Мы продолжаем с вами следить за судьбой Евфалии Александровны Палеевой. Первые два очерка о ней «История Игарки как хроника жизни семьи» и «Как выживали, как выжили». Ниже заключительный очерк.
Май 1945 года Победа! Занятия отменили, все разошлись по домам. Мы с одноклассницей Аней Мордвиновой ещё долго сидели в опустевшем классе и обсуждали, куда пойти после школы. Мы заканчивали седьмой класс, и можно было пойти в восьмой, или в среднее учебное заведение. И как ни хотелось окончить среднюю школу, выбор мы сделали в пользу педучилища: через три года можно получить профессию учителя начальных классов, во время учебы получать стипендию и рабочую карточку на продукты. В этом же меня убеждала и соседка по бараку – Оля Грачева, делая упор на то, как трудно маме одной поднимать нас троих. Оля подсказала, что если захочешь учиться дальше, это можно сделать заочно, но уже имея профессию. Так я и сделала. Подала документы в педучилище «Народов севера». Других средних учебных заведений в Игарке не было, а о том, что бы выехать на учебу не могло быть и речи.
Закончился первый период жизни – школьные, военные и довоенные годы.
Хочу сказать, что, несмотря на нечеловеческие условия, игарцы не потеряли чувства сострадания, взаимопомощи, терпения. Это и помогло всё вынести. Во время войны в Игарке появилось много латышей, литовцев, немцев, поляков, калмыков. В каждом школьном классе собирался целый «интернационал», но никогда не было вражды!
Тоже самое было и в бараках. Я помню, как в наш барак поместили полячку — Формулевич с двумя сыновьями. Один – Стефан стал лучшим другом моего брата Виктора, другой Карл был моим ровесником. Мама, чем могла, помогала их матери, перешивала одежду, делилась продуктами, учила польку готовить. Так как та, имея высшее образование и зная несколько иностранных языков, не умела растопить печь, совершенно не была приспособлена к жизни на севере, да еще в бараке. Если бы не участие в её судьбе председателя рыболоводческого колхоза, куда Формулевич была направлена в качестве рыбачки, и жила в землянке с бригадой рыбаков и со своими сыновьями, она бы простыла, обезножила, и, конечно погибла бы. Но добрые люди поддержали.
Её перевели в город, дали работу в бухгалтерии, третью часть комнаты в нашем бараке (потеснив семью немцев, у которых тоже было двое или трое детей и бабушка). Это был первый высокообразованный человек в моём окружении. Она рассказывала о своих путешествиях по Европе. Будучи студенткой географического факультета Варшавского университета была в Италии, Франции, на практике в Германии. Это она дала мне возможность прочитать: Дюма, Майн Рида, Жуля Верна и других. Книги она приносила из партийной библиотеки своим сыновьям (была репетитором у какого — то недоросля местного чинуши). Мальчишки делились книгами с нами. Какое это было удовольствие всю ночь провести с героями «Трёх мушкетеров», или с «Пятнадцатилетним капитаном». Летом ночи в Игарке светлые. Днём книги читали мальчики, а я ночами. Благодаря этой женщине я пристрастилась к чтению, и потом, в педучилище, где была не плохая библиотека, запоем читала классику, всё, что нужно было по программе и шире. Очень любила Пушкина, Лермонтова. Свою первую «премию» за хорошие успехи в учебе на втором курсе запомнила, потому, что это была книга стихов Лермонтова — в большом переплете, и я ею очень дорожила. Но по своей доброте всем желающим давала читать, и кто — то забыл «вернуть», как потом и «Астафьева», и много других книг из нашей библиотечки.
Это были не легкие послевоенные годы 1945-1948 учебные года. Сохранялась карточная система. Только 1 января 1947 года отменили карточки на хлеб и продукты. Отца освободили по амнистии в честь Победы. Всех у кого срок приговора не превышал трёх лет, были освобождены. Так что осенью 1946 года папа вернулся домой. Выжил, лишь потому, что вторую половину заключения провел в Дудинке, где работал на погрузке иностранных пароходов, и там заключенных кормили гораздо лучше, чем в Игарской тюрьме. Здесь же он еле таскал ноги, а мы ничем не могли ему помочь.
