабочих, и эти деньги были подспорьем для создаваемых в среде студентов молодых семей. Валентин Васильевич Тригуб, известный игарчанам как начальник строительного управления «Игарстрой», в молодые годы был одним из руководителей штаба краевого студенческого строительного отряда.
Конецкий упоминает трагический случай гибели студентки на погрузке. Действительно, он был. После смерти девушки было запрещено студентам работать на этом опасном производстве.
Снимок 1979 года – Игарская протока. Видите, сколько судов одновременно стояло под обработкой.
Приход моряков в Игарку всегда был ожидаем. В конце пятидесятых — начале шестидесятых годов идущие по улицам города не только иностранные, но и советские моряки резко выделялись среди местного населения своими заморскими нарядами: добротным костюмами, стильными брюками в обтяжку, или, как тогда говорили, «в дудочку». Из-за границы в Игарку везли модные на западе плащи из болоньи, только начавшие появляться в единичных количествах джинсы, газовые косынки, тонкие колготки, гипюровые блузки, шариковые ручки и жевательную резинку. У местной элиты хранились и с гордостью демонстрировались пустые бутылки из-под импортного алкоголя, у ребятишек — пустые пачки из-под сигарет. Девчонки коллекционировали обертки от жвачки.
В Игарке женское население превышало мужское, во многих семьях росли дети без отцов, эти семьи называли моряцкими. Я знала девушек, которые вырастая в подобных семьях, вставали на путь матерей, продолжая традиции встреч во время летних навигаций с моряками. Причем, у многих женщин «друзья» были сразу из нескольких экипажей.
Во время стоянки судов, часть экипажа получала увольнительные в город, посещала клуб моряков и местный ресторан, называвшийся «Полярным», а после реконструкции и обшивки внешних стен резным деревом, переименованный в «Русь».
О том, как отдыхают моряки в Игарке, периодически писала местная газета «Коммунист Заполярья».
Но, как говорится, «гладко было на бумаге»…
В повести Конецкого два члена экипажа – судовой врач и моторист судна, перебрав в увольнительной спиртного, угодили в милицию. А это крупная неприятность для судового коллектива. Главного героя капитан просит урегулировать как-то вопрос с местными правоохранительными органами, чтобы информация о проступках членов экипажа не была направлена в пароходство. Виктор Конецкий, к сожалению, подробного описания города в повести не приводит, но отдел милиции рисует достаточно точно. И я не раз бывала в этом здании: в кабинетах у отца – следователя ОБХСС и мужа – начальника госавтоинспекции, в вытрезвителе, где в качестве фельдшера работала моя старшая сестра Галина.
«Милиция в Игарке размещается в здании старинной полярной архитектуры, то есть без следов ампира, барокко или других излишеств. Зато живые зеленые деревья и кусты окружают милицию. И тени от их ветвей колышутся по стенам, и солнце просвечивает в окна кабинетов сквозь листву.
Дежурный, не спрашивая меня ни о поводах и причинах пришествия, ни о моей личности, сказал, что начальник в горкоме и вернется минут через сорок. Вежливо предложил подождать на воздухе. (…) Я сидел под пыльными кустами возле милиции. Вокруг было много самого разного дерева — столбов, заборов, мостков, опилок». (стр.354, 356)
Действительно, двухэтажное здание милиции на улице Карла Маркса утопало в зелени. Горком партии находился через дорогу напротив. Жаль, что не удалось герою повести встретиться с начальником ГОВД. Виктор Иванович Пыхонин – интересная личность, сюжет повести мог бы повернуться в иную сторону.
Конецкий встретился с начальником вытрезвителя, оказавшимся его прежним сослуживцем. Вопрос с доктором был решён. В архив милиции поступил тут же составленный протокол собрания с осуждением поведения судового эскулапа. Но моториста пришлось оставить в камере – слишком дерзко вёл себя моряк, перебравший спиртного при задержании. Подобные случаи бывали, писателю не надо было их специально сочинять – хотя и в единичных количествах, но моряцкие судьбы ломались именно таким образом. Отныне выход за границу для них был закрыт.
