«Игарка соединяет Сибирь с Карским морем. Благодаря Карскому морю Енисей течет на тысячи миль больше того, чем природа намеревалась это сделать. Енисей течёт в Балтийское море, до Ленинграда, до Гамбурга, до Антверпена, до Роттердама, до Лондона, до Нью-Йорка.
Игарка обозначает будущность Сибири. Когда мне говорят, что Игарке всего два года, я искренне и глубоко преклоняюсь перед мужчинами и женщинами, которые проявили столько храбрости и гигантской выносливости! Я был бы слепым, если бы не заметил, что Игарка ещё неотёсанна и ещё примитивна и что нужны годы сознательного труда, чтобы развить это место до такой степени, как этого желают те, кто первоначально планировал этот город».
Так писал про Игарку 1931 года член английского парламента мистер Маттер, приехавший сюда из Лондона с пароходами Карской экспедиции.
Он правильно оценил роль и экономическое значение Игарки для Восточной Сибири. Но он как турист-иностранец не мог оценить её политическое значение. Здесь выковались новые кадры северного пролетариата. Здесь было положено начало индустриализации заполярного Севера.
1929 год был переломным годом в работе Карских экспедиций. До этого времени в низовья Енисея речные караваны приходили навстречу одиночным морским пароходам. Грузы для них давали районы, расположенные вдоль линии Сибирской железной дороги. Вековые лесные массивы Севера, его полезные ископаемые оставались мёртвым балластом для народного хозяйства нашего Союза. Разного рода звери и птицы оставались главнейшими обитателями этого обширного пространства.
В 1929 году в Игарке был заложен первый дом. Одновременно с шумом топора и пилы здесь такие же звуки раздались и во многих северных точках притоков Енисея – на реках Тасеева, Сым, Дубчас, Кас и Нижняя Тунгуска.
В этом же году Игарская протока впервые осуществляла функции морского порта. Сюда пришли морские пароходы, привезшие импортные товары для Сибири и принявшие взамен экспортный груз.
Здесь они почувствовали себя так, как чувствует себя пароход в самой надёжной гавани, созданной современной техникой.
Но к Игарскому порту в это время рука человека ещё не прикасалась. Его создала сама природа, как бы предусмотрев все требования. Он глубок, свободен от камней и банок, прекрасно защищен от ветров.
Закончились работы Карской экспедиции этого года, ушли морские пароходы, нагруженные экспортным лесом. В воздухе уже летали густые хлопья снега. Север стремительными темпами шел в атаку на юг.
Речной караван торопливо собирал опустевшие баржи. Туда садились грузчики, рыбаки, плотники, вообще все сезонники всяких квалификаций.
Прощальные гудки пароходов и последние приветствия уезжавших были в этом году особенно сердечны и трогательны. Это и понятно. На совершенно пустынном ранее берегу теперь виднелось несколько свежесрубленных домиков. Там оставались на зимовку двести человек – первое население Игарки.
Ушли пароходы. Дождь сменился мокрым снегом. Болотистая почва стала непроходимой для людей и лошадей. На набережной начали делать сплошной деревянный настил. Потом завыла вьюга, начались сорокаградусные морозы и полярные сумерки. Новые, срубленные из сырого леса дома были неуютны и плохо держали тепло.
– Встанешь утром, а у тебя волосы к стене примёрзли. Стали в шапках спать, – вспоминает о первой зимовке один из старожилов Игарки. Но ни на один день не останавливались работы. Появился ещё ряд домов, заканчивалась монтировка первой на Севере паросиловой станции, а к весне вырос и лесопильный завод №1.
Зимовали отборные работники. Никто из них не заболел, ни у кого не было прогулов. Избежала зимовка и другой гостьи таких заполярных зимовок – «полярной склоки».
Снова вскрылся Енисей. Весенний подъём воды достиг невиданной ранее высоты – восемнадцати метров. Вода подошла вплотную к новому заводу и сорвала бревнотаску. На заводе продолжали работать, на ходу исправляя повреждение. Новорождённому посёлку уже была задана первая экспортная программа – сдать Карской экспедиции две тысячи стандартов пиломатериалов. К 20 июня вновь пришли пароходы из Красноярска. С ними приехали сезонники, но уже в гораздо большем количестве. Под их напором лес отступал от реки. На его месте продолжали расти новые дома и биржа для пиломатериалов.
