Летом 1928 года в устье Губенской протоки бросил якорь пароход «Тобол». За каменным мысом, позднее названным Выделенным, на Енисее штормило, гуляли там беляки, с грохотом разбиваясь о скалистые выступы, но на протоке волнение и шторм были едва ощутимы.
В Заполярье прибыла и надолго обосновалась на берегу протоки экспедиция, возглавляемая геологом Урванцевым и инженером Рюбиным. Промерялись входы в протоку, определялось место стоянки кораблей, закладывалось основание нового порта на Енисее, который вскорости получил название Игарка, по имени охотника Егорки, зимовье которого якобы стояло здесь когда-то.
Трудно строился город на вечной мерзлоте, трудно складывались судьбы людей, трудно давался каждый шаг, каждое строение, каждый кубометр экспортной древесины. В первые годы косила людей цинга, морозы доводили первопоселенцев до отчаяния, и много их легло в неглубокие холодные могилы Заполярья. Но дом за домом, улица за улицей, ощупью, с оглядкой на прошлые ошибки, накапливая опыт строительства и совместного житья разноязыких народов, зачастую приплывавших сюда не по своей воле и охоте, возводился новый заполярный город — один из первых в стране.
С самого очень трудного начала строительства царил в городе дух какой-то, ныне уже и не всеми понимаемой бодрости, коллективизма, взаимовыручки. Первопоселенцы рассказывали, что сначала складывали печи из кирпича, выжигаемого на кирпичном заводе в Медвежьем логу. Над печью делали козырек из горбыля, чтоб не мочило стряпух, потом к столбикам прибивали тесины с одной стороны, подумав, прибивали и с другой, третьей, четвертой, еще подумав, засыпали меж стен опилки, прорезали окно одно, другое, — и вот оно, жилье, пусть и временное, уже готово. Главное было сложить печку. Работники кирпичного завода работали круглыми сутками и семьями здесь, на кирпичном заводе и жили; ребятишки, а их в крестьянских спецпереселенческих семьях было, как луковиц в связке, очень любили спать в сушильных жарких цехах, возле горячо пыхающего кирпича.
В праздники недавние крестьяне, отделавшись от испуга и неразберихи, немножко обжившись на далеком, болотистом берегу, охотно справляли и старые, и новые праздники; под козырьками, в сараюхах, насыпных строениях с односкатной крышей, звучали гармошки, песни, гулялись свадьбы, справлялись поминки, складывались новые семьи и новые человеческие отношения.
Непростые, надо заметить, отношения, как в социальном, так и во всех других смыслах. Была комендатура, были комендатурские работники, возникли столовые, магазины, управления, которые назывались «комендатурскими». Даже после того, как сама комендатура исчезала и заведения общепита получили порядковые городские номера, народ продолжал их именовать первоначаль ными и поныне кой-кому коробящими чуткое, «нежное» ухо названиями.
В этом городе труд был воистину всему голова! Он объединял, он спасал, он помогал сплочению и дружбе. К счастью, «отцам» молодого города не пришло в голову разделять детей с помощью спецшкол и каких-либо других сверх мудрых учебных и административных заведений и организационных мероприятий. Жили, учились и работали все вместе. Теснота города, длинная-предлинная зима, общность интересов объединяли людей.
Рабочих рук, особенно в Карскую экспедицию, в период навигации не хватало, на помощь приходили все: домохозяйки, старики, дети работали на бирже, на причалах, на заводах, и многие подростки к шестнадцати годам уже имели погрузочную или лесопильную специальность. Заработки по тем временам, во время Карской, были хорошие, и хотя взыскивались со спецпереселенцев всевозможные, порой совсем уж хитроумные налоги, народ, пусть и тесно живущий, обзаводился имуществом, одеждой, предметами культуры и быта, во всех почти однокомнатных квартирах, в бараках звучало радио, патефоны, появились велосипеды, швейные машинки. К концу тридцатых годов были выведены здешние сорта картофеля и овощей, увеличился завоз продуктов, почти полностью была изжита цинга.