Интересно, но о погрузке я, как рядовой городской житель, судила лишь по кратким газетным сводкам да из информационных передач по местному телевидению.
Хорошая пословица: лучше поздно, чем никогда. У Конецкого нахожу не известные мне ранее моменты процесса. Вот, к примеру, о загрузке трюмов: «От момента погрузки лесоматериалов до момента их выгрузки ответственность за груз лежит на судне. (…) груз шел в пакетах. Это дело новое. С переходом от загрузки судов пиломатериалами россыпью к загрузке пакетами плотность укладки стала значительно меньше. Раньше доски укладывались слой за слоем, одна встык другой, и еще «расшпуривались», то есть специальными клиньями их сдвигали, чтобы уменьшить до предела ширину щелей-пустот. Работа эта муторная, и заставлять грузчиков заниматься «расшпуриванием», когда главное для них было, есть и будет — навалить за смену возможно большее количество груза, чтобы выполнить и перевыполнить план, было тяжело: тебе на башку могла «случайно» и доска упасть, если лазаешь по трюмам и заставляешь работяг терять время на забивание клиньев между досок. Зато пустот в трюмах оставалось мало.
При нынешней загрузке пакетами выигрывается время, и это выгодно, ибо на море время и оборачиваемость судов — это чистое золото. Но с точки зрения морской практики здесь многое еще не отработано. В трюмах между торцами пакетов остаются сотни и сотни кубометров пустого пространства». (стр.399-400)
Это о прогрессивном методе погрузки судна жесткими транспортными пакетами.
После того, как трюмы были заполнены, часть запроданного груза размещалась и на палубе судна, так называемый караван. Во всех официальных и рекламных материалах говорилось, что отгружается знаменитая на весь мир ангарская сосна. У Конецкого нахожу эпизод, связанный с тем, что часть пиломатериала оказалась из лиственницы: «Порт напортачил (…) В трюма шла сосна, сейчас навалили уже метр каравана на палубу, а весь караван — лиственница» (стр.400-401).
Оказывается, «удельный вес сосны — ноль целых шесть десятых тонны. Удельный вес лиственницы — ноль восемь. (…) Представьте себе детский пластмассовый пароходик в тазу. Теперь осторожно укладывайте ему на палубу стальные гайки, а внутри пароходика — святой дух, или воздух, или пробка — что-то, во всяком случае, намного легче стальных гаек. Что делает пароходик в тазу? Пока он стоит неподвижно, то тихо и равномерно погружается. Но вот вы его чуть толкнули на свободу, и — аут — переворачивается. (…) Лиственница — одно из самых тяжелых деревьев Сибири (…) Она намного тяжелее сосны. (…) у лиственницы и смола и иголки (…) Она практически не гниет, потому дороже сосны и ели; до революции в России лиственницу запрещено было употреблять в дело частным лицам, она предназначалась только для казенных надобностей, по корабельным сооружениям, между прочим. (…) Лиственницу порт остановил. В караван шла сосна». (стр.401-402)
Есть в повести и другие интересные подробности, связанные с обслуживанием судна при погрузке игарскими стивидорами, но, сохраняя интригу, оставлю их для желающих самим прочесть всё в первозданном тексте.
Бывали и случаи краж вещей у членов экипажа прямо из каюты, как в повести эпизод с джинсами второго механика. Случались и разногласия в оформлении документов с представителями «Экспортлеса». Но, право, чувство патриотизма не позволяет мне обнародовать все подробности повествования. Ограничусь итоговыми впечатлениями автора от стоянки в порту:
«Итак, мы вышли в рейс, когда на судне все переругались, перессорились, оставив на берегу моториста и джинсы второго механика и недобрав четырехсот плановых кубов (но полностью заменив эти кубы бумажками весом в двадцать граммов). К этому надо добавить массу пустот в трюмах и хреновую остойчивость». (стр.411)
Добавлю, что судно было все-таки обработано достаточно быстро. Через шесть суток «Державино» вышло из порта в обратный рейс.