Скоро появилось и первое высокое здание – пожарная каланча. С нее, через Самоедский остров, были видны и Енисей, и весь город.
Морских пароходов должно было придти вдвое больше, чем в предыдущий год. Должны были придти также и первые плоты из северной части тайги.
Протока в ожидании их начала принимать вид культурного порта. В северной ее части прижались к берегу широкие длинные пристани – причалы для морских пароходов. На берегу появились портовые амбары. В южной части протоки шла подготовка к приёму, расстановке и выкатке плотов.
Основная работа кипела на постройке паросиловой станции и на втором лесопильном заводе.
Дело шло туго. Впервые пришлось здесь столкнуться с вечной мерзлотой такой оригинальной структуры.
– Не мерзлота, а слоеный пирог с начинкой из мерзлоты, – в отчаянии говорили инженеры.
– Опереться не на что, – подтверждали техники и десятники.
Вырытый с колоссальными усилиями и опирающийся как будто на твердую породу котлован на другой день оказывался опять заплывшим.
Сплошные цементные «подушки» сковали наконец дно и стены котлована. Опираясь на них, возвышались столбы будущего здания.
Приходили из тайги кочевники из племени кето или эвенки со своими оленями.
– Зачем, начальник, тайгу портил? – с упреком говорили одни.
– Большой базар здесь будет, больно хорошо, – с удовлетворением замечали другие.
Приезжий народ был, что называется, со всячинкой. Наряду с рабочими приехали любители длинных рублей, аферисты и лодыри. Это доставляло всегда много неприятностей. Придёт такой человек на работу, и первая мысль у него: чем бы ему сегодня заболеть?
– Товарищ инженер, отпустите к доктору!..
Конечно, доктор не даёт отпуска здоровому человеку, как бы ему ни угрожали. Но важно то, что таким образом бесполезно растрачивается самое дорогое на Севере – время.
Появились картеж, хулиганство. В сторону этого сброда откололась неустойчивая часть сезонников. Работа срывалась.
– Что с этими хулиганами делать? – огорчались инженеры. – У нас ни милиции, ни суда, ни тюрьмы, вообще ничего, чем можно было бы их напугать.
– Что делать с теми, кто срывает работу, кто дурным примером дезорганизует все производство?
– Выселить немедленно с Игарки, – предлагали одни.
– Куда выселить? В тайгу не прогонишь. Не пароход же для них вызывать.
– Кто не работает, тот не ест. Не давать им пайка! Противопоставить их агитации агитацию и работу партийцев и комсомольцев!
Работа пошла лучше, но неисправимая часть продолжала хулиганить, издеваясь над работниками. Терпение лопнуло.
– Суда и милиции здесь нет. До Красноярска далеко. Слов они не слушают. Поговорим по-другому.
Вечером группа рабочих собрала вожаков-хулиганов. Хулиганы угрюмо молчали. Видимо, дело дошло до серьёзного.
– Завтра тебе выдадут хлеб, уходи из Игарки пешком.
На другой день часть из них стала на работу, а часть ушла в Туруханск. Правда, в первой или второй деревне они украли лодки и вновь спустились на Игарку, но уже с другими настроениями.
Работа пошла вновь по-ударному. На зиму осталось уже две тысячи человек. Карская экспедиция прошла с гораздо лучшими качественными показателями, чем за все предыдущие годы. Игарка выполнила свои экспортные обязательства. Две тысячи стандартов, выпиленных из брёвен, присланных северными лесорубами, ушли за границу.
Игарка строилась и одновременно получала ответственные задания на распиловку бревен для экспорта с еще не выстроенных заводов.
Ругались малодушные:
– Никогда в эту проклятую Игарку не поедем.
– Нам таких и не надо, – возражали другие. – Игарка должна себя оправдать. Здесь индустриализация, как на ладони. Ничего не было, а смотри, как бы мы Енисейск скоро не догнали.
– И перегоним. Что в Енисейске? Ни одного завода нет.
Семь тысяч стандартов экспорта – такова была новая программа на 1931 год. Второй завод в это время еще едва поднимался над землёй. Установка фундамента в вечной мерзлоте отняла много дорогого времени.
Капитаны заграничных морских пароходов, прибывших на Игарку, удивлялись быстрому росту этого города и энергии рабочих.
«Местные поселенцы, – писал английский капитан в одной лондонской газете, – представляют собою рослых, широкоплечих людей. Одеты они в белые парусиновые брюки и куртку. Они считают себя акционерами всех местных предприятий и всего посёлка».