Помню, как их бригада работала на причале и мы бегали на берег, приносили папе то, что ели сами: суп из зелёной капусты и горбушку хлеба, которую выделяли из своего пайка. Это разве поддержка для мужика? Но больше ничего не было. В лесокомбинат отец работать больше не пошёл. Работал вначале на конном дворе (опять с лошадьми), потом перешёл столяром в речной порт, в поликлинику водников, а затем главврач, убедившись в его порядочности и честности, предложил ему работу завхоза. Здесь же, на территории речного порта нам выделили небольшой участок под картошку («надел» на кирпичном заводе оставили), здесь земля была гораздо лучше, и урожай приличнее, да еще около дома разработали полоску земли, так примерно до Нового года хватало своей картошки, при большой экономии этого важного продукта.
1946 год был годом освобождения от комендатуры игарчан, раскулаченных в 1930 году. В декабре я получила «чистый» паспорт (тогда паспорта выдавали с 16 лет). А летом 1947 года маме предложили путевку в Красноярский дом отдыха «Енисей». Она долго колебалась (из-за материальных трудностей), и я была очень рада, что мы сумели её убедить взять эту путевку. Мамочка поехала, взяла с собой Виктора. После 17 лет трудностей жизни на севере она впервые встретилась с родными в Красноярске, побывала в Сухобузимо у тети Паши. Витю оставила в Сухобузимо на попечении сестры, её семьи, а сама поехала в дом отдыха.
Виктор так и остался в Сухобузимо на зиму, и лишь на следующий год, погостив у папиной сестры тёти Дуни в Хлоптуново, приехал в Игарку. Думаю, что его отправили тетя Дуня или Мария Михайловна с каким-нибудь из своих знакомых. Его путешествие из Сухобузимо в Хлоптуново тоже не обошлось без приключения. В Атаманово мальчонку-подростка обокрал какой-то «попутчик», стащил и деньги, и продукты, и всё, что у Виктора было. Пришлось ему, захлебываясь слезами от обиды, на ночь глядя, пешком отправиться одному из Атаманово в Хлоптуново (двенадцать километров).
Но добрые люди нашлись и здесь. Его увидела какая-то женщина (уже на краю Атаманово), спросила, что случилось, и выслушав не хитрый рассказ мальчишки, позвала его к себе переночевать, а утром с попутными возчиками отправила его к тете Дуне в Хлоптуново.
Так Виктор в 1947 году впервые побывал в Красноярске, а в 1948 вернулся в родную Игарку (ведь он у нас родился в Игарке).
Но вернёмся в педучилище.
Типовое здание педучилища, построенное до войны, стояло законсервированное – нечем отапливать. Построенное общежитие разделили на 3 части. В одном крыле – классные комнаты, во втором – базовая начальная школа и третья часть общежитие студентов. В нашей группе из народов Севера было четверо юношей и одна девушка, остальные русские. Группа была дружной, быстро выделились активисты, спортсмены, артисты. Культуру в Заполярье (как и вообще в Сибирь) несли ссыльные. Так с большим уважением вспоминаю своих преподавателей по труду (другие предметы вести ссыльным не разрешали). Уроки домоводства преподавала Ленинградка, именно от неё мы получили азы знаний по культуре поведения, а учитель труда бывший артист, руководил драмкружком, вместе с нами готовил костюмы, декорации, знакомил нас с шедеврами русском драматургии. Какой прекрасный вечер был им подготовлен к юбилею Островского с отрывками из: «Грозы», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Свои люди-сочтёмся» и других.
На фото, сделанном 16 июня 1947 года — второй курс педучилища. Условия для занятий были более или менее приемлемыми. В помещении сравнительно тепло. К заготовке дров опять же привлекались студенты. После 1 курса нас гурьбой привели на речку (это в пяти километрах от города). Наш математик – Ощепков Иван Максимович — наш главнокомандующий. Вывел нас на поляну, приказал самим построить шалаши и приступать к заготовке кряжей: Норма на каждого студента – четыре кубометра Длина чурок – два метра. Надо складывать в поленницы размером два на два метра, высотой метр каждая. Разделились на группы по четыре человека, принесли с собой пилы, топоры, ножовки (и продукты). Все на себе по жёрдочкам через болота. И конечно запаслись накомарниками.