«07.09.15.00.
Снялись из Игарки. До лоцманского судна «Меридиан» — двадцать шесть часов по реке, по Енисею». (стр.398)
«Повели нас вниз по Енисею те же веселые лоцмана, которые вели вверх. Но они сразу почувствовали атмосферу на судне и поскучнели». (стр.411)
Жаль, конечно, что о работе лоцманов говорится в повести до обидного мало. Я работала в гидрографической базе, знаю специфику их деятельности. До начала навигации — судоремонт гидрографического и вспомогательного флота, подготовка средств навигационного оборудовании. Во второй половине июня лоцмейстерский отряд выходит в рейс для расстановки навигационных знаков и контрольного промера глубин на участках Енисея для обеспечения безопасного плавания судов через перекаты. Затем плановые промеры одного из участков Енисея осуществляет гидрографическая партия. В зимнее время ими будет составлен подробный отчет с результатами промеров и направлен в гидрографическое предприятие в Ленинград – именно в его ведении и под его руководством работала база.
Проводку судов от мыса Кармакулы до Сопочной Карги выполняют лоцманы гидрографической базы – элитного подразделения организации. На территории базы в соседнем здании — еще одна небольшая самостоятельная организация – портопункт – ее лоцманы помогают в расстановке судов непосредственно в порту.
Кстати, один из лоцманов – Борис Павлович Водопьянов, проработавший полтора десятка лет в Игарской гидрографической базе, стал профессиональным писателем. О его книгах «Ходовые огни», «Лицом к студеному океану» и «Встречи в пути» – наш рассказ еще ждет свой очереди.
Так что прав был Виктор Конецкий, что «лоцманская работа дает не меньше возможностей изучать людскую натуру и жизнь во всех ее спектрах — от черного до белого и от инфракрасного до ультрафиолетового, нежели в милиции Игарки. Подумайте, сколько судов проведет за жизнь лоцман, и на каждом своя атмосфера, свои чудаки, мудрецы, дураки, добряки, мерзавцы; сколько сценок, одноактных пьес и полнометражных спектаклей видит лоцман. И именно в роли отстраненного зрителя, со стороны видит, а со стороны все острее и виднее рассмотреть можно»… (стр.419)
Имел ли в виду Конецкий коллегу по перу Водопьянова, или просто размышлял по поводу профессии верных помощников капитанов – увы, подтверждения пока я не нашла. А повесть, повторюсь, интересна для чтения.
«Последний рейс»
Между первым и последним рейсом в Арктику у Виктора Конецкого — четырнадцать лет. Именно так говорит его литературный герой в повести «Последний рейс», вышедшей в свет в 2000 году. Примечательно, что этот рейс тоже оказался направлением на Игарку. Повесть основана на дневниковых записях, которые вел писатель во время рейса лесовоза «Кингисепп» в 1986 году.
Восьмидесятые – это совсем иное для страны время. Перестройка и гласность. Открыты все исторические архивы. О чрезвычайных происшествиях – авариях на судах, катастрофах самолетов – в средствах массовой информации говорят в открытую. Виктор Астафьев «обнажает» все подробности криминального быта в повести «Печальный детектив». Конецкий посылает ему приветственную телеграмму: «ВПЕРВЫЕ ЧИТАЮ ТВОЙ ДЕТЕКТИВ ТЧК НИЗКО КЛАНЯЮСЬ ОБНИМАЮ ЗАВИДУЮ И РАДУЮСЬ ТЧК».
И в своем «Последнем рейсе» — произведении художественном – автор то и дело возвращается к подлинным дневниковым записям, описывает события, связанные с гибелью в результате столкновения с сухогрузом пассажирского круизного лайнера «Адмирал Нахимов», аварией на подводной лодке. Писатель невольно оказывается вовлеченным в решение проблем семей погибших туристов.