Так оригинально было разъяснено капитаном строительство в рабоче-крестьянском государстве при диктатуре пролетариата.
На следующий год зимовать осталось уже двенадцать тысяч человек. Туруханск, которому в административном отношении в то время была подчинена Игарка, остался далеко позади.
– Чего мы поедем к туруханцам на совещание? Нас больше, пусть к нам едут, – говорили игарцы.
И туруханцы приехали. Центр заметно перемещался в эту сторону. Постановлением правительства новый посёлок был назван городом с самостоятельным районом. Зависимость от Туруханска отпала.
В напряжённой работе пролетела зима. Оказались преодолимыми темные ночи, снежные бураны и морозы. Завод № 2, один из лучших в Союзе, построенный инженером Ильиным, должен был весной вступить в эксплуатацию. Ждали с нетерпением первого каравана из Красноярска, который должен был привезти дополнительные стройматериалы. Особенно велика была нужда в гвоздях, железе и строительной пакле.
Но силы природы иногда временно торжествуют над усилиями и планами человека. Баржа разбилась на Казачинском пороге. Груз уцелел, но мог придти только в середине лета, т. е. тогда, когда завод должен был уже работать. Экспортная программа срывалась. Положение становилось угрожающим.
– Весь остаток гвоздей и железа – на завод! Послать мальчишек искать растерянные гвозди на постройках! – последовало распоряжение.
Ребята взялись за дело очень ретиво. Сначала они перерывали щепу и мусор около строек, отыскивая там завалившиеся гвозди. Потом начали ходить по домам.
– Дяденька, у тебя в комнате лишний гвоздь есть?
– Какой гвоздь?
– А вон штаны висят на гвозде. Ты можешь и деревянный сделать.
Из-за недостачи материалов завод все-таки опоздал на несколько недель. Только самая напряжённая работа могла спасти экспортную программу. В это время получились дополнительные наряды «Экспортлеса» для игарских заводов, которые должны были покрыть прорыв красноярских заводов.
– Игарцы должны стоять на страже Карской экспедиции. Покроем прорыв красноярцев, – решили игарцы.
Инженер Ильин, сам энергично работавший на заводах днём и ночью, удивлялся подъёму настроения:
– Совсем особый народ. Выдержит ли только кишка до конца!..
«Кишка» выдержала. Семь тысяч девятьсот шестьдесят два стандарта пиломатериалов завод выпилил и сдал Карской экспедиции 1931 года, перевыполнив свой план и покрыв прорыв красноярских заводов.
Молодой северный пролетариат с честью выдержал своё боевое испытание.
Зимой же, когда лес был продан за границей, выяснилось, что по своему качеству карский лес занял первое место в Союзе.
Это было результатом коллективной работы лесорубов, врубившихся в девственные дебри тайги, сплавщиков, пригнавших брёвна через пороги Ангары и Енисея, игарских лесопильщиков и грузчиков Карской экспедиции. Эти люди были участниками великого социалистического строительства, пионерами индустриализации енисейского Севера.
Летом тайга переживает праздничное время. Зеленеют лиственницы и березы. Всюду видны самые разнообразные цветы. Жара доходит до 30°. На пышном моховом покрове – густые кусты брусники, черники и других ягодных растений.
Но это время быстро пролетает. В конце августа или начале сентября начинаются первые заморозки. Деревья надевают осеннюю одежду. На корню засыхает трава. Наступает короткая осень с дождями и туманами. Это самое безотрадное время на Севере. На смену осени идет суровая длительная зима. В отдалённых местах её приближение всегда сопровождается некоторой нервностью.
«Не охватит ли жуткая тоска в этой безотрадной местности, не одолеет ли цинга, не собьёт ли с дороги снежная позёмка или туман?..»
Такого настроения уже не могло быть в то время в Игарке. Это был вполне оформившийся заполярный город. Школы, клуб на тысячу человек, поликлиника, совпартшкола, магазины Горта, кооперации – все это обеспечивало уже нормальные условия быта.
Нужно было только скорее покончить с жилищной теснотой, обусловленной быстрым ростом населения.
Кончилась Карская. Морские пароходы ушли в разные заграничные порты, речные суда потянулись в Красноярск.
Новые лесозаводы получили задание приготовить на экспорт будущего года семнадцать тысяч стандартов. Строился третий завод.
