Когда начальник городской пожарной части Анатолий Данилович Дресвянский прибыл на фронт, ему было 18 лет. В 19 стал коммунистом. Первое крещение получил под Старой Руссой, освобождал Советскую Прибалтику. Войну закончил при ликвидации Курляндской группировки.
За три года войны, которые выпали на его долю, Анатолий Данилович вырос от рядового до лейтенанта, командира взвода, 7 раз ранен, имеет орден Красного Знамени, 2 медали «За отвагу», а всего 8 боевых наград.
В разведку брали только добровольцев, причем почти обязательно членов ВЛКСМ или коммунистов. Учили обращаться со всеми видами оружия, как нашего, так и немецкого, приемам рукопашного боя…
Анатолий Данилович все 3 года прослужил в разведке. По просьбе редакции он рассказал несколько эпизодов из своей фронтовой биографии.
Язык
В этом поиске я потерял одного из лучших своих товарищей, Александра Виноградова. Мы воевали вместе 8 месяцев, а на фронте это долгий срок. Погиб Виноградов под Старой Руссой в июле 1943 года.
Наша дивизия готовилась к наступлению. Нам приказано было взять языка. На подготовку поиска давали обычно 10 дней. Такой же срок отпустили нам и в этот раз.
Немецкая передовая была хорошо укреплена. Мы облюбовали высоту, а на ней пулеметное гнездо, где постоянно дежурили 2 солдата, Сёмушкина гора — так называлась эта высотка.
Метрах в 70 от пулеметного гнезда устроили наблюдательный пункт. Когда ветерок дул в нашу сторону, до наблюдателя доносилась немецкая речь. Дней через 6-7 мы знали не только местность, распорядок смены немцев, но и фамилии их командиров.
Начать поиск решили перед рассветом, нас было 10 человек: 2 группы прикрытия по 3 бойца и группа нападения. Ползли друг за другом вплотную, подобрались метров на 30, полежали, все тихо, немцы ни о чем не подозревают.
Мы бросились вперед, едва взорвалась граната. На ней мы и построили расчет. Гнездо было окружено песчаным валиком. Решили так: если за валик бросить противотанковую гранату, она оглушит немцев, засыплет их песком.
Все произошло так, как планировали. Один из немцев лежал убитый, но где второй? Смотрим — песок шевелится. Раскопали: живой. Маленький такой, щупленький. Я поднял его, как мешок, передал Виноградову, он еще кому-то. Пулемет тоже прихватили. А ребята из групп прикрытия траншеи гранатами забрасывают, не дают немцам стрелять. Ведь мы уходили во весь рост, пройти так предстояло сотню метров.
Стрелять немцы начали, когда мы почти уже дошли до своих. Да и стреляли-то куда попало. Но одна из шальных пуль досталась Виноградову. Она попала в спину, прошла вдоль лопаток. Он умер от быстрой потери крови.
Немец, взятый нами, рассказал все, что знал. За поиск этот нас наградили медалями «За отвагу».
Засада
Во время наступления разведчиков бросали обычно в тыл противника. Один из таких рейдов мы провели в декабре сорок
третьего, полгода спустя после гибели Виноградова, и тоже в районе Старой Руссы. Наша группа, три десятка человек, должны была проникнуть в немецкий тыл километров на двадцать и перерезать там дорогу, ведущую к фронту. После этого нам предстояло встретиться с партизанами и взять у них данные, которые они добыли для нашего командования.
До места добрались без особых происшествий. Дорога оказалась пустынной. Для засады выбрали извилок, с которого она хорошо просматривалась и вправо, и влево (дорога шла лесом). Нам было отчетливо слышно, как в стороне фронта началась канонада. А здесь по-прежнему тишина. У обочины виднелся пробитый деревянный щит с немецкими надписями — указатель. Ребята сорвали его, перевернули, написали углем на обратной стороне: «Смерть немецким оккупантам». Мы при случае всегда так делали.
Между тем время, в течение которого мы должны были контролировать дорогу, истекло. Стали советоваться. Ребята предложили: подождем немного, может, удастся пострелять. И удалось.