В эту же пору в Игарке появился драмтеатр, возглавляемый «аргонавтом искусства» Верой Николаевной Пашенной, и хотя население города долгое время не превышало десяти тысяч, в театре никогда не было свободных мест; впрочем, и кинотеатры ломились от зрителей. Здесь жило какое-то жадное, непоборимое стремление к общению, содружеству, творчеству.
Игарские ребятишки — это особая статья в жизни Игарки тридцатых годов. Много их потом пало на войне, иные уже покинули земные пределы, исчерпав сроки жизни. Но те старики, что еще живы, чаще всего вспоминают, как, придя на лесозавод, часами простаивали у пилорам, не ощущая мороза, не отрываясь, смотрели как механические пилы, струя опилки вниз, где их сгребали в специальные ящики и на конях свозили на свалку, кроили бревна на доски. Рабочие, накатывая баграми бревна на блескучие ролики, отбрасывая горбыль и обрезь — «макаронник и торец», трудились молча, споро. Никогда они не прогоняли ребятишек, завороженно слушающих звон пил и аханье тяжелых механизмов, хотя кругом висели упреждения типа «Посторонним вход воспрещен», «Не стой возле пилорамы», — потому как не было в Игарке «посторонних», все были свои в «доску», и мужики только для порядку прикрикнут, бывало: «Орлы! Не курите тут!» или нос у какого-нибудь «орла» утрут рукавицей, расхохочутся и работают дальше. Иногда и по двенадцать часов, потому как зимой из-за совсем непереносимых морозов случалось немало «актированных» дней, а план — он не ждет, и экспортная продукция к приходу морских кораблей, в ту пору чаще всего иностранных, должна быть приготовлена.
И работа на заводах, и жизнь, и учеба, и всякого рода общественная деятельность зимней порой шли в Игарке под крышами, в тепле. Но игры, ребячьи забавы, потасовки, езда на собаках, катанье на лыжах и санках, охота на песца и куропаток, сооружение снежных катакомб, сражения после просмотра фильмов — все это совершалось на улицах, на Губенской протоке, возле бараков и на небольшом, деревянными щитами огороженном стадионе. Ребята росли задиристые, крепкие и норовистые. И большие были выдумщики в забавах, играх и всякого рода развлечениях.
Много в Игарке работало самодеятельных кружков. Ребята что-то пилили, строгали, клеили, вырезали, сооружали, и не только во дворце пионеров или в школах, но и дома, по избам и баракам.
И еще в Игарке очень много и жадно читали. И хотя был всесоюзный клич по сбору книг для Игарки, их все равно не хватало. Тогда возникли во многих школах литературные кружки, ребят охватил творческий зуд, повсюду стали издаваться рукописные журналы, для которых сами ребята придумывали названия, сами писали в них стихи, заметки, рассказы и очерки. Кто не умел сочинять, тот картинки рисовал, а которые школьники ни писать, ни рисовать не могли, те сшивали, клеили, брошюровали школьные издания.
Такая вот тяга к коллективному творческому труду и послужила толчком для создания книги «Мы из Игарки», со дня выпуска которой прошло уже 50 лет.
Намерения юных игарчан написать книгу о себе и о своем заполярном городе поддержали письмами Максим Горький, Ромэн Роллан, Мартин Андерсен Нексе и другие деятели культуры за рубежом и в нашей стране.
Но «что имеем — не храним, потерявши — плачем», — гласит старая русская пословица. Оригиналы писем М. Горького в Игарку сгорели в одном из многочисленных пожаров — постоянном бедствии деревянного города. Не нашлось в крае и в Игарке людей, кто бы позаботился о сохранении этих бесценных реликвий, также и литературного музея с безвозвратно погибшими рукописными журналами, рисунками, изделиями и предметами школьного быта тех лет вместе со школой № 12…
Тогда, в середине тридцатых годов, слово «конкурс» еще не было так распространено, как ныне, но что-то подобное конкурсу, возбудило весь город. В каждом классе, в каждом кружке шла напряженная творческая работа. Ребята «творили», писали о себе и обо всем том, что было в городе, как он строился, как им тут живется, работается. Игарский преподаватель русского языка и литературы, будущий известный сибирский поэт Игнатий Рождественский так писал об этом:
На вездеходах и на самолетах
Вернулись дети в школу-интернат,
Минуло лето в играх и заботах,
Был каждый день событьями богат.