Первый день погода была хорошей. Дошли до места назначения без происшествий и до вечера оборудовали шалаши, кто как сумел. На другой день принялись за заготовку «кряжей»: дерево спилить, очистить от веток, разложить на двухметровые чурки, распилить, сложить в штабеля два на два на метр — это норма одного! Значит нам, четверым девчонкам надо заготовить четыре таких «куба». Иван Максимович ходит с метром и строго проверяет, чтобы не было халтуры. Первый куб мы заготовили довольно бодро, вечером собирались у костра варили кашу, пели песни, но испортилась погода: начались дожди, у меня заболел палец, ужасная боль не давала ни спать, ни есть (все уговаривала девчонок идти пилить лес), за работой как-то забывалось о боли, если не задевать сам палец. Утром Ощепков осмотрел на мою руку и отправил нас в город в больницу, всю бригаду. Так на этом наша дровяная страда и закончилась.
А после второго курса посадили нас всех студентов в просторную баржу и какой-то катер потянул нас вверх по Енисею, на сорок километров. Здесь для педучилища уже были заготовлены двух метровые «чурки». Мы должны были эти «дрова» погрузить в баржу. Командовал опять И.М. Ощепков. Катер ушёл, капитан обещал вернуться за нами через три дня. Продукты мы привезли с собой именно на три – пять дней. Мы свою работу выполнили, баржу загрузили, но поднялся шторм на Енисее. Как говорили – пошла «низовка»! Нашу баржу поднявшейся водой вынесло на берег, где она прочно «села».
Катер не пришёл, да и было понятно, что ему не сдвинуть баржу с места. А продукты кончались. Иван Максимович принял решение: собрать остатки всех продуктов, оставить на барже больных, кто не может идти. Всем остальным вдоль по берегу идти в рыбацкий колхоз напротив Игарки. Так мы, гуськом, под моросящим дождём, кто в пальтишке, кто в фуфайке, насквозь промокшие прошагали тридцать пять километров, шлёпая по ручьям и лужам размокшими ботинками (резиновых сапог ещё не было).
А как добирались от колхоза на баркасе и лодке до Игарки это еще одна история. Домой я пришла насквозь промёрзшая, как сосулька. Мамочка сразу посадила меня в горячую детскую ванну, уложила в тёплую кровать. Напоила горячим чаем. Такой счастливой, такого блаженства как домашнее тепло, я, кажется, никогда не испытывала!!! Ни до, ни после!!! Нет испытывала!!! Когда отменили карточки!!! И можно было есть хлеба, пусть даже чёрного, но сколько хочется!!! Это было счастье!!! Но кончился и третий курс обучения !!! Следующий выпуск педучилища был уже не с трехлетним, а с четырёхлетним сроком обучения. Вот и распределение на места работы. Я была спокойна: уже много раз слышала, что я остаюсь в базовой школе. Первой захожу на комиссию, и вдруг слышу, что мне дают направление в Эвенкию! «Там тоже нужны хорошие учителя». Я вышла из аудитории, забилась в самый дальний класс и заревела как белуга. В Эвенкию! Что я там могу сделать, не зная языка, никогда не отрывалась от дома. Откуда только брались слёзы! Пока шло распределение студентов, всех до единого, я ревела, не слушая никаких утешений. Снова выручил И.М. Ощепков, наш учитель математики (он был мужем нашей директрисы, а она председатель комиссии). Меня снова пригласили «на ковёр» — последней! И так как я боюсь Эвенкии, меня оставили в Игарском районе (не в городе). Я и этому рада! Семилетняя школа на станке Полой (примерно в ста двадцати километрах от Игарки) вверх по Енисею. Вместе со мной в Полой получила назначение и Рая Чупрова.
Я беру с собой сестрёнку Галочку, она должна пойти учиться в шестой класс. Нам с ней выдали махонькую комнатку при амбулатории, в которой четвёртую часть площади занимала печка. Ещё поместилась кровать, стол, наш сундучок, одна табуретка, бочка для воды и умывальник! Вот и вся наша мебель. Но мы не унывали. Мне дали второй класс и преподавать математику в пятом классе, Рае первый класс и уроки немецкого языка.