Из-за поворота выползла целая колонна. Впереди шло охранение, человек десять. А потом, с интервалами, три роты. Всего, по подсчетам, немцев было не менее трехсот. Мы заняли места. Сигналом для начала должен был послужить взрыв мины (дорогу мы заминировали). На мину нарвалось охранение. А мы из автоматов ударили по колонне. Отлично было видно, как падали убитые и раненые. Но немцы попались не из новичков. Растерялись они лишь в первый момент (да и обстрелять мы смогли лишь начало колонны). Роты рассыпались, развернулись вдоль дороги и начали обходить нас полукольцом, причем действовали умело и решительно. Я приказал отходить. Еще в самом начале мы разбились на две группы. Пока одна перебегала, другая прикрывала ее огнем.
Выручило нас то, что отходили мы лесом. За лесом начиналось болото, а на краю болота перед тем, как выйти к дороге, мы оставили двух бойцов с ручным пулеметом. Вот тут-то, отойдя к пулемету, мы и залегли.
Они высыпали на опушку сразу. Их было человек пятнадцать, видимо, наиболее горячих. Мы их и встретили. Не всех, конечно, перебили, но большинство — это точно. Те, что в живых остались, — назад. А из наших ребят кто-то кричит мне: «Смотри, собаки!». Они собак догадались спустить. Мы сразу же на них переключились. Часть по немцам стреляет, часть по собакам. Ни одна не сбежала. А мы встали, автоматы, держа их у бедра, направили стволами назад, и так, непрерывно стреляя, чтобы вид создать — мы, мол здесь — быстро пошли к болоту.
Сколько немцы потеряли в том бою, не знаю, но, думаю, достаточно. Наши же все были невредимы. Через несколько часов мы дошли до партизан, а ночью были у своих.
Штурм
Наша дивизия войну заканчивала в Прибалтике. Немцы сопротивлялись отчаянно. В Литве есть небольшой хутор
Пурвиеште. Целый день наши пытались взять — бесполезно. Ночью немцы ушли сами. Разведчикам приказ: проверить. Вошли мы в хутор — немцев действительно нет. За нами подошла пехота, мы возвратились назад, доложили: хутор наш. На рассвете — стрельба. Вызывает меня командир полка. «Чем смотрели, в хуторе были немцы, сейчас пехоту выбили оттуда». «Как так? Мы же сами там были». «Ничего не знаю и не хочу знать. Отбывайте назад. С вами пойдет батальон Волошина».
Что же: виноваты, значит, виноваты. Беда только в том, что у меня своих шесть человек, а в батальоне Волошина — двенадцать. Столько осталось их после последних боев. Иду к Волошину. Отчаянный был командир, прошел войну, вся грудь в орденах. «Что случилось?».
Оказалось, немцы и не думали уходить с хутора. Просто они обнаружили подвал с вином, перепились там, к утру вылезли наружу…
Приказ, тем не менее, выполнять надо. Легче всего было бы просто поднять людей в атаку. Но в данном случае это равнялось бы самоубийству. Перед хутором под огромным развесистым дубом стоял у них пулемет, головы не давал поднять. Говорю ребятам: давайте короткими перебежками, отвлекайте его. А сам к пушке. Она стояла на окраине хутора со вчерашнего дня. Расчет немцы выбили, а она так и осталась стоять.
С трудом, но к пушке я подобрался. Развернул ее так, чтобы прикрыться щитком, навел через ствол. Снаряд прямо в дерево попал, пулеметчиков накрыло. Тут мы и кинулись вперед, к дому, который на краю стоял. Немцы этого никак не ожидали, на пулемет понадеялись, подпустили нас на бросок гранаты. Человек двенадцать их в этом доме было, все там остались.
Но сделана была лишь половина дела. За домом у них дзот был устроен, оттуда они и стреляли. А перед дзотом — каменная стена сантиметров в шестьдесят высотой. Они хотели ее разобрать, да не успели. Подползли мы к этой стене, а дальше никак. Только каменные крошки сверху сыплются, пулями отбитые.
