Евгений

На златом крыльце сидели…

— На златом крыльце сидели: царь, царевич,
король, королевич,
сапожник, портной.

Кто ты будешь такой?
Говори поскорей.
Не задерживай добрых и честных людей.

Эта считалка была одной из самых популярных в играх нашего детства. Чем бы ни занимались – играли ли в «Краски», «Колечко, колечко», «Штандер» или «Лапту», вначале был расчет со считалкой для определения ведущего, или начинающего игру, чтобы все по справедливости. А профессиями, почитаемыми в обществе, неизменно были те, где что – то производили, созидали. Сапожник, как видим, был почитаем, и значился на первом месте.

Любимыми мальчишескими играми, запрещаемыми взрослыми, были «Ножички», «Перья», «Чика». Буфетчицы в школах удивлялись, почему у мальчишек всегда в карманах перочинные ножики, а медные монетки помятые и изогнутые.

Век не только компьютеров, но и телевидения еще не настал. И игарская детвора любила ходить в кино в клуб «Строитель», а в зрительном зале старались устроиться на последний ряд, там можно было забраться с ногами и сесть на спинку кресла, тогда экран не заслонялся головами сидящих на ближних рядах. Ступенек, как в современных кинотеатрах, увы, еще не было.

— Сапожник, — вместе со всеми вырывалось и из уст ребятишек, когда неожиданно рвалась лента, и прерывался показ фильма.

Скажи тогда игарскому мальчонке Женьке Горнову, что он посвятит всю свою жизнь профессии обувщика, он бы страшно обиделся. Кроме значения «мастера по пошиву и ремонту обуви» «сапожниками» именовали и тех, кто плохо или неумело работает.

Как и все северные мальчишки, Евгений Горнов мечтал об авиации. «Классно», как говорят молодые сегодня, используя это ёмкое словечко, было пройтись по игарским улицам в меховых унтах, кожаной, не замерзающей на морозе куртке, да еще и в таком же кожаном шлеме. Некоторые счастливчики могли похвастаться и подаренными им очками. Не только мальчишки тридцатых, но и те, кто родился в пятидесятые, собирались посвятить себя этой профессии. И два его друга и одноклассника – Володя Фефелов и Виктор Цепилов, достигли заветной цели, стали профессиональными летчиками. Ему же здоровье не позволило пройти перед поступлением в летное училище жесткий медицинский отбор. Вот незадача: и северных ветров и морозов он не боялся, и спортом всерьез увлекался, и мама, известная в городе заведующая детским садом, могла бы договориться с врачами «подправить» нужные справки…

Просто судьба у него так складывалась, что относился ко всему легко, не задумываясь, и посему в школьной учебе особых успехов не имел. Он и имя своей первой учительницы сейчас не вспомнит, так часто семья меняла место жительства.

Отец Николай Лаврентьевич Горнов, родом из Семипалатинска, еще до войны окончил геодезический техникум, работал в топографической партии вместе с известным впоследствии писателем Григорием Федосеевым. На фронте был с первых дней войны. Будучи радистом, он корректировал направление огня тяжелой артиллерии на Курской дуге. Не раз был ранен, но вновь возвращался на передовую. Уже при форсировании Днепра в 1944 году его очередное ранение оказалось настолько серьезным, что он был эвакуирован на таежную сибирскую станцию Юрга. Здесь в госпитале он и встретился со своей будущей женой. Екатерина Ряжкина, студентка 4 курса Новосибирского медицинского института, проходила там практику, и почти год ухаживала за бойцом, которому грозила ампутация ноги. Именно она поставила его на ноги, вернула в строй. И дальше по жизни супруги следовали вместе в любви и согласии. Как шутила потом мама: в знак благодарности за спасение, увез на Север на целых двадцать пять лет…

Родившийся в Дудинке в начале пятидесятых Евгений с детства уже успел попутешествовать по всему Красноярскому краю: Дудинка, Валек, Норильск, Туруханск, Абакан. В первый класс пошел в Минусинске, во второй – в Новосибирске…

Только уже, будучи третьеклассником, Женя Горнов пошел учиться в игарскую восьмилетнюю школу номер один, ту, что была тогда на улице Шмидта.

