Как только не называли мой родной город Игарку в художественных произведениях писатели: «Краесветск» — у Виктора Астафьева в «Краже», «Яруга» — у Ирины Левченко в повести «И никак иначе», просто «Заполярье» — в знаменитом романе Вениамина Каверина «Два капитана».
Но, неизменно, со страниц художественных произведений виден неповторимый колорит уникального деревянного города – единственного в мире морского порта, стоящего на реке и его социальное предназначение – отправка леса на экспорт по Северному морскому пути.
Так и в романе Саввы Морозова «Льды и люди», о котором речь пойдёт сегодня, местом действия назван город Егоркин (Егоркино).
«Льды и люди» — небольшое по объёму художественное произведение, написанное известным журналистом Саввой Морозовым в 1979 году. Книгу легко приобрести в свою домашнюю библиотеку, сделав заказ по интернету.
Главные герои в романе и в действительности
Главные герои романа – семья Багровых: отец – директор Полярстроя Егор Адрианович Багров, два его сына: Никита – полярный лётчик и Адриан – журналист городской газеты «Заполярный большевик» и сестра Анастасия – синоптик Егоркинской метеостанции.
Правда, ближе к концу романа окажется, что Никита – не родной, а приёмный сын Багрова и благополучно разрешится интрига, лежащая в основе сюжета романа. Тянущиеся всё время друг к другу, не по-братски любящие друг друга Настасья и Никита, узнав от отца правду, смогут пожениться. Но это лишь одна из тайн, которую мы раскрываем для нашего читателя. Не скажем, как развивается до конца сюжетная линия и как завершилась жизнь главных героев в романе — прообраза Бориса Васильевича Лаврова и его «сына» — журналиста Адриана, «списанного» с самого Саввы Морозова.
Чтение доставит вам массу удовольствия, и не будем вас этого лишать.
Роман написан в форме дневников и писем членов семьи Багровых, и повествует о важнейших в истории тридцатых годов событиях – строительстве и первых годах заполярного города Игарка (Егоркина) и экспедиции по Северному морскому пути, открывшей торговый путь в Якутию. (Первой Ленской экспедиции 1933 года), в которой главные герои принимают самое непосредственное участие.
Повествование начинается с момента приезда в Егоркино в 1961 году двух главных героев, четы Багровых – Никиты и Анастасии, решивших отпраздновать в городе юности свою серебряную свадьбу. В очертаниях вымышленного Егоркина явно видна Игарка:
«Теплоход ещё малость повернул влево, и нам открылась крутая многоступенчатая лестница, поднимающаяся от дебаркадера к бревенчатому, некрашеному потемневшему от времени строению из вековых стволов лиственницы. Вот он, домина этот, кондовый, рубленный в лапу, построенный в Егоркине одновременно с первыми причалами и лесопильным заводом. Размещалось в нём тогда, давным-давно управление порта и контора комбината Полярстрой. Очень нам с Настей приятно было, что, как и прежде, растёт перед домом единственный кедр, для столь северных широт дерево редчайшее. Оберегал тот кедр, любил его как одушевлённое существо директор Полярстроя Егор Адрианович Багров».
Едва прочтя этот абзац, я кинулась искать фотографии речного порта. Вот он тот самый кедр, и поныне растущий перед зданием, увы, утраченного речного порта.
Узнаваем не только сам кедр, но и здание речного порта, построенное по проекту московского архитектора Ивана Леонидова, и знаменитая в сто с лишним ступеней лестница: «С балкона мы с Никитой видели, как спускались они к причалу по многоступенчатой лестнице, как зашагали по пристанскому настилу», — пишет Морозов, комментируя путь главного героя из здания порта на морской причал.