Как общественную нагрузку предложили быть старшей пионерской вожатой в школе. Кроме того все комсомольцы обязаны были стать «артистами»: готовить концерты, ставить пьесы, каждую субботу развлекать жителей Полоя. Весь совхоз был совершенно оторван от мира — ни света (даже в школе и клубе горели керосиновые лампы), ни радио, ни телефона. Связь с Игаркой поддерживал один радист. Нас с Раей он приглашал послушать музыку, что мы иногда и делали с большим удовольствием.
Постоянно занятые в школе, клубе, подготовкой к школьным и клубным вечера, сборам, ни я, ни Рая не испытывали одиночества. В клубе после концертов были танцы. И Галя была всегда занята уроками и домашними делами. Да, стоит ещё рассказать, как меня соблазнила Раина подружка Ольга в зимние каникулы на лыжах отправиться в город за сто километров. Без подготовки и тренировки! Я к директору — Марии Григорьевне – «Отпустите» и слышу в ответ: «Проведи Новогодний сбор дружины и можешь идти». Как она – уже умудрённая жизнью и опытом не подумала, что такой марш-бросок нам не под силу! (Мы-то, ладно, 18-19 летние дурочки, а директор?). Одним словом, никто нас не отговаривал и мы на другой день после сбора дружины с Олей отправились на лыжах по Енисею. Никакой лыжни, конечно, и в помине не было: сугробы торосы. На конной дороге лыжи разъезжаются в разные стороны, ноги устали. Мы сняли лыжи, пройдя, где-то пять- семь километров пошагали в ближайший станок (ещё 18-20 километров).
Пришли в школу (начальную, там всего одна учительница), представились и попросились переночевать. Я вспомнила этот эпизод из своей жизни, чтобы показать, насколько чуткими были тогда сибиряки. Учительница жила при школе, с мамой. Они тут же накрыли стол, дали нам тёплой воды умыться, постелили постели, уложили, как родных, хотя видели нас в первый раз. Утром старшая хозяйка сбегала в контору и на почту, что бы найти нам попутчиков. Приготовили нам с Олей завтрак, денег с нас ни копейки не взяли, еще и обиделись, что мы их предлагали. Только мы кончили завтракать, к школе подъехал на лошади с кошевой почтальон (с ним договорилась наша хозяйка). И оставив свои лыжи у гостеприимных хозяев, мы с почтальоном дальше путешествовали уже в «карете».
А через два дня (после встреч с друзьями), в обратный путь я отправилась уже с обозом: четыре дня в пути от одной «заезжей» избы, до другой. Так прошли мои первые каникулы. Весной, разбирая старые бумаги, я нашла свою контрольную работу по математике. Стоит оценка «5». Прочитала задачу и не знаю, как ее решить! Это был шок! За один год в деревне я так отупела? Нет! пора браться за дело: еду учиться через год, когда Галя окончит седьмой класс. В свои планы я посвятила Раю Чупрову, которая была уже самой лучшей подругой, И начала её агитировать ехать со мною.
Не легко далось обеим это решение, материальное положение родителей у нас было не из лучших, у Раи еще и мамино здоровье было слабое, но все же решили готовиться к приёмным экзаменам. Выбор был сделан в пользу географического факультета Красноярского учительского института. Обложились учебниками, картами, схемами, каждый вечер мы штудировали школьную программу (в педучилище объём знаний по истории, географии, физике, математике, да и литературе был намного меньше).
Выполнив намеченный план (а это было обязательное условие), мы шли на прогулку по берегу Енисея. Приятно вспоминать это время. Наш завуч – Дмитрий Николаевич, ознакомившись с нашими планами, первым делом нам сказал, что мы выбрали факультет не по призванию. Рае он советовал идти на литератора, а мне на математика.
В том же году произошли большие изменения в Полое. Дело в том, что в разгаре была стройка северной железной дороги, которая по планам пересекала Енисей в посёлке Ермаково в восемнадцати километрах от Полоя. Строили дорогу заключённые.