Женя помнит, как, вернувшись на теплоходе из пионерского лагеря «Таежный», впервые шел с отцом пешком по деревянным мостовым ночной Игарки из речного порта в старый город. Помнит и первое сентября в новой школе, как торжественно вели его родители, одев в только что купленный отглаженный костюм и поскрипывающие от новизны ботинки. Уроков в этот день практически не было, после торжественной линейки новичка для знакомства позвали играть в футбол, поставили на ворота…

Когда спустя двадцать лет Женя с молодой женой Ольгой поведет в первый класс своего сына Лаврентия, ему – взрослому — вдруг вспомнятся именно этот случай и глаза его мамы, встретившей тогда сына из школы, в помятом и испачканном землей костюмчике…

Но до этого события было еще далеко. А тогда знакомство с новыми друзьями состоялось, его признали своим парнем, и главное его умение – не просто дружить, но быть надежным другом сохраняется в нем до сих пор.

В Игарке Горновы вначале жили в старой части города в финском поселке, так называли четырехквартирные одноэтажные коттеджи, построенные по проекту финских архитекторов. Такими домиками было застроено несколько улиц. Та, что тянулась вдоль наполняемого водой по весне оврага на втором участке, называлась Логовой. Впрочем, названия ее Евгений, спустя полвека, уже не помнит. В детской памяти остался высокий забор, скрывающий от посторонних глаз радиомачты передающего центра, где жила его одноклассница, пухленькая Надюшка Крылова – ее отец тогда работал радистом. Дом Горновых тоже стоял за высоким забором, но на другом, верхнем, по отношению к реке, конце улицы, и был последним. Дальше лес, куда мальчишкой он бегал с друзьями ловить бекасов на озерке. Куропатки прилетали и садились прямо здесь же. Он и сейчас может рассказать, чем, к примеру, таловка отличается от черноуски. Из этих двух видов куропаток, первую труднее поймать, а особи второй — более крупные.

Во дворе был большой сарай для дров и навес, чтобы зимой меньше снега наметало. А то ведь бывали случаи, что за одну ночь его выпадало столько, что утром невозможно было открыть дверь на улицу, потому-то входные двери в домах, как правило, открывались вовнутрь. Северная экзотика, кстати, мама всегда выскакивала во двор зимой в одном платьице, морозов она не боялась.

Самыми близкими друзьями были Леня и Володя Шнайдеры — Черновы. Отец — Иван Чернов — работал конюхом, и ребятня любила кататься с ним на санях. Немецкая фамилия шла от мамы, но разницы в том не было, дружили. Одного из братьев за нос с горбинкой дразнили Багратионом. Володя, кажется, был упитаннее, чем Леня, или наоборот.

Уехав из Игарки, родители еще долго переписывались между собой, а потом потеряли друг друга из вида.

Ребятня часто собиралась в доме у Горновых, большинство жило в коммунальных квартирах с подселением, внутри комнат разделение на спальню, кухню, или детскую было лишь с помощью занавесок. А Женькины родители получили, казавшуюся тогда большой, часть дома, хотя на деле, я это помню, их квартира — всего лишь одна жилая комната и кухня, служившая одновременно прихожей. Как и современные ребятишки, они любили «актировки», когда из-за мороза не надо было идти в школу на занятия. Днями играли в шахматы, шашки, «Чапаева». И в лес бегали вместе, покататься на лыжах, поставить петли на куропаток. У каждой семьи была своя делянка, никто чужие ловушки не проверял, не свою дичь не забирал. Бывало, вернутся родители с работы, а на печке уже куропатка варится, сын о родителях позаботился.

Когда ему исполнилось тринадцать лет, отец купил ему настоящее взрослое ружье шестнадцатого калибра. Вместе с Горновым старшим подросток поставлял по договору в красноярский ресторан «Север» по тысяче куропаток за сезон.

Перед концом учебного года на родительском собрании каждой семье определяли, сколько дров надо заготовить за лето для отопления школы. Пока родители были на работе, дети пилили, кололи и сушили дрова для «своей поленницы».

Потом отец Евгения перешел работать в гидробазу, тогда она носила название Нижне-Енисейской. Семья переехала в пятый микрорайон, хотя дома со всеми коммунальными удобствами в Игарке стали строиться значительно позднее. Женя пошел учиться в седьмой класс девятой школы. Школа была на улице Карла Маркса, а гидробазовский дом опять оказался на конце города. Конечной автобусной остановкой был хлебозавод. Недалеко в лесочке располагалось кладбище, дальше по берегу были нефтебаза и пионерский лагерь. Туда по деревянной широкой мостовой мальчишки ездили на велосипедах в жаркие летние дни купаться «на ямы». В этих естественных водоемах вода успевала прогреться, и была теплее, чем в Енисее, или его протоке.