В тексте повести много радиограмм, поступавших во время рейса в адрес Конецкого от редактора ставшего вмиг популярным и мгновенно раскупаемым журнала «Огонек» Виталия Коротича, с судов, следующих, как и «Кингисепп» на Игарку, переписка с Виктором Астафьевым и его другом — литературным критиком Валентином Курбатовым. Она нам интересна, к ней мы вернемся. Пока же ищем, что увидел, о чем сказал Виктор Викторович Конецкий, приведя в очередной раз судно в наш порт.
«Впервые за всю мою морскую жизнь план перевозок на трассе СМП в тот год оказался не выполнен. Фон — нарастающая неразбериха; антиалкогольная кампания — потому солдаты-пограничники пьют ваксу; начало безвластия в стране: партия в шоке от свалившейся на ее светлую голову перестройки, зато ведомства правят бал, а мы между всего этого крутимся. Прибавьте еще, что крутимся среди льдов. И в мозгах наших полная неразбериха», — пишет автор в предисловии к повести. (Здесь и далее Конецкий В.В. «Роман-странствие «За доброй надеждой», том 8, «Последний рейс», издательство «Астрель-СПб». 2010)
Увы, о конечном пункте плавания нашла в повести совсем немного, но зато как точно вычленена главная годами не решаемая правительством проблема: «В Игарке, куда идем нынче, нет очистительных сооружений, и через временную канализационную сеть ежедневно сбрасывается в Енисей более 3000 кубометров нечистот! Без всякой очистки!
Город пользуется неочищенной водой, которая напрямую из водозабора мелкой речки Гравийки идет в квартиры, и уже в трубах в нее добавляется тройная доза хлора! Стоит ли удивляться, что Игарка — рекордсмен края по инфекционным желудочно-кишечным заболеваниям.
В эту зиму город обеспечен теплом всего на 61 процент…
06.10. До Игарки плыть мне. И среди злых, метельных зарядов, среди вспыхивающих в свете топовых огней снежинок буду искать мыс Агапитовский, остров Давыдовский, Покинутый поселок, избы Плахино…
Сколько раз здесь хожено… Теперь уж без всяких экивоков — последний. (…) Старость. Пенсия впереди по курсу. Не доходя Игарки, стали на якорь в очередь на погрузку. Приехали, Витя». (стр.170)
Вот и все, десяток строк? Впрочем, есть еще и описание аэропорта: «Итак, в Игарке распрощался с судном.
Третьи сутки сижу в аэропортовском бараке, жду самолет на Красноярск.
«Нет погоды».
Перестройка. Уже грохнул Чернобыль и утонул «Нахимов». Я уже в начале рейса рассказывал, как солдаты-пограничники размешивают сапожную ваксу вместе с дегтем в денатурате. Пьют и остаются живыми. Пущай наши внутренние и внешние враги тешат себя надеждой на скорую гибель России. Долго им придется ждать…
В единственном продовольственном магазинчике аэропорта висит объявление: «Сухое молоко отпускается детям до 12 лет строго по справкам». На дверях камеры хранения мелом написано: «Мест нет и не будет».
Народ в бараке валяется в четыре яруса. (Мой комментарий – на самом деле это коридор, ведущий к зоне досмотра, вдоль стен которого расположены многочисленные лавки для ожидающих посадки) Сижу верхом на чемодане, как король на именинах. Духота, мат, детские рыдания, но под потолком барака мерцает телевизор. Правда, экран размером с книжку начинающего писателя, а изображение вовсе чахоточное.
Плевать мне на СМИ. Прощаюсь с Арктикой. Первый раз прошел ее тридцать три года назад. Быстро промелькнула жизнь.