Посёлок Ермаково изменился неузнаваемо: новая средняя школа (вместо начальной), театр, магазин, электричество, по Енисею – широкая дорога для машин до Игарки. В Полое тоже поставили движок, и появилось электричество. Его провели в школу, клуб и контору. Что бы подчеркнуть с каким чувством ответственности мы относились к своей работе, и как тянулись к культуре, стоит рассказать один эпизод.
В Ермаково в театре выступали ссыльные артисты. Они поставили оперетту «Холопка», и мы, четыре девчонки — учительницы очень хотели попасть на этот спектакль. В субботу,
после работы, легко по северным меркам одетые (погода была хорошая) мы отправились в Ермаково. Пришли, конечно, в школу. Но в это воскресенье «Холопки» не ставили: клуб был отдан под итоговый концерт художественной самодеятельности школьников. Нам пришлось довольствоваться этим концертом. Впервые мы увидели настоящие костюмы для танцевальных ансамблей, отличную четкую организацию всего концерта, обилие музыки (не только баян и гармошку, к которым мы привыкли).
Вечером после концерта мы планировали вернуться в Полой, но мороз крепчал, было уже минус 45, и учителя нас уговорили ещё ночь переночевать, а в понедельник утром в город должны были пойти машины, и нас довезти до Полоя (директор школы договорился). Так как у нас всех уроки были во вторую смену, мы с радостью согласились. Но радость была не долгой: утром мороз – 52 градуса, машины в город при такой низкой температуре не пошли, и нам пришлось идти пешком. Всем коллективом школы собирали для нас обмундирование: кто- то принёс ватные брюки, кто-то шапки-ушанки, нашлись меховые варежки, то есть нас одели с головы до ног!
Это ли не пример чуткости сибиряков? Но нам и в голову не могло прийти, что мы можем пропустить уроки, хотя и причина была уважительной. И в такой мороз, закутав голову поверх ушанок ещё и шалями, мы отправились восвояси, промёрзшие, уставшие, мы всё-таки выполнили свой долг, о прогуле не могло быть и речи!
И с таким чувством ответственности к своим обязанностям наше поколение относилось всю свою жизнь. Время шло, наши занятия продолжались. Галя заканчивала седьмой класс и собиралась пойти учиться дальше в педучилище, а мы с Раей всё еще сомневались: получится наша поездка на учебу или нет.
Однажды, вечером, гуляли с Раей над Енисеем. Что — то задерживался ледоход.
Рая вдруг говорит: «Если я поеду учиться, завтра лёд на Енисее тронется!»
Я засмеялась: «Ну, ты даёшь, уже такой стихией, как Енисей хочешь повелевать».
И каким же было наше удивление, когда ночью пошёл ледоход! Мы бегом не берег. Такое событие северяне никогда не пропускают, все жители высыпают на берег посмотреть, как мощная сила течения движет громадой льдов, а они вылезают на берег и друг на друга. Толщина льдин примерно два метра, а то и больше, и не дай бог в это время оказаться на дороге через Енисей. Обычно гибель неминуемая, но и спасали таких горе-путешественников не раз. Всё!!! Сама природа дала нам с Раей понять – едем учиться.
И последним аргументом в принятом решении была встреча в педучилище с преподавателем Енисейского учительского института. Она нас убедила, что ехать надо не в Красноярск, а в Енисейск: учиться только два года, там есть общежитие. Это нас устраивало. Итак, едем…
Не без сожаления обрываю я строки семейной хроники семьи Палеевых. «Игарский» период жизни закончился. Евфалия Александровна встретила в институте свою любовь – тоже педагога Артура Ивановича Нацаренуса, вместе они воспитали двух дочерей: одна стала, как и родители, педагогом, вторая экономистом. Детям и внукам тоже есть что сказать в своей родословной. Надеюсь, что и читатели моего Блога узнают подробности жизни этой замечательной семьи.
На главном фото в первом столбике слева четвёртая сверху Е.А.Палеева. Фото: из архива игарчан и семьи Палеевых. Начальные очерки: «История Игарки как хроника жизни семьи» и «Как выживали, как выжили».
Гапиенко младшей привет!!! Не думал,что вспомнят такое