С друзьями тех лет – Александром Ивановым, Владимиром Фефеловым, Марией Гроо, он общается до сих пор. А его одноклассница Галка Львова, которой уже несколько лет нет в живых, расставаясь после школы, подарила ему свое фото на память, может быть, надеясь, что первые дружеские ее симпатии смогут перерасти во что-то большее… Недавно от тяжелой болезни в Новосибирске скончался однокашник Виктор Гельрод.

Странно, как устроен мир. В начальной школе № 2, называемой, базовой, поскольку там проходили практику студенты педагогического училища, я сидела за одной партой с Володей Фефеловым и училась в одном классе с Марийкой Гроо и Галкой Львовой. Моими одноклассниками также были Татьяна Эйстрах, Наталья Ширяева и Александр Жерносеков. После знаменитого пожара 1962 года наша семья переехала в старый город. Годом раньше в Игарку приехали Горновы, и тоже поселились в старом городе. Но мы были еще малы, и пути наши не пересеклись.

Я оканчивала четвертую школу. Но помню, как встречались на первенстве города по волейболу с командой девятой школы: Александром Ивановым, Леонидом Хоменко, Юрием Гайфулиным, Александром Горецким, Борисом Макеевым, Людмилой Бесталанных, Галиной Казимирской, Натальей Ширяевой и другими. А вот с Женей Горновым познакомилась только в интернете на сайте «Одноклассников» спустя полвека.

Живя сегодня в разных городах, мы общаемся с ним по скайпу и говорим о том, что нас объединяет: о городе, в котором мы мерзли, но нам было тепло; о детстве, которое было голодным и бедным, но вспоминается сегодня как самое счастливое время.

С родителями и без них рыбачили, ходили на охоту, заготавливали на зиму ягоды и грибы. «Старый» город всегда противостоял «новому», но это были не драки стенка на стенку, а обыкновенное соперничество: у кого интереснее вечер в школе, кто победил на спортивных соревнованиях. Я занималась волейболом и теннисом. Евгений — акробатикой, потом увлекся боксом, штангой. Решил, и самостоятельно, без помощи родителей пошел и записался в музыкальную школу… Формально поступил в класс баяна, но подготовка была такой, что выпускники могли играть практически на всех инструментах: фортепиано, кларнете. Школа не имела тогда своего здания, располагалась в интерклубе, но учителя были высокой квалификации, почти все с консерваторским образованием. Его одноклассники Стас Серебрянский, Коля Юрченко и Саша Удалов продолжили получать музыкальное образование, стали профессиональными музыкантами.

Женя рассказывает, а я стараюсь угадать, о ком это он говорит. Из учителей девятой школы ему больше всего запомнилась молодая учительница математики, только что начавшая свою карьеру, и очень привлекательная внешне.

— Красивая, высокая, стройная брюнетка, и так серьезно относилась к математике, — говорит мне Женя, что я был поражен.

Я подсказываю, и он соглашается со мной, что это была Нина Дмитриевна Щепкина.

— Она начинала урок с того, что просила меня подойти к столу и выложить все из карманов. У меня всегда был перочинный ножик, я привык его вертеть в руках, и не просто так, а всегда что-то выстрагивал. Привычка, которую я сохранил до сих пор, впрочем, и сын мой тоже…

Он говорит мне о директоре школы, я вспоминаю ее имя и фамилия, но по известной причине вслух ее не называю. Именно она, после выпускного вечера, отвела в сторону Женину маму, и заговорщицким тоном спросила, собирается ли Женя учиться дальше, ведь, способности то у него, мягко говоря, средненькие, звезд с неба он не хватает, куда, дескать, ему в вуз…

В аттестате действительно было только две четверки: по геометрии и поведению, по остальным предметам, как мы тогда шутили – «международные» — то есть тройки.

— Тогда, — говорит Женя, впервые в семье состоялся жесткий разговор.