Сколько раз, каждый из нас, игарчан, возвращаясь в Заполярье теплоходом после летнего отдыха, с волнением наблюдал эту картину: «Едва теплоход свернул с главного русла в протоку, слева, на крутом берегу, бросились нам в глаза каменные строения, те самые, которые видел я недавно в кинохронике. И это в городе, где на нашей памяти улицы мостились брёвнами, колдобины засыпались опилками, а тротуары настилались из досок». Современники, конечно, уже и не помнят деревянных дорог, и будут удивлены, что знаменитая лестница на фото из нашего домашнего архива находится совсем в другом месте, чем теперь. Но в моём детстве всё это было, и на моих глазах начали вырастать каменные строения.
«Мы с Настасьей, — пишет в своём Дневнике герой романа Никита Багров, — дивились бетонным мостовым, уходившим от берегового откоса. Прочитали броскую вывеску под шиферной крышей: «Универмаг Георгий». Прочитали и засмеялись: в Москве, значит, «Руслан», в Ярославле – «Ярославна», а в Егоркине – «Георгий».
В действительности, двухэтажный универмаг в Игарке недалеко от речного порта носил название «Егорка» и был открыт в честь другого литературного персонажа — героя романа Алексея Кожевникова «Брат океана» Егора (Игарки) Ширяева. Версия о первом жителе тех мест, чьим именем, якобы, назван город, долгие годы считалась научной, и до сих пор тиражируется отдельными материалами, в том числе и в интернете, как достоверная. На самом деле, исток этой гипотезы в литературном произведении, а Егор Ширяев в реальной жизни не существовал. Игарскими насельниками считаются фамилии Шадриных, Гнездиловых, Мельковых.
С романом «Люды и люди» — ситуация иная. Главный его герой Егор Багров списан с реально существовавшего человека — Бориса Васильевича Лаврова (21.10.1886 — 28.07.1941), исследователя Арктики, организатора полярных экспедиций, одного из руководителей Главного управления Северного морского пути (ГУСМП). Именно Борис Лавров был организатором строительства порта Игарки и неоднократно бывал здесь в тридцатые годы. Он же стал и начальником первой Ленской экспедиции по проводке грузовых судов из Архангельска по Северному ледовитому океану в устье реки Лены в 1933-1934 годах. Примечательно, что к участникам экспедиции Лавров присоединился в посёлке Диксон, куда перелетел на гидросамолёте после очередного посещения Игарки.
Автор своего первого художественного произведения – романа «Льды и люди» журналист Савва Тимофеевич Морозов был знаком с Борисом Лавровым, встречался с ним в Москве и Игарке, и по протекции Лаврова тоже стал участником Ленской экспедиции.
Некоторые черты своей биографии Морозов придал сыну Багрова — журналисту Адриану Багрову, участнику Ленской экспедиции. Но в редакции Игарской газеты «Северная стройка» сам Морозов, к сожалению, не работал. И всё-таки приятно находить на страницах романа часто упоминаемые сведения о работе городской газеты, о чём подробнее расскажу ниже.
А вот созданный в романе портрет главного героя директора Полярстроя Е.А.Багрова идентичен описанию Бориса Лаврова, и это явственно видно на сохранившихся его фотографиях. «Сколько себя помню, привык всегда видеть отца, — вспоминает Никита Багров, — в наглухо застёгнутом кителе, всегда поражаюсь тщательности, с которой выбривает он виски и затылок на рано полысевшей своей голове. А глаза отцовы – зеленовато-серые, настороженно зоркие под кустистыми рыжеватыми бровями не могу себе представить иначе, как в лучах морщинок, под набрякшими веками».
Несколько различается начальный этап в биографии Багрова и Лаврова. В романе он «служил матросом в царском флоте». В реальной жизни Лавров родился в семье священника в Ярославской губернии, но уже в юношеском возрасте примкнул к революционному движению. За это он был исключён из духовной семинарии, а позднее из Казанского Университета, арестован и направлен в ссылку в Архангельскую губернию под надзор полиции. Так он очутился на Севере и увлёкся им.