Выручил перископ-разведчик. Высунул я его поверх стены, рассмотрел, откуда они стреляют, говорю: «Ребята, поднимите автоматы над головой и бейте вот в этом направлении». А сам встал и — гранату. Да так удачно — она внутрь попала.
Граната взрывается после броска через четыре-пять секунд. Этих секунд мне и хватило, чтобы по другую сторону дзота забежать. Заскакиваю внутрь — немцы наполовину оглушенные, но сопротивляются. Один к гранате потянулся. Я свалил его ударом ноги: сдавайтесь, кричу, сволочи.
Нескольких мы в плен взяли, остальные сбежали. А всего их было свыше тридцати.
Хитрость
Часто хитростью удавалось сделать больше, чем силой. Мы шли по полю вчетвером: командир роты, двое разведчиков и
я. По полю кое-где были разбросаны огромные воронки, затянутые льдом (дело было в феврале сорок пятого). А в лощине два «фердинанда» заводили моторы. Когда мы их увидели, было поздно. У нас имелись пистолеты, несколько гранат РГ-42 (что против таких махин с ними сделаешь?). Но и у них стрелять было нечем. Они и придумали — раздавить нас. Выбрали прежде всего офицеров.
Напрямую от машины не убежишь. Крутились мы по полю довольно долго. Командиру роты повезло: он наткнулся на связку противотанковых немецких гранат. Остальное было делом его умения. Одна самоходка остановилась, с нее поползла гусеница. А за мной погоня продолжалась.
Не знаю, сколько бы я выдержал, но пришла удачная мысль. Воронки, как я уже говорил, были затянуты льдом и почти незаметны. По одной из них я и побежал. А «фердинанд» как влетел — ни туда ни сюда.
Мы кричим экипажам (а всего их было на двух этих самоходках семь человек): «Сдавайтесь». Они не отвечают. Отправились мы за переводчиком. Они тем временем в одну машину перебрались, что на сухом стояла. «Сдавайтесь, — повторяем, — а то фугас заложим». Смотрим, башня открылась, белое выбросили.
Победа
Думаю, забыть можно многое, но только не день Победы. Курляндская группировка продолжала сопротивление и в мае.
Наши уже взяли Берлин, а мы готовились к новому наступлению. Утром восьмого мая лесом возвращался в часть. Слышу — стрельба. И в стороне немцев, и в тылу. В первый момент ничего не понял, потом толкнуло что-то: ведь победа. Прибегаю к своим, кричу: «Конец войне, ребята!». Они выскакивают с оружием и давай палить вверх. Кругом гильзы летят, они прикрываются от них и стреляют, стреляют. Прибежал командир роты: «Прекратить!». Куда там. Тогда он сам за автомат и тоже стрелять.
У нас ездовой был, мужчина в годах, откуда-то с Кубани. Молчальник до необыкновенного. Скажешь ему что-либо, он только головой кивнет. А тут ходит вокруг землянки и песни поет. И плачет. А через два часа по дороге, ведущей в наш тыл, пошли колонной пленные немцы. Победа пришла.
Записал В.Носов.
Впервые опубликовано в газете «Коммунист Заполярья» 9 мая 1974 года
Комментарий В.А.Гапеенко:
Это рассказ моего отца Анатолия Даниловича Дресвянского. Его давно уже нет в живых. Повзрослели, обзавелись детьми уже и его внуки, вот-вот будут правнуки. Кто расскажет им о войне? Лучше самого участника войны никто. Потому этот очерк и здесь.
Фото: из личного архива. Анатолий Дресвянский на фронте – крайний справа; 17 мая 1944 года, 9 мая 1945 года, в 1950 году, с сыном Владимиром, 1959 год.
Это рассказ моего деда. Гордилась им в детстве, горжусь и сейчас. А маме — спасибо за эту статью, за память, которая осталась в нашей семье и передается новым поколениям.
Привет, ты есть вконтакте? у меня пара вопросов