И все-таки он решил рискнуть и попытаться поступить в институт. После девятого класса он на лето устраивался на работу к отцу в гидробазу рабочим в полевую партию. Заработал за сезон почти тысячу рублей, деньги по тем меркам немалые, но, как каламбурится он сам сегодня:

— Ученье свет, а неученым – чуть свет, и на работу.

Словом, понял северный мальчишка, что хоть он и из глубинки, а попытаться поступить в высшее учебное заведение надо. Поехали, вот опять же, установленное только сейчас совпадение, вместе с моим одноклассником Валерой Чириковым в Новосибирский институт советской торговли, заручившись для солидности намерений направлениями от торговой организации, где работала мать Валеры.

Город очаровал – цивилизация, кафе, кинотеатры, парки, всё в цвету. На подготовительных курсах приметили хорошенькую девчонку-ровесницу, Ольгу Кулагину, вернее, это она первая к ним подошла. Познакомились, стали готовиться к экзаменам вместе. Сдавали вроде бы и неплохо, но по конкурсу не прошли: ни игарчанам, ни Ольге — всего по одному баллу и не хватило. Девушка оказалась находчивая, решительная.

— Такая, — смеется сейчас Евгений, что стала отныне моей шеей. Смех, смехом, а супруги Горновы уже вместе более четырех десятков лет, поженились 2 октября 1969 года, живут в любви и согласии, оба сделали карьеру, правда, пути их несколько в этом разошлись.

А тогда оба пошли на вечернее отделение Новосибирского электротехнического института, где их зачислили после первой успешно сданной сессии. Правда молодожены Горновы заметно выделялись среди остальной студенческой массы – на вечернем учились, в большинстве, производственники, уже профессионалы и люди в возрасте. Скорее всего, способности у студента Горнова были, все-таки, игарские учителя давали глубокие и прочные знания. В выпуске 1968 года и в девятой, и в нашей четвертой школе, большинство получило высшее образование. Вспоминая свои первые шаги, Евгений говорит, что приходилось ему сразу учить и арифметику, и высшую математику. Не подводила зрительная память, да и частенько вспоминались обидные слова школьной директрисы, которая не раз впоследствии интересовалась у его матери, не бросил ли сын учебу. Повезло и с преподавателями в институте, новосибирские ученые готовили себе достойную смену, высококвалифицированные кадры для производства. О товарно-денежных отношениях между студентами и педагогами и речи быть не могло, не то, что в нынешние времена.

Однако, студентам вечернего отделения не давалась отсрочка от армии. Назревали события в Чехословакии. Нашелся друг, шепнувший, что в таком случае надо использовать возможность перевода на дневное обучение, где есть отсрочка. Опустим в рассказе подробности того, как долго не разрешал перевод декан, потом не взяли в институт водного транспорта, где намеревался обучаться Евгений, конечный результат все-таки был достигнут, и он стал одновременно студентом дневного отделения Новосибирского филиала Московского института легкой промышленности, продолжая обучение на вечернем в НЭТИ. Ольга же, перейдя в торговый, получила диплом товароведа, была назначена директором гастронома.

Надо сказать, что институт легкой промышленности пользовался бешеной популярностью у сильных мира сего, в нем учились сынки и дочери партийно-советской элиты тех лет, дети руководителей заводов и фабрик. Конкурс был свыше 20 человек на одно место. Но нашим героем, как он с усмешкой говорит сегодня, двигала дальше его северная закалка и «живой неугасимый интерес» к его личности директрисы игарской школы. Добавлю от себя, что немаловажную поддержку, наверняка, оказывала и молодая жена, и ее родители, так как Горновы продолжали еще жить в Игарке. А в студенческой семье рос малыш, удачно названный Лаврентием: в честь двух дедушек Ольгиного и Жениного. Лаврентий Кулагин в своем тезке-правнуке души не чаял, поскольку большая часть забот о его воспитании приходилась именно на него.

Специальность, по которой проходил обучение Евгений, называлась «Технология изделий из кожи», но только к концу второго года обучения понял студент, что готовят их для обувной промышленности. А армия от Евгения никуда не ушла, только пришлось послужить уже, будучи дипломированным инженером.