В 1928 году Лавров был назначен председателем Северо-Сибирского государственного акционерного общества транспорта и промышленности «Комсевморпуть» с местом дислокации в Новосибирске. В задачи «Комсевморпути» входило строительство предприятий в верховьях сибирских рек – Оби и Енисея, организация Карских операций по доставке грузов, и в первую очередь, продуктов питания населению. Этому же акционерному обществу в 1929 году было поручено и строительство города Игарки.
Борис Лавров решал вопросы перспективного развития Игарки в Москве в Госплане и министерствах, выезжал в заграничные командировки за рубеж, постоянно бывал в нашем городе. Его можно было видеть в течение рабочего дня на строительных площадках, на лесозаводе, на причале, где грузились морские суда, в теплицах и на полях уникального сельскохозяйственного предприятия в Заполярье – совхоза. Его авторитет у руководителей и простых рабочих был огромен.
Вот и директора Полярстроя Багрова в романе «зимой тут в низовьях Большой Реки не застанешь. Да и понятно, много у отца дел, многими предприятиями, разбросанными по северу Сибири, надо ему руководить. И лесосплав готовить с притоков Большой Реки. И графитовый рудник строить в таёжной глуши за Каменной грядой, в медвежьем углу… Надо ещё меха, закупаемые в тундре у охотников, отправлять в Ленинград к Международному пушному аукциону. Потом и в Москву пора ехать для докладов Госплану и Совнаркому».
Интересно упоминание о московских командировках Егора Багрова в романе: «…мы с братом и понятия не имели, о чём спорил в те дни директор Полярстроя, находясь в командировке в Москве. А дебаты там шли жаркие и с госплановцами, и с внешторговцами. Егор Адрианович доказывал, что в очередную навигацию егоркинский лесозавод и порт смогут обеспечить погрузку на экспорт уже не двадцати судов, как прежде, а не менее тридцати. Он настаивал, чтобы торгпредство в Лондоне заранее зафрахтовало тоннаж, хлопотал, чтобы представители Совторгфлота в Дании и Голландии нажимали как следует на строительные фирмы. Иначе не поспеют к арктической навигации зарубежные фирмы пустить на воду заказанные суда: ледокол «Харитон Лаптев» и ледокольный пароход «Алексей Чириков».
В реальности, накал страстей действительно имел место, и Борис Лавров принимал в этом самое непосредственное участие, хотя цифры были иными, чем в вышеприведённом художественном тексте. Так, ещё не имея собственного лесопильного производства, в 1929 году портовики Игарки приняли первые плотокараваны экспортного леса с Ангары и перегрузили их в трюмы 26 иностранных морских лесовозов. С 5 августа по 6 октября 1930 года из Игарки ушло 12 морских судов. Столько же морских лесовозов иностранного производства посетило Игарский порт и в навигацию 1931 года. «Карская» — так называлась тогда лесоэкспортная навигация — была несколько короче по срокам: с 8 августа по 3 октября – 56 дней.
Эпизодами романа подтверждается и маршрут следования главного героя Багрова с планом поездки Лаврова до встречи с судами, принимавшими участие в Ленской экспедиции. «Руководить экспедицией поручалось отцу, — пишет Никита Багров, — Одновременно по примеру прошлых лет директор Полярстроя был назначен и уполномоченным правительства по лесоэкспорту через полярное море… Отец должен был лететь сначала в Архангельск – проверить, как грузятся транспортёры Якутской экспедиции, затем на Большую Реку – готовить Егоркинский порт к встрече иностранных лесовозов. После всего этого назначалась встреча в бухте Сидоровской с кораблями, идущими в Якутию».
Нет достоверных сведений о реально существовавшей семье Бориса Лаврова. В романе Багров трижды был женат, имел троих детей от разных браков. Была ли семья у Лаврова, и в каком составе, возможно, кому-то из исследователей удастся узнать. Для этого, думаю, надо заглянуть в дело репрессированного и расстрелянного в первые дни Великой Отечественной войны прекрасного учёного и хорошего организатора, одним из первых в нашей стране награждённого высшей наградой тех лет – орденом Ленина.