– Карское море ещё не освоено, вы погубите все достижения Северного Морского пути, – твердили скептики.
– Через Карское море можно провести не одну сотню пароходов, – возражали работники Севера.
В Москве собралась конференция по разбору плана будущей Карской экспедиции.
Борьба за Игарку была одновременно борьбой и за Северный Морской путь.
Игарка будет сибирским Архангельском. Такую же Игарку надо создать и в низовьях Оби. Карское море и вливающиеся в него реки являются нормальными водными путями севера Сибири и Урала – таков смысл постановления этой конференции.
На Игарке в это время пошли перебои. Три лесозавода потребовали новых партий рабочих. Их дала сибирская деревня, их дали и города. Но это был уже не тот пролетариат, присутствие которого наложило отпечаток на всю работу Игарки в первые два года её жизни.
Программа заводов срывалась, к весне задание было выполнено только на сорок процентов.
В плане работ 1932 года стояли обследование и освоение Нижней Тунгуски. В районе реки шли большие лесозаготовки; были найдены каменный уголь и графит. В районе Киренска нащупали хорошую слюду. Во всех этих местах производилась промышленная разведка, соединённая с разработкой. Надо было осмотреть эти работы для составления планов заселения.
Прорыв на Игарке заставил отложить эту поездку до осени. Самолёт, уже долетевший до Иркутска, свернул на Ангару и затем на Енисей к северному городу.
Весело тогда жила разросшаяся Игарка. По улицам ходили толпы народа с гармониками и балалайками, в клубе докладывалось «о международном положении», а на заводах ежедневно отмечалось недовыполнение плана распиловки.
Где причина срыва?
– Брёвна не те подают на распиловку. Пристань и виновата в прорыве, – говорили лесозаводы.
– Ваша работа виновата, а не мы. Что ни распил, то технический брак, – возражала лесная пристань.
– Вообще не тот рабочий пошёл, что раньше. Деревенщина и городская гультепа, – приходили к соглашению руководители обоих этих участков.
Надо было переломить настроение безнадёжности у руководителей, создать действительное соцсоревнование и ударничество, устранить ряд технических недостатков, а главное – показать каждому заводу картину его работы и давать этой работе ежедневную оценку.
«Игарцы никогда не давали прорыва, – писала игарская газета «На северной стройке», – они заняли первое место в Союзе по качеству своего леса. В этом году Игарка может потерять все результаты своих предыдущих достижений».
Анализ причин прорыва на заводах, выработка нового плана работ и передача его на заводские собрания отняли не много времени.
«Красноярцы в этом году будут помогать игарским заводам», — писал представитель «Экспортлеса».
– Никакой помощи не понадобится! – отвечали игарцы.
Заводы добились высших в лесопильном деле показателей. Начала сдавать сплавная пристань. Ударники взяли ее «на буксир». К приходу карских пароходов весь экспортный план был выполнен.
Пароходы пришли в этом году в количестве большем, чем пропустило их Карское море за все предыдущее десятилетие. Среди них были уже пароходы в 5 – 6 тысяч тонн вместо обычных прежде 2,5 – 3 тысяч тонн.
Игарский порт развивал лихорадочную деятельность. Днём и ночью слышались пароходные гудки, шум моторов, грохот лебёдок. Ночью издалека было видно на небе отражение многочисленных электрических огней Игарки. Здесь бился пульс большого заводского города.
Всё это было особенно эффектно после длительной поездки по молчаливому пустынному Енисею. Тунгус был прав: здесь стал «большой базар».
В 1932 году зима рано вступила в свои права. Мороз вековал грязь лесотундры и дал ледяные забереги на воде Енисея. С тревожным криком днём и ночью проносились над Игаркой стаи гусей и уток. Они спешно отступали перед зимой. Загорелось на небе полярное сияние. Наступил октябрь. Около морских пристаней в это время ещё стояли в интенсивной погрузке пять больших пароходов. Так долго они никогда не задерживались.
С моря шли тревожные радиограммы:
– Бухта Диксон замерзает, в море идет ледообразование. Торопитесь!..
Люди устали. Брезентовые куртки не защищали от холода. Производительность труда падала. Среди сезонников расползлось тревожное настроение:
– Замёрзнем в пути, тогда погибать… Надо требовать отправки в Красноярск.
– Какая-то заколдованная баржа. Нисколько не поддается выгрузке. Грузчики окончательно сдали, – рапортовал капитан, заведующий погрузочными работами.