После же окончания вуза у него оказалось полное нервное истощение. Восстанавливать перед армией силы он вновь поехал в родную Игарку…

Он мог бы обуть всю страну

Сегодня Евгений Николаевич Горнов может рассказать вам об обуви столько интересного, что вы, видимо, и не знали, либо всерьез об этом не задумывались. Оказывается в повседневной жизни человеку, как минимум, необходимо десять пар обуви, начиная от тапочек-шлепанцев, и заканчивая туфлями, ботинками либо сапогами на все случаи жизни – парадными и повседневными, и на все сезоны: в дождь, снег, либо в жару на пляж. Сделать качественную обувь нисколько не легче, чем, предположим, самолет. 150 операций можно технологически просчитать с того момента, как в цех поступает кожа, до выхода готового изделия. Почти 1500 рук прикоснется хоть на секунду к любой обувке, прежде, чем ее наденет законный владелец. Так что легкая промышленность – далеко не легкий труд.

В средине семидесятых дипломированный специалист Евгений Горнов предпочел начать с азов, поработать простым рабочим в цехе, освоить все операции. В цехах обувщик самой высокой квалификации ставится на должность старшего мастера потока. Под началом Евгения Горнова работало 150 человек, выпускали 1000 пар обуви в смену: шили зимнюю и летнюю детскую обувь от «гусариков» 11 размера до 41-го для акселератов. Дети, ведь самые привередливые клиенты, им и удобная, и ноская, и яркая обувь необходима. Три года в «Детском цехе» отработал, выпускаемая его коллективом продукция и госстандарту соответствовала, и со «Знаком качества» была. Машины выстраивались в очередь за получением готовой продукции прямо с конвейера. В целом один цех выпускал за смену четыре тысячи пар обуви, а таких цехов на фабрике было порядка двадцати.

Огромные цеха, сплошной грохот от работающих механизмов, запахи мокнущих для дальнейшей разработки огромных шкур, мазута… Эх, Женька, Женька. Он мог бы стать биологом, мысли и об этой профессии витали в его подростковой головушке. Но биологом стал его одноклассник Юрий Калиниченко. Вернувшись с практики с Японского моря, он привез Евгению на память экзотические сувениры.

Но выбор был сделан, и Евгений ни разу не пожалел, что принадлежит к столь редкой, но согласитесь, неизбежно нужной профессии, хотя и повторюсь, нелегок был этот труд. Производство обуви в Сибири было организовано на высоком уровне. Новосибирцы первыми внедрили безостановочные раскрои, автоматизированные системы диспетчерского управления производственными процессами.

Попутно приходилось заниматься и воспитательной работой: среди обувщиков были и трудные подростки, и люди с ограниченными возможностями, да и работники «перекати-поле» попадались. Поэтому, когда потом получал он письма от бывших своих подопечных, ставших на путь исправления, считал, что как руководитель он состоялся.

Вспоминает, что когда был назначен директором фабрики, по коллективу сразу же прошел шепоток: знает весь технологический процесс, — мастер. Авторитет был не только у рабочих, руководители отрасли всерьез делали на него ставку, отправляли учиться за границу перенимать опыт. Две фабрики в его послужном списке построены и начали работать под его руководством «с нуля». С горечью и восторгом говорит сегодня Евгений Николаевич Горнов о былом. Руководство страны и тогда «пыталось сэкономить», закупив за границей механизмы не полностью на весь производственный процесс, а только лишь на одну линию. А заморские купцы пытались сбыть товар постарее, да поплоше, закрасив для вида наружные детали «под золото», а потом удивлялись: почему русские за запчастями и комплектующими долго к ним не обращаются.

Мастера же, с кем работал Евгений Николаевич, «могли и блоху подковать», — приспосабливали импортные линии по производству обуви под свои технологии, сами вытачивали нужные иглы, пользовались отечественными нитками. Как-то секретарь ЦК КПСС Егор Лигачев спросил у Горнова, сможет ли его фабрика выпускать пользующиеся бешеной популярностью в стране кроссовки типа «Адидас».

– Конечно, ответил директор, и назвал точную цифру возможного выхода готовой продукции, — пятьсот тысяч в год. Слегка подумав, «борец за трезвый образ жизни из высшего эшелона власти в стране» ответил:

— Нет, нам доярок в сапоги еще надо обуть.

В стране катастрофически обуви не хватало, в среднем вместо 10 выпускалось 0,3 пары на человека.