В Постановлении Центрального Исполнительного Комитета СССР от 25 июля 1934 года говорится: «Отмечая огромную работу, проведённую товарищем Лавровым Борисом Васильевичем по созданию и строительству города Игарка, по организации Карских экспедиций и возглавляемой им Ленской экспедиции 1933 года, а также проявленную им энергию и настойчивость при осуществлении научных изысканий во время зимовки Ленской экспедиции, Центральный исполнительный комитет Союза ССР постановляет: Наградить товарища Лаврова Бориса Васильевича за заслуги в деле изучения и освоения Арктики орденом Ленина». Под документом подписи Председателя ЦИК СССР М.Калинина и Секретаря ЦИК СССР А.Енукидзе.
Игарка – Егоркино
Большая часть романа «Льды и люди» — это подготовка к Ленской экспедиции, маршрут движения судов и увлекательные события, всегда связанные с Арктическими путешествиями, в том числе и вынужденные зимовки, и описание быта полярных станций, и ледовая авиационная разведка, и неизбежная гибель судов, самолётов, людей.
Но Игарка, расположенная на реке Енисей, как место действия главных героев присутствует в нём тоже. В пользу того, что Большая Река это действительно Енисей говорят вот такие упоминания о ней: «Раньше, в молодые свои годы, видел я Большую Реку, «сестру океана», как называют её сибиряки». Здесь автор использует некий каламбур. У Вадима Кожевникова роман о Енисее назван «Брат океана», а Морозов, назвав реку в женском роде, даёт ей эпитет «Сестра океана». И ещё раз более точно С.Т.Морозов говорит о Енисее (Большой Реке) ссылаясь уже на документальное повествование о путешествии от устья Енисея вверх по реке знаменитого норвежского полярника Фритьофа Нансена, описанного им в книге «В страну будущего»: «…о краях, которые Нансен до революции назвал «страной будущего».
Самоедская, впоследствии ставшая Игарской уникальная протока, способная принимать морские суда с большой осадкой, в романе назван Кривой протокой. И впрямь, если посмотреть на карту, протока кривая.
«Нынешний Самолётный остров – так он на всех картах обозначен уже не первый год – я помню, — говорит герой романа Никита Багров, как остров Ламутский. По ламутам, коренным здешним жителям, звался он. А ламутов наши этнографы давно уже переименовали в эвенов». На самом деле остров, где расположен Игарский аэродром, тоже первоначально назывался Самоедским, теперь называется Игарским.
О самом городе всё-таки написано в романе мало. — «В Егоркине брёвнами улицы мостят».
Герои шли «по дощатому тротуару, сырому, скользкому от недавнего заморозка, пересекая глубокие глинистые рытвины, исполосовавшие егоркинские улицы. Названия улиц говорили сами за себя: Брусничная, Ягельная, Медвежий Лог». Конечно, ни Брусничной, ни Ягельной улиц в городе не было, но Медвежий лог существует и в реальности.
К сожалению, у авторов художественных произведений – женщин природа в Заполярье описана более ярко. У Саввы Морозова находим лишь описание предновогодней поры – это «разгар холодов и полярной ночи, точнее сказать, полярных сумерек». «Светать начинает близко к полудню. Через какие-нибудь три часа снова темнеет, морозные цветы на стёклах, сначала белесоватые на тёмном фоне, потом сливаются с мутной мглой за окном. Работать без лампы в сумерки нельзя. Когда гаснет электрическая лампочка под потолком, а случается это часто, по вине «чёртовой живопырки», как ласково именуют егоркинцы городскую локомобильную электростанцию на дровах, приходится разжигать керосиновую «молнию».