Объявляют посадку. Народ тянется на взлетное поле понуро и в молчании». (стр.172)
С момента посещения города писателем Виктором Конецким минуло много лет. В 2009 году в Игарке построено новое, отвечающее всем современным требования здание аэропорта. В прошлом году введен в эксплуатацию новый водозабор, улучшилось качество питьевой воды, поступающей в дома игарчан.
Я далека от мыслей о том, что новостройки появились в городе благодаря стараниям писателя Виктора Конецкого. В свое время Виктор Петрович Астафьев просил даже Президента России Бориса Ельцина обратить внимание на умирающий город-порт. Ельцин дал поручение правительству…
Я нахожу параллели в другом – и Виктор Петрович Астафьев, и его тезка Виктор Викторович Конецкий оставили свои впечатления об Игарке, которые, как мне кажется, с годами лишь приобретут еще большую значимость, ибо в них запечатлена эпоха.
Символичен и конец повествования – а это уже реальные события. Прилетев из Игарки в Красноярск, Конецкий едет в Овсянку навестить Астафьева.
Два Виктора – Астафьев и Конецкий
Сложно сегодня, когда нет уже в живых обоих писателей, писать об их взаимоотношениях. Виктор Астафьев родился в 1924 году, принимал участие в Великой Отечественной войне. Ленинградец Виктор Конецкий младше его на три года, в блокаду у подростка умерли от голода несколько ближайших родственников. Чудом остался жив он сам. Его повествования об этих годах, и для меня, особенно глава «Дверь» из романа «Кто смотрит в облака» — ничуть не уступает по силе звучания военной прозе Астафьева.
В архиве семьи Конецких хранится книга Виктора Астафьева с дарственной надписью: «Вите Конецкому в память о встрече эту книжечку о нашей земле – доброй и жестокой и все-таки самой прекрасной, потому что нет ее роднее. Виктор Астафьев. Ялта. 63 год».
Поторопившись, выставка, на которой я увидела эту книгу, уже через час закрывалась, я не успела попросить сотрудников Литературного музея показать мне обложку. У Астафьева к тому моменту было издано более десятка книг, среди них и известные «Перевал», «Стародуб», «Звездопад». Это мог быть и сборник «Любовь», где впервые опубликован рассказ «Дикий лук» об игарских докерах. В этот момент наш земляк уже работал над «Кражей». Впрочем, какая книга не так важно, интересно то, что многие десятилетия они знали о существовании друг друга.
Конецкий к тому времени — член Союза писателей, автор сценариев известных кинолент, о которых я упоминала. Возможно, что встретились они в одном из домов отдыха литераторов. Доподлинно известно, что Астафьев следил за творчеством Конецкого. В 1984 году, когда его друг литературный критик Валентин Яковлевич Курбатов в одном из своих писем в Овсянку сообщил о знакомстве с Конецким, Виктор Петрович написал: «Интересно же бывает на свете!.. Ты мне Витю Конецкого описал… Очень хороший мужик, в самом деле, и писатель первоклассный. (…) Впрочем, читатель его хорошо знает, настоящий читатель…» (Здесь и далее В.Астафьев – В.Курбатов. Крест бесконечный. Письма из глубины России. Иркутск. Издатель Г.Сапронов, 2002 год, стр.185)
Вглядимся в даты писем – 4 июня 1984 года Курбатов сообщает Астафьеву, что воротившись «из Ниды, холодноватого литовского дома творчества, в котором в пору было удавиться, когда бы не товарищество славного моряка Виктора Конецкого, с которым мы переговорили обо всей вселенной до самых последних ее углов».(стр.183)
На это письмо Виктор Петрович отвечает сравнительно быстро – 23 июня, и в нем процитированная выше оценка творчества писателя-моряка. Так в переписке завязываются отношения трех близких по духу людей. Через два года Конецкий выходит в свой последний арктический рейс на Игарку, поэтому не случайно в «Последнем рейсе» Конецкий приводит свою переписку с Астафьевым. Именно с ним он намеревается встретиться, коли судьба вновь привела его в Сибирь в столь непростые для страны времена. Во время рейса Конецкий получает радиограммы от Астафьевых, подтверждающие готовность встретиться в Овсянке. Встреча эта, как мы знаем из повести, состоялась, подробности ее известны. И Игарка, как уже это было не раз в истории с другими людьми, вновь связала судьбу писателей.