Раскрыты аккуратные тетрадки,
И пишут, пишут в них ученики,
Как первый раз копали в тундре грядки,
Палатки разбивали у реки.
Пасли на взгорьях молодых оленей,
Ходили за белухой в океан.
И не для классных только сочинений
Для книги хватит летних впечатлений
У маленьких саха и нганасан…
Результатом творчества юных игарчан явилась книжка «Мы из Игарки», имевшая тоже свою довольно содержательную историю. Она была и остается одной из самых читаемых книг.
Городок из тех, что назван в песне «не великим и не малым», по-прежнему живет напряженной трудовой жизнью. В лесопильных цехах, где когда-то рабочие баграми накатывали на транспортер обледенелые бревна, и они медленно плыли вверх под ухающие и ахающие механизмы, спаренные, затем счетверенные полотна пил «расчерчивали» их повдоль, выкраивая из середки бревна экспортный, «золотой» пиломатериал и, сваливая на стороны краюхи горбылей, теперь сидят за пультами операторы, нажимают кнопки. Народу в цехах мало, тепло, светло, почти бесшумно, но пахнет по-прежнему «вкусно» смолистыми сдобными опилками. Игарский экспортный материал, выпуск и вывоз которого возросли в десятки раз по сравнению с планом тридцатых годов, по-прежнему пользуется большим спросом и успехом на мировом рынке.
«Карская» ныне продолжается не полтора-два месяца, а почти до ноября работают ледоколы, пробивая путь лесовозам по Енисею до Карских ворот и далее, по Ледовитому океану в далекие порты назначения.
И сам город Игарка сместился в сторону, центр его теперь находится на мысе Выделенном. Здесь, на каменном мысу, поставлена стела в честь пятидесятилетия Игарки и здесь же возводится новый город из многоэтажных кирпичных домов. Есть и школа. Новая, удобная, с хорошей библиотекой. Ребята, объединенные в группу «Поиск», открыли общешкольный музей и скоро вместе со взрослыми жителями города будут открывать игарский городской музей.
А старый деревянный город состарился и выгорел. Мало в нем осталось приметных зданий прошлых лет.
Продолжает трудиться лесокомбинат в Игарке — «кормилец и поилец» заполярников. На острове Полярном (Самоедском) зимой и летом напряженно работает игарский аэропорт, много теплоходов и самоходных грузовых судов приходит летом в Игарку, почти исчезло слово, корябающее ухо, «вербованные».
Изменений, видимых и невидимых глазу, много. И вот одно из них — на улицах мало народу. Город, который кипел ребятней, звенел их голосами и смехом, почти пуст, в особенности вечером, а «вечер» тут всю зиму. И взрослые, и дети смотрят телевизор.
Не стало в городе драмтеатра, он переехал в Норильск, на пути потеряв имя Веры Пашенной. Стал он называться именем Маяковского. Лениво посещаются и кинотеатры, Дворец культуры лесопилыциков, поугасла творческая жизнь в городе и в школах, тяжелый вред нанесен окружающей природе, столь здесь ранимой.
Но по-прежнему Игарка остается в крае, да наверное и в стране, одним из самых читающих городов.
Шел я по улице Таймырской и почти уткнулся в утонувший в сугробах домик, к крыльцу которого протоптаны глубокие тропинки. Что-то знакомое мне в нем почудилось. Оказалось — это старая библиотека. Детская. Ныне — филиал детской городской библиотеки. Зашел в помещение. Сухое печное тепло в библиотеке, деревянные стены побелены известкой. Тишина. От окон, заваленных снегом, сочится полусумрак. Так и тянет, как в детстве, сесть за стол, прочесть страницу-другую и задремать в этом книжном уютном царстве.
Книги в библиотеке сплошь изношенные, Хорошо это. Читают игарские дети, хотя по нынешним временам, быть бы книжному фонду здесь и побогаче не мешало.