Из Томска после ввода новой фабрики, тогда Горновы только что получили новую квартиру и хотели обустраиваться надолго, им предложили переехать в Барнаул. Разговаривали коротко и жестко. Технология изделий из кожи – чисто мужской факультет, те его выпускники, кто не «сел на стакан», все были наперечет. Приехали на новое место, встречает пьяный мужик – главный энергетик фабрики… Нескучной показалась жизнь молодому руководителю, пришлось и коллектив формировать, и производство налаживать, и вновь за учебу браться, осваивать и экономику, и психологию. Главным инженером пригласил бывшего своего коллегу. Ольга с пониманием отнеслась к решению мужа. И обучение на экономическом факультете давалось легко, готов был защитить кандидатскую диссертацию. Но высшее руководство вмешалось, направили директором кожобувного объединения в Тольятти.

Девять записей о смене рабочих мест у Горнова, все с повышением. В 25 лет он назначен главным инженером Томской обувной фабрики, а в 27 — директором Барнаульской. Он был в свое время самым молодым директором от Дальнего востока до Волги. Работал и главным инженером Орловского кожобувного объединения, и как уже упоминала, в советском торгпредстве за рубежом. Когда назначили директором Новосибирского Дома моделей, ему было 40, под его началом триста мастеров-ручников разрабатывали и успешно экспонировали и продавали авторские модели обуви. Значит, могли россияне шить и добротную, и изящную обувь, достойно конкурирующую и с итальянской, и с финской.

— Вот, подводит мой собеседник некий итог, — Вышедшие из нищеты и игарских бараков мальчишки сделали много полезного для общества.

Действительно, так. Все его одноклассники получили высшее образование, сделали успешную карьеру. Строитель Александр Иванов, к примеру, с гордостью показывал ему, приехавшему в Красноярск на юбилей, построенные под его руководством здания. Саша Усов, к сожалению, уже умерший был военным – морским офицером. Виктор Гельрод был главным энергетиком крупного промышленного предприятия, а Виктор Орфаниди — директором кирпичного завода. Балагур, весельчак, игравший на всех инструментах, Александр Удалов стал музыкантом, а однокашник Евгения по первой школе Владимир Демченко — священнослужителем. Мария Гроо долгие годы работала главным бухгалтером крупнейшего в Новосибирске универмага «Детский мир». Сейчас, как и Людмила Бесталанных, она живет в Германии. По-прежнему в авиации Виктор Цепилов и Владимир Фефелов, только Владимир Борисович теперь руководитель авиационно-учебного центра, сам учит пилотов.

Всем им, как и нашему герою, за шестьдесят. Но Евгений Горнов не намерен числиться в рядовых пенсионерах.

— И не в том говорит обида, что обратная связь от государства оценена в шесть тысяч рублей пенсии. Самое главное – уничтожена промышленность. Хороший модельер даже на тапочки нужен, а мы не развиваем производство, а покупаем обувь в готовом виде. В любое время каналы могут быть перекрыты, что тогда – неразумная государственная политика. Пока же опыт Евгения Горнова востребован в возглавляемом им частном предприятии по производству сувенирной продукции из кожи. И поверьте, в созданных им портмоне, ежедневниках, книжных закладках и альбомах есть и изюминка, и сибирский колорит. И вновь, его продукцию выставляется на ярмарках. Гордится Горнов и своей семьей: вырос и занял достойное место в жизни сын Лаврентий, в доме моделей состоялся первый показ его внучки Алисы.

Его учитель и наставник, кандидат экономических наук, профессор, Заслуженный работник легкой промышленности РФ, академик Российской Академии проблем качества, вице-президент АО «Рослегпром» семидесятипятилетний Станислав Матвеевич Зверев и сегодня помнит своего ученика, общается с ним, делится мыслями о том, как можно возродить обувную и в целом легкую промышленность. Да и у самого Евгения Николаевича есть сегодня последователи: он читает лекции студентам, руководит практикой и верит, что вернется все в России в нормальное русло, и возродится вновь отечественная обувная промышленность, и с гордостью можно будет сказать, что ты – представитель созидающей творческой и очень нужной профессии – Сапожник. Так что цари и короли должны над этим призадуматься…

Читайте также:

• Эльвира Щербицкая: — Я родилась в хорошем месте, среди замечательных людей.
• Кто растопил сердце Кая?
• Не думай о секундах свысока
• Юбилей газеты
• Где живет теща Олега Меньшикова?