– В Карском море можно плавать весь октябрь. Прежние сроки нас не устраивают. Льды Енисейского залива пробьет «Малыгин», – был ответ.
Но грузчиков и всех сезонных рабочих надо было отпустить как можно скорее. Было бы действительно трагедией, если бы речной караван с тремя тысячами человек замёрз где-либо на плёсе Енисея, среди глухих лесов, без топлива и продовольствия.
«Сегодня объявляется по всему городу Игарке «день помощи Карской», – извещали экстренно выпущенные листовки. – Всем собираться около лесозаводов».
Наступила тяжёлая, тёмная ночь. Сухой, острый снег, поднятый сильным ветром, слепил глаза людям и лошадям. Руки распухали от холода. Но с каким-то злобным упорством все стояли на своих местах. Как по конвейеру, шли доски от биржевых штабелей к пароходам.
К утру 6 октября всё было закончено. В тот же день ушли из Игарки речные и морские пароходы. Шли, ломая молодой лёд, с обмёрзшими мачтами и корпусами. Речные пароходы торопились на юг, где ещё стояла тёплая погода, навстречу же морским пароходам, через льды Енисейского залива, шёл ледокольный пароход «Малыгин».
Игарка активно боролась за Северный Морской путь и одержала победу. На сорок процентов сократились валютные расходы по фрахтовке морских пароходов. С этого года умолкли скептики. Карские экспедиции, овеянные раньше ореолом полярной экзотики, сменились нормальными «карскими рейсами».
Игарка выработала план будущей своей работы. Её экспорт пиломатериалов определялся этим планом уже в двадцать три тысячи стандартов. В строй готовилась вступить новая фабрика по размолу курейского графита. Усиленно работал кирпичный завод. Население приближалось к пятнадцати тысячам.
Игарка выросла не случайно. Она создана как морской порт полярного Карского моря. Её заводы должны были дать нагрузку этому пути. Только через море она могла наиболее выгодным способом приобщиться к хозяйственной системе всего нашего Союза, к внутреннему и внешним рынкам.
***
Игарка стояла и теперь всё ещё «неотёсанной», но уже во многом изменился её вид. Красивое двухэтажное здание порта с высокой наблюдательной башней возвышалось на месте маленькой избушки. Дальше от него среди леса виднелся ряд других двухэтажных домов.
К берегу прижалась небольшая пристань, около которой сновали многочисленные катера. Тут же находились портовые пароходы – «Промышленник» и «Эвенки».
На пристани нас встретил старый моряк, капитан порта товарищ Усков.
– Давно вас поджидаем. А «Партизан Щетинкин» уже около Подкаменной Тунгуски. О Карской беспокоиться нечего. Проведём, как надо…
Уславливаемся посвятить первый день осмотру Игарки и совхоза, а назавтра собрать отчётное заседание по Карской.
День солнечный, но холодный. Это небывалое явление для Игарки в такой период. Рыбацкий караван, ушедший в низовья Енисея, дошёл только до бухты Широкой. Дальше тяжёлые льды оказались совершенно непроходимыми. Северный ветер принёс с собой холод.
– Ранняя зима будет, – предсказывали охотники. – Даже птица в этом году не гнездилась в тундре. Уже собирается к отлёту…
Игарка росла. Строители позаботились придать новым зданиям некоторое художественное оформление. Наиболее красиво оформлены дома городского совета, лесокомбината и порта. Неплохо выглядят и другие дома. На площади, против здания горсовета, разбит стадион. Молодежь играет там в футбол, волейбол и другие игры.
Дальше идёт базарная площадь. На базаре пока только две-три лавки. Они торгуют главным образом ширпотребом местного изготовления: неприхотливой мебелью, глиняной посудой, деревянными кадками, ложками и пр. Есть и меховые изделия, в том числе шубы из собачьего меха.
– Сколько стоит?
– Четыреста рублей лучшая. Цена кооперативная.
– Ладно, пригодится для Ленского похода.
Обошли заводы, работавшие привычными напряжёнными темпами. На бирже уже лежала большая часть запланированного экспорта пиломатериалов. Там же были сложены так называемые «наметельники», ящичная и паркетная клёпка. Игарка осваивала, и довольно удачно, новые виды экспорта, утилизируя отходы лесопиления.
Строгальный цех одного из заводов, ранее перегруженный работой, стоял законсервированным.