…Самолет взмыл над островом, над протокой, медленно поднимается над городом «в гору», и все уютней, прибранней и сиротливей смотрится сверху далекий порт, приютившийся в устье Игарской (Губенской) протоки. «Сиротливость» его от зимы, от бескрайности Заполярья. Верится, через месяц-два вскроется лед на Енисее, прибудут сюда морские суда за экспортным пиломатериалом, по Енисею пойдут теплоходы, самоходки, наверное скоро и «метеоры» в Заполярье прорвутся.
Жизнь идет. Продолжается освоение Севера. Строятся новые города, осуществляются дерзкие замыслы человека, и верится, что новые поколения юных игарчан осуществят давно возникший замысел — напишут и составят продолжение славной книги «Мы из Игарки». Им есть о чем поведать потомкам.
1987
(Виктор Астафьев. Собрание сочинений, том 12, Красноярск, «Офсет», 1998 год, стр.534-540)
Комментарий В.А. Гапеенко
Пятое, пока последнее издание книги «Мы из Игарки», предисловие к которой написал Виктор Петрович Астафьев, вышло в свет тиражом 25 тысяч экземпляров. Все они уже давно нашли своего читателя. Не каждому доступно 15-томное собрание сочинений В.П.Астафьева, где оно (предисловие) было еще раз продублировано. Тем более, что 12-15 тома напечатаны ограниченным тиражом и в свободной продаже сегодня можно лишь изредка найти усеченный вариант 1-11 тома.
А между тем, текст этот уникален. В нем в глубоком порыве ставший уже знаменитым писатель возвращается во времена своего детства и дает очень красочное описание Игарки тех лет. Не буду давать более объемной характеристики текста. Просто вернитесь взглядом в опубликованное выше и еще раз прочтите. Я, как патриот своего города, проведя свои лучшие годы в Заполярье, готова читать его вновь и вновь.
Как известно, автором книги «Мы из Игарки» Виктор не стал. Как сам он однажды вспоминал: был в списках и другой автор – его однофамилец – Вася Астафьев, меня и не взяли. Между тем, размести тогда организаторы ребячьего творческого коллектива сочинение Витька Астафьева, имели бы мы сейчас документальный факт более раннего рождения писателя, чем это произошло спустя почти полтора десятка лет с публикацией рассказа «Сибиряк» («Гражданский человек»). Хотя и следует заметить, что рассказ «Васюткино озера», основанный на школьном сочинении «Жив» ученика Игнатия Рождественского Вити Астафьева — сегодня более популярен у читателей, чем «Сибиряк».
Несколько неточностей в начале текста, я имею в виду версию о первожителе Егорке (Игарке) и неправильное правописание фамилии инженера Рыбина (Рюбин) не искажают исторического смысла. А вот следуемые далее картины быта Заполярного города средины тридцатых годов и увиденное писателем при посещении его в конце 70-х, средине 80-х, красочные по содержанию, объемные, с массой запоминающихся мелких, но ёмких подробностей, действительно, шедевр, запечатленный талантливым современником-игарчанином.
Поэтому «Книгу юных северян» и считаю обязательным опубликовать в своем Блоге и думаю, что текст будет обязательно прочитан.
Добавлю также, что все более и более свидетельств популярности книги «Мы из Игарки» и самого города Игарки я нахожу в настоящее время. Так в одном из своих интервью, опубликованном в газете «Новости Игарки» в начале 80-х Леопольд Антонович Барановский рассказал, что в детстве в Латвии читал книгу «Из Игарки» на латышском языке. Факт, которым должны заинтересоваться сотрудники Игарского музея.
А недавно моя родственница рассказала мне о том, что они с мужем в молодости обнаружили на прилавке книжного магазина в Болгарии тоже в 80-ые годы книгу об Игарке на русском языке. Может и удасться увидеть эти книги воочию.
Читайте Астафьева!
На снимках – Панно с портретом В.П.Астафьева из бересты, фото из фонда Игарского музея; обложка книги «Мы из Игарки», пятое издание; здание детского дома в Игарке, где жил В.П.Астафьев и памятная доска на нем (ныне жилой дом), снимки 2014, автор игарчанин Анатолий Казаков.