Действительно, чтобы попасть в наш город, ни железных, ни автомобильных дорог нет: прямой путь до Игарки по Енисею. Но с началом 30-х годов прошлого столетия, когда стала развиваться авиация, и зимой и летом, город был связан с «материком» — так тогда говорили о юге края – по воздуху.
Они принесли крылья в Игарку
По данным «Енисейского энциклопедического словаря» воздушное сообщение по маршруту Красноярск – Игарка – Диксон было открыто в 1931 году после того, как в 1926 году была освоена линия Красноярск — Туруханск. Первым, прилетевшим в Игарку экипажем, руководил пилот Борис Григорьевич Чухновский, а в его составе начинал летать Василий Сергеевич Молоков. Правда, некоторые краеведы называют первооткрывателем трассы до Игарки другого полярного асса – Яна Степановича Липпа. Все экипажи, идущие на Север, делали промежуточную посадку на станке Подкаменная Тунгуска при впадении одноимённой реки в Енисей. Построенный в 1946 году аэропорт в посёлке Бор Туруханского района до сих пор носит перешедшее по наследству название — «Аэропорт Подкаменная Тунгуска».
Достоверно известно, что в Ленской экспедиции принимали участие лётчики Анатолий Дмитриевич Алексеев, Василий Сергеевич Молоков, Мауно Янович Линдель, Сигизмунд Александрович Леваневский и другие. Их именами и именами других авиаторов пестрят короткие заметки о прилёте воздушных судов в Игарку. А сама газета «Большевик Заполярья» тех лет изобилует фотографиями полярных ассов.
В романе действуют другие авиаторы: Бруно Густавович Таубе, Кузьма Дорофеевич Пузанков, радист Лёва Балабан и один из главных героев Никита Адрианович Багров.
Для нас важно, как описан сам воздушный путь на Север, как была обустроена площадка для приёма самолётов в Игарке. И мы находим ответ, который даже в рамках художественного произведения можно считать исторически достоверным. Савва Тимофеевич Морозов — автор ещё и документальных книг «Крылатый следопыт Заполярья» об Иване Ивановиче Черевичном и «Они принесли крылья в Арктику» о Борисе Григорьевиче Чухновском и Анатолии Дмитриевиче Алексееве. В их основе лежат многочисленные встречи и беседы с полярными лётчиками, московскими соседями писателя. Так что и автор романа, можно с уверенностью сказать, знает, как развивалась авиация в нашем городе не понаслышке.
Уникальной иллюстрацией к рассказу может послужить и найденный мной недавно номер игарской газеты «Северная стройка» с фотографией приземления самолёта прямо на лёд Игарской протоки.
Читаем роман: «Газеты приходили в Егоркино с изрядным запозданием, несмотря на все старания почтовиков. Возил почту обычно я, линейный пилот, именовавшийся также «командиром корабля» по штатному расписанию авиаслужбы Полярстроя», — говорит Никита Багров.
«Самолёты с юга, из краевого центра, приходили не так уж часто, раза два в неделю, и каждый воздушный рейс был событием для местных жителей…»
«Вся авиаслужба, которая находилась, как и правление комбината, в Новосибирске, краевом центре, насчитывала пять самолётов. Из них две «гидры», летающие лодки, поздней осенью с наступлением ледостава на Большой Реке, ставились в затон на ремонт вместе с буксировщиками и баржами. Остальные три – одномоторные биланы, летом снабжённые поплавками для посадок на воду, зимой же переставлялись на лыжные шасси. Они взлетали с примитивных снежных площадок. Такой самолёт принимал в заднюю кабину либо двух – трёх пассажиров, либо груз не более трёхсот килограммов»…
«Ужинаем мы обычно в Туринке, рыбачьем становище на полпути примерно до Егоркина». В избушке начальника Туринского аэропорта ночевали на полатях. «Раздеваясь, с наслаждением освобождаемся от пудовых меховых комбинезонов, которые за долгие часы, проведённые в промороженной кабине, успевают и задубеть и осточертеть нам»…
Под утро перед рассветом, когда мороз особенно крепчает, механик начинал разогревать расчехлённый мотор горячим воздухом от паяльной лампы. В радиатор заливалась согретая за ночь вода. «И вот уже стены избушки начинают легонько подрагивать от близких и частых взмахов самолётного винта». Механик «гонял мотор», готовил машину к старту. Командир воздушного судна, забравшись в кабину, включал контакт, а механик вис на лопастях пропеллера. Они вычерчивали первый круг, второй, третий. Механик раскачивал машину за крыло, дубасил киянкой – деревянным молотом – по лыжам, примёрзшим ко льду. Только после всего этого, когда самолёт выруливал на старт, механик на ходу влезал в заднюю кабину.