– Почему он стоит?
– А что ему делать? Мы вообще думаем в этом году вывезти его из Игарки.
Это новая песня. Новый хозяин – «Севполярлес» – не понял основного направления заводов в Игарке. Директива партии и правительства о приближении заводов к месту сырья должна быть выполнена последовательно и до конца.
Нельзя рассматривать Север только как кладовую сырья. Из этих отдалённых мест, где капитал оборачивается очень медленно, надо дать на рынок, по крайней мере, полуфабрикат, если дать фабрикат действительно представляется невозможным.
Огромная биржа пиломатериалов внутреннего рынка также стояла необработанной, несмотря на наличие станков для выделки мебели, дверей и окон.
Теперь этот лес в необделанном виде хотят посылать в Красноярск рекой.
Игарка – морской город. Только ориентируясь на море, она будет рентабельной.
– Но у нас нет пароходов, – отвечают наркомлесцы.
В Игарке выросло много новых домов, но теснота еще большая. Частично сохраняются бараки, которые строились только в расчете на первый приём поселенцев. Отпущенные на дальнейшее строительство кредиты позволяют надеяться, что недостаток жилплощади скоро будет ликвидирован.
Горсовет приступил к частичному озеленению улиц. Но для приведения Игарки в полный порядок ещё понадобится большая работа.
Вечером на моторной лодке мы выехали из Игарской протоки на Енисей для осмотра совхоза.
***
Напротив Игарки находится большой остров, густо заросший лиственницей и тальником. Значительная площадь его занята тундровыми озерами.
Топор расчистил нужную для посевов площадь. На возвышенной части острова вытянулся длинный ряд жилых домов и хозяйственных построек. Мягкий моховой покров лесотундры, снятый теперь со значительных пространств, был использован на хозяйственные нужды совхоза. Лишенная этого изоляционного материала земля под лучами солнца несколько протаяла. Тракторный плуг провел первые борозды.
В первый год посеяли небольшое количество корнеплодов. Результаты были неудачны. Семена, видимо, чувствовали себя в этой земле, как в холодном погребе. Только к концу лета показались небольшие ростки.
На второй год, на удобренной навозом земле, корнеплоды выросли неплохо. Более нежные растения – помидоры, огурцы, цветная капуста, посаженные в парниках, дали прекрасные всходы.
Скот почувствовал себя, как в обычных условиях. Росшая среди тальника и по приозерным долинам в большом количестве высокая трава давала ему достаточно корма.
Сибирская корова малопродуктивна. Для получения новой породы в совхоз были присланы три холмогорских быка и три телки. От них пошел прекрасный молодняк.
Теперь совхозу уже четвертый год. Там ведет работу станция Всесоюзного института растениеводства. Руководит ею опытный агроном Севера – Мария Митрофановна Хренникова.
Вспоминается 1929 год, когда пришли сюда, на эту мерзлую землю, первые люди. Они явились, чтобы осмотреть место для закладки совхоза. Утки, глухари, белые куропатки и зайцы густо населяли тогда остров.
Теперь это счастливое для охоты время уже миновало. На далеком пространстве раскинулось распаханное зеленое поле. Стадо коров пасется среди кустарника.
Мы разыскиваем в поле Марию Митрофановну. Она и ее помощница одеты не так, как обычно одеваются на летних полевых работах, а совсем по-осеннему.
Начинаем с осмотра скота. Часть стада коров и рабочие лошади уже вернулись на ночевку. Коровы маленькие, невзрачные – типичные сибирячки.
– А вот и наше новое поколение, – говорит заведующий двором, указывая на молодняк, загнанный в отдельное помещение. – Это помесь холмогорок с сибирками. От них надо получить высокий удой холмогорок и выносливость сибирки.
Телята высокого качества. Мастью они большей частью пошли в холмогорок. Они не спеша, но охотно подходят к протянутой руке. Видны хороший уход и хорошее обращение.
В других отделениях – холмогорские и сибирские быки. Это рослые и красивые животные.
– Сибирского быка в поле не пускаем, бросается на людей, – предупреждают провожающие.
Действительно, это какое-то озверелое существо. В то время как холмогорские быки стоят спокойно, протягивая морды в ожидании подачки, сибиряк свирепо трясет рогами и угрожающе мычит.