«Север в фарватере»
Выставка живописных и акварельных работ Виктора Конецкого, названная «Север в фарватере», прошла в Дудинке и Красноярске, сейчас экспонируется в Великом Новгороде.
Ее организаторами стали компания «Норникель», Таймырский краеведческий музей из Дудинки, Красноярский краевой краеведческий музей и Государственный объединенный музей-заповедник Великого Новгорода. Очень жаль, что устроители не взяли в долю игарчан. Им акварели Виктора Конецкого также близки, как понятно и высказывание писателя: «Чем дальше на север, тем беднее пейзаж, но воздействие его сильнее».
Сам писатель, начавший заниматься рисованием в художественной школе еще в детские годы, справедливо полагал, что его живопись – продолжение его книг и лучшие иллюстрации к ним. А если бы не война, иногда говорил он, то он стал бы художником. В своих воспоминаниях Конецкий часто рассказывал о том, что им с братом пришлось кромсать в детстве хранившуюся в семье картину с изображением сирени, чтобы сжечь ее в буржуйке и согреться страшной блокадной зимой 1942 года.
Когда Виктор Викторович перестал выходить в море, когда уже тяжело болел, он всматривался в картины, вспоминая свое внутреннее состояние той поры, когда им писалась та или иная акварель. И это придавало ему жизненные силы, он вновь брался за кисточку и краски. Рисовал по памяти он и в последние годы жизни. Я подолгу стояла у полюбившихся мне питерских пейзажей, скорбела у «Блокадного чайника» и холста написанного в память о погибшей подводной лодке «Курск» — «ПЛ идет домой». Безусловно, интересные решения находила в картине «Кладбище в бухте Варнека на острове Вайгач» и акварели «Переделкино. Дорога к даче Бориса Пастернака». Монументальным мне показался «Ледокол» и близким морской пейзаж «Прибоя».
Вот, наконец, и небольшая по формату 36х23 акварель «Осень на Игарке», написанная в 1976 году . Ее я уже видела на обложке книги «Вчерашние заботы». Понятным стало и то, почему автор написал ее спустя год после плавания. Вновь воспоминания и осмысление художником ранее увиденного и уже описанного!
Привередливый зритель скажет, что если художник изобразил суда, стоящие не на внешнем рейде, а в Игарской протоке, то не так она узка, как на картине. И если судить по постановке судов, где на заднем плане остров, отгораживающий протоку от Енисея, то на переднем обязательно должен быть знаменитый кедр, а не только ели. И березы в речном порту, откуда должен был якобы смотреть художник, помощнее, повзрослее.
Но вернитесь вновь на страницы повести «Вчерашние заботы». Художник запечатлел то, что отложилось в памяти: редкий лесок, суда под погрузкой и яркие краски осени. И за это мы ему бесконечно благодарны.
Ну, а игарчанам, живущим в Великом Новгороде, рекомендую обязательно сходить на выставку – на очередную встречу с городом юности Игаркой и для знакомства с автором, писавшим о ней. Впечатляют акварельные и живописные работы: Север, Арктика, уголки Санкт-Петербурга, Диксон, Игарка; с интересом знакомишься с жизненными вехами писателя, бережно хранимыми женой писателя Татьяной, дорогими семейными реликвиями и документами.
Одновременно прошу всех поделиться своими воспоминаниями, фотоснимками творческих встреч писателя В.В.Конецкого с игарчанами. Безусловно, они были. Давайте вспомним, когда.
Фото: панорама нового аэропорта с сайта Одноклассники, автор Федченков.