«И мы продолжаем рейс, — пишет в очередной главе «Испытательный срок» лётчик Никита Багров. – Идём над замёрзшей рекой, пролетая бесчисленные извивы её проток, пересекая лесистые острова, заснеженные отроги горных хребтов, близко подступающие к руслу. Порой ярко светит солнце, тогда я опускаю защитные тёмные очки, проклиная их резиновое крепление, которое, заледенев, врезается в лоб и щёки. Порой, облака, сгущаясь, прижимают машину к самым макушкам мохнатых елей и оголившихся ещё осенью лиственниц. Тут я, понятно, малость нервничаю: как бы не зацепить лыжами за деревья. Беру штурвал на себя, набираю высоту. Новое беспокойство: Как бы не потерять наземные ориентиры, которые всё время сверяешь с картой, — ведь там внизу, начинает клубиться позёмка. Того и гляди перейдёт позёмка в пургу.
Пурга, случается, вынуждает и к посадке, внеплановой, не предусмотренной рейсовым заданием. Высмотрев внизу «пятачок», плюхаемся либо на речной лёд, неровный, торосистый — вот-вот поломаешь лыжи, — либо на озерко или полянку в тайге. Тут сразу, придавив наст, зарываемся в сугробы: как бы не клюнуть носом, не скапотировать.
На «вынужденной» отчаянно мёрзнем, хоть и забираемся в спальные мешки, хоть и кутаемся сверх того в чехлы от мотора. Хоть и пытаемся согреваться у немилосердно чадящей паяльной лампы, которую разжигаем тут же под самолётным крылом.
Если пурга затяжная, самолёт обрастает сугробами. Тогда уже сиди и жди! Дождался, когда стихнет белёсая кутерьма, – берись за лопату, раскапывай. Растапливай в вёдрах снег, грей воду, иначе мотор не запустишь, не взлетишь.
«Банные процедуры на вынужденной» …нещадно пожирают горючее. Иной раз, взлетев наконец после двух-трёхсуточного сидения, дотягиваем до Егоркина буквально на последних каплях. Слышу: чихает мотор. Спиной ощущаю, чувствую «механер-аншеф» подкачивает остатки бензина ручной помпой. И безмерно бываю счастлив, когда из-под крыла выползает сначала знакомый изгиб Кривой протоки, потом полоски, квадратики, прямоугольнички – кварталы Егоркина. Вот и долгожданные трубы: сначала электростанция, потом лесозавод. Вот и соломенно-жёлтые штабеля лесобиржи…
Сели! Лыжи притёрлись по льду протоки, скользят, как, помню, скользили мальчишечьи мои коньки на катке в архангельском парке.
Дома! Самочувствие такое, будто вынырнул из белёсой пропасти, из какой-то промороженной бездны. Кажется, ещё немного, и захлебнулся бы холодом, задохся бы закоченел.
Когда на узеньких саночках, запряжённых мохнатой сибирской лошадёнкой, мы катим от аэродрома, городишко наш, бревенчатый, по большей части одноэтажный, весь в сугробах, кажется после безлюдья тайги благоустроеннейшим центром».