В свинарнике светло и чисто. Огромный боров Васька спит, растянувшись на полу своей клетки. Десятки маленьких юрких поросят, недавно отнятых от матерей, резвятся в просторном помещении.
Скотный двор производит хорошее впечатление. Одно плохо: часть стада давно пора выбраковать. Молодняк еще не поспел. Стадо в таком состоянии не может удовлетворить самые основные потребности Игарки и, в силу малой удойности сибирской породы, дает убытки.
Я сообщаю работникам совхоза приятную новость: для них уже погружено сорок коров-ярославок.
Переходим к посевам. На опытном поле одним растениям даны наилучшие условия произрастания, другим – обычные северные. Растения родного вида представлены разными сортами. Прекрасно пошел картофель «снежинка» и «эпикур», хуже – другие сорта. Неплохо выглядят и прочие корнеплоды. Капуста определенно чувствует себя хорошо.
Но положительные результаты достигаются только при навозном удобрении. Одно минеральное удобрение еще не дает эффекта.
– Нужна реконструкция почвы, – поясняет Мария Митрофановна.
Та же картина и на полях совхоза. Капуста выглядит хорошо, картофель одних пород чувствует себя неплохо, других – похуже, особенно в этот год, год пониженных температур и северных ветров. Но зелень здоровая и сильная только в тех местах, где было внесено навозное удобрение.
Вывод напрашивается сам собой. При хорошей селекции семян и при навозном удобрении огородные культуры будут расти на широте Игарки. Огородничество нельзя вести изолированно от скотоводства.
Осматриваем парники и теплицы. Овощи, прикрытые от холода стеклом и через него получающие свет незаходящего солнца, растут очень буйно. Широко раскинулись стебли огурцов. Зелень помидоров расцвечена многочисленными зелеными, желтыми и красными плодами. Дальше видны плотные кочны цветной капусты и даже горшки с цветами.
– С конца марта ежедневно снабжаем свежими овощами больницы и детские учреждения. Остаток идет в Горт и кооперацию. А вот вырастили мы, по распоряжению доктора, шпинат, как противоцинготное средство, да так и оставили. Никто не хочет его есть. Не знали игарцы этого растения на прежнем месте жительства, не хотят его знать и здесь, хотя его витаминозность не внушает никаких сомнений. Не хотят они использовать и ревень, растущий здесь во множестве в диком состоянии.
По хорошо накатанной дороге, проложенной через леса и болота, мы вернулись в город.
Художник Рыбников за это время осмотрел порт и город Игарку со своей точки зрения. Он рассказывает об игре тонов воды при изменении освещения, о глубокой прозрачности воздуха, об оригинальном колорите Севера.
– Только, пожалуйста, не злоупотребляйте синими и голубыми красками, прошу я. – Прошлогодняя полярная выставка в Москве показывала виды не то волжские, не то крымские, но никак не северные.
– Ну, вот! Посмотрели бы вы на воду, когда светит солнце. Она не только синяя, она темно-синяя.
Север – это страна блеклых тонов. Здесь природа ярко горит только в редкие дни. Серые свинцовые воды Ледовитого океана гармонируют с серо-коричневым фоном тундры.
Это создает иллюзию безбрежности пространства. Чистый, прозрачный воздух дает расширенные горизонты видимости. В солнечные дни вода, горы, тундра и леса Севера создают красивое сочетание ярких тонов. Но это только редкая улыбка Севера, а не настоящее его лицо.
Игарка не спит в летний период времени. Надо использовать каждый час короткой навигации. Надо так подготовить заводы, порт и биржу, чтобы за полтора месяца погрузочных работ все пароходы успели взять всю годовую продукцию заводов.
Большое пространство отвоевала биржа у лесотундры. Под грудой опилок и рейки исчезли болота. Высокие столбы поддерживают штабеля леса, не давая ему засинеть от сырости.
Приятный смолистый запах сохнущих досок. Последняя переборка штабелей в полном ходу.
По крепкому деревянному настилу быстро бегут авто-лесовозы, захватив с собой большую кладку леса. Однако они ещё не справляются с перевозкой. Сотни лошадей выполняют ту же работу.
– Сидела бы ты в своей деревне, Марья! Коров-то легче доить, – смеются грузчики, увидав на штабеле крепкую девушку, занятую перекладкой тяжёлых лиственничных бревен.
– Шёл бы ты лучше коров доить в совхоз. Там агроном доярок ищет. А нам и здесь неплохо, – парирует сибирячка. – Здесь мы теперь командуем.