В тот легендарный первый прилёт весной 1931 года директор Полярстроя Егор Адрианов «сам следил за расчисткой посадочной площадки на льду, сам приказал над большим сугробом у берега водрузить транспарант с приветственным лозунгом. А как вышли авиаторы из кабины, обоих расцеловал, первый им «ура» закричал. Потом короткую речь отец сказал: «Новая эра наступает на сибирском Севере, ближе стало Егоркино ко всей стране…»
А вот как в романе описана процедура приёма воздушных судов летом: «Там, где теперь дебаркадер, раньше к широкому плоту швартовались гидропланы. Северная авиация зарождалась на воде – мало кто помнит об этом нынче. Заштормит иной раз в морской лагуне или в протоке, такой вот, как эта, тогда уж прощай посадочка!»
Собравшиеся спускались к отшвартованному между двух огромных камней плоту, молча всматривались в облачный горизонт. Ожидали сначала «появления чёрной точки, потом превращения точки в крестик, крестика – в птичку, птички в увесистую двухмоторную «гидру». Наконец летающая лодка, коснувшись воды, поднимала за хвостом пенный шлейф. Всегда при этом я мысленно понукал пилотов: «Ну скорее, ребятушки, рулите, швартуйтесь к плоту, глушите моторы…»
…«Началась высадка пассажиров. Люди выбирались на плот из кормового люка летающей лодки, их всех, видимо, одинаково вымотала полусуточная болтанка над тайгой, над горами, над речными плёсами. Вслед за пассажирами появились и члены экипажа».
Первооткрыватель северных трасс лётчик Никита Багров, побывавший в Егоркине в 1961 году, был приятно удивлён: «С противоположного берега протоки, с острова, доносится рёв прогреваемых моторов. Там теперь Егоркинский аэропорт, поэтому и остров зовётся Самолётным… Это теперь здесь бетонка, тут металлической сеткой грунт прикрыт – всюду в Заполярье аэродромы надёжные. А тогда ничего подобного не было. Да и аэропланы тогдашние, тридцатых годов, разве похожи на реактивный лайнер…?»
Первая печатная газета в обширном Туруханском крае
Никогда об этом не упоминалось ранее, но, думаю, что и игарская газета своим рождением обязана Борису Васильевичу Лаврову, ведь первоначально её издателем являлся политотдел «Комсевморпути». Первый номер газеты «Северная стройка» вышел 5 мая 1930 года в Туруханске и стал первой печатной газетой в обширном Туруханском крае. Начальные номера газеты печатались на небольшом листочке тиражом в семьсот, либо по другим данным – в одну тысячу экземпляров один раз в неделю, либо один раз в пять дней. Эти данные тоже разнятся, ибо пока не удалось в архивах найти хотя бы один из её подлинных номеров. Судя по печатавшемся в каждом выпуске возрастающем номере газеты, за 1931 год удалось выпустить только 47 номеров. С февраля 1932 года порядковый 62-ой номер начинает печататься уже в Игарке: здесь открывается типография, в ней первоначально станок «американка» и неполный набор шрифтов. Газета начинает выходить шесть раз в месяц на двух полосах. Первое время вместо адреса редакции печатается просто «Город Игарка, за полярным кругом».
С 1 июля 1935 года газета «Северная стройка» переименована в «Большевик Заполярья». В романе, описывающем события 1931-1933 годов, она сразу носит название «Заполярный большевик».
И вот как описывает эти события Адриан Багров, сотрудник газеты «Заполярный большевик», как помним, прообраз самого Саввы Морозова во «Льдах и людях»:
«Я с маленькой своей типографией перебрался в Егоркино недавно. Успел здесь выпустить всего восемь номеров газеты «Заполярный большевик».
Приведённый там же в романе заголовок материала в газете «Досрочная погрузка экспортного леса – вклад портовиков в валютный фонд страны» свидетельствует о том, что газета издаётся в Игарском морском порту.