На протоке – длинный помост пристаней, готовых принять морские пароходы.
После некоторых доделок на заводах и в порту можно не сомневаться в правильном проведении всей операции. Единственное опасение вызывает ледовое состояние Карского моря и Енисейского залива. Не исключена возможность задержки во льдах проливов первой группы морских пароходов. Тогда вторая группа нагонит её, и обе сразу явятся в порт.
Горсовет выделил из своей среды «штаб содействия экспорту». Первая задача штаба – сплотить все распылённые участки предстоящей работы и наметить резервы на случай ломки графика прихода морских пароходов. Все предприятия Игарки обязуются выслать в случае нужды на постройку бригады рабочих под командой бригадиров.
– Но если этого будет мало?
– Позовём на помощь туруханские деревни. Они в прошлом году нам хорошо помогали.
Наступило 1 августа. «Партизан Щетинкин» пришёл своевременно…
Прощай, Игарка, до следующего свидания!
Комментарий В.А.Гапеенко
Опубликованный отрывок – это с небольшими сокращениями глава «Игарка» из книги Бориса Васильевича Лаврова «Первая Ленская», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в 1936 году. Подзаголовком в книге указано, что это очерки о первом караване советских судов, прошедших через Северный Ледовитый океан к устью реки Лены.
Автор книги Борис Лавров был руководителем экспедиции. 15 июля 1933 года на пароходе «Партизан Щетинкин» экспедиция стартовала из Красноярска до острова Диксон, где должна была встретиться с караваном судов, следуемых из Архангельска. Но руководитель экспедиции не мог наслаждаться речным путешествием. Он намеревался на самолете вылететь в Игарку, проинспектировать, как там обстоят дела и также по воздуху добраться до острова Диксон.
Вот благодаря этому решению мы и имеем сегодня уникальный рассказ о первых шагах становления нашего города. Отрывок замечателен тем, что события освещены не историком-краеведом, опирающимся на документальные материалы тех лет, а непосредственным участником строительства Игарки.
Борис Васильевич Лавров – личность для нашего города легендарная, именно он, будучи председателем Северо-Сибирского государственного акционерного общества транспорта и промышленности «Комсевморпуть» руководил строительством нашего города в 1929-1931 годах. Хотя непосредственным местом его работы был Новосибирск, но в Игарке, или как тогда говорили «на Игарке» Борис Лавров бывал чаще, чем в столице сибирского края.
В 1934 году, когда отмечалось пятилетие города, Борис Лавров был награждён за заслуги в деле изучении и освоении Арктики высшей в тот момент наградой государства – орденом Ленина. Примечательно, что в преамбуле постановления ЦИК СССР от 25 июля 1934 года говорится о том, что награда вручается «отмечая огромную работу, проведённую товарищем Лавровым Борисом Васильевичем по созданию и строительству города Игарки, по организации Карских экспедиций и возглавляемой им Ленской экспедиции 1933 года…»
В 1935 году Б. В. Лавров был назначен директором Научно-исследовательского института экономики Севера, а вскоре руководителем треста «Нордвикстрой». Планы у руководителя треста были не менее грандиозными, чем при строительстве нашего города – порта: разведка и разработка месторождений полезных ископаемых, строительство порта в районе бухты Нордвик. Однако на этот раз реализовать задуманное Лавров не успел. Необоснованно, по доносу он был арестован и 28 июля 1941 года расстрелян.
Для игарчан восьмидесятых годов имя Бориса Васильевича Лаврова вновь зазвучало из уст журналиста Саввы Морозова, который в том далёком 1933 году в первой Ленской экспедиции служил кочегаром на пароходе «Красин», и, став журналистом, счёл своим долгом рассказать об этом человеке.
С того времени в Игарке появилась улица Бориса Лаврова (бывшая Ворошилова, Мира).
Сопровождавший Лаврова в поездке художник Алексей Рыбников, в 30-е многообещающий талант, создатель реставрационных мастерских в Третьяковской галерее в Москве и бессменный их руководитель в течение 30 лет, преподаватель художественного института имени В.И.Сурикова. О нём игарчане знают меньше. Но, думаю, что и он должен быть включен в список Vip-персон, хоть однажды побывавших в Игарке.
Фото из книги Бориса Лаврова «Первая Ленская», с сайта «Одноклассники». репродукция пейзажа Алексея Рыбникова.