А вот и более развёрнутая картинка как эпизод издания газеты: «У Адриана в бараке, который он окрестил «дворцом прессы» — и вовсе благодать. Мерное громыхание типографской машины за дощатой перегородкой звучит прямо-таки музыкой. Первопечатник наш в большущих роговых очках на вздёрнутом носу – ну до чего же симпатяга! – берётся за карандаш и блокнот. Потом уходит в наборную и возвращается весь перемазанный типографской краской. В очередном номере «Заполярного большевика» будет десять-пятнадцать строк под дежурной рубрикой «Витамины – по воздуху». Мы привозим в Егоркино ценный груз – ящики с луком и чесноком, банки с консервированным клюквенным соком, пакеты с концентратом лимонной кислоты. Что поделаешь, в городе цинга», — так описывает встречу с братом, прибывший в Заполярье очередным рейсом лётчик Никита.
О причинах и масштабах этой страшной болезни, вызываемой авитаминозом с явными признаками расшатывания и выпадения зубов и даже летальным исходом уж точно газета не писала. Хотя в ней и давались рекомендации пить для профилактики хвойный настой – ужасно горькое и противное питьё, которым и нас в детстве пичкали родители.
Герой романа Никита Багров пишет в своём Дневнике: «Взять хотя бы эту вспышку цинги в Егоркине. Повторяется ведь она, была ещё прошлой зимой. Была потому, что вовремя не завезли достаточных запасов овощей, картофеля. Говорили: с флотом тогда было туго, не хватало судов на Большой Реке». «Минувшей осенью караван с картошкой и овощами так и не дошёл до Егоркина, застрял во льдах, зазимовал на среднем плёсе. И вот «цингуют» егоркинские лесопильщики, выполняя и перевыполняя зимние планы, чтобы летом завалить экспортным лесом иностранные суда».
К весне 1931 года число жертв цинги в городе составило 1805 человек – исторически зафиксированный факт.
Далее по ходу событий в романе «Адриан Багров командирован центральной водницкой газетой в Арктику для участия в первом «историческом» походе грузовых морских судов к берегам искони бездорожной, отрезанной от всего мира Якутии. И не просто командирован – по рекомендации директора Полярстроя, начальника Якутской экспедиции зачислен в состав машинной команды линейного ледокола «Степан Разин» на должность кочегара второго класса»… «Уголёк шуровать — это тебе не передовицы писать», — поучал литературного героя боцман ледокола.
Игарцы
Красочно описаны в романе горожане, пришедшие встретить очередную «летающую лодку», приводнившуюся на протоке: «Пёстрая разноликая толпа – ребята одетые в деревенские армяки и домотканные поневы (домотканая клетчатая шерстяная юбка, сшитая из двух полотнищ, обшитая лентой и тесьмой), обутые в лапти и какие-то немыслимые опорки, когда-то видимо считавшиеся сапогами, ботинками, валенками. «В гомоне мальчишечьих и девчоночьих голосов слышалось и протяжное оканье, характерное для волгарей и характерный русский говор со свойственным ему придыханием и самая настоящая украинская мова».
Автор романа, не кривя душой, пишет и о том, о чём даже в конце семидесятых ещё официальная пропаганда в открытую не делала акценты: «Егоркино в низовьях Большой Реки — не только «лесоэкспортный цех Сибири» и «валютная кладовая пятилеток», но ещё и место раскулаченных. Кроме энтузиастов, едущих сюда по зову гражданской совести, немало тут людей, сменивших место жительства не по своей воле».
Кроме семьи Багоровых игарцев — так раньше называли жителей нашего города, а не игарчан, как теперь, я нашла два интереснейших реально существовавших персонажа.
Настя Багрова в одном из своих неотправленных Никите писем пишет: «Курить я, слава богу, не выучилась, хоть и старается меня приохотить к табачному зелью одна новая знакомая, большая поклонница и Есенина, и этих самых имажинистов, и символистов, и акмеистов, и даже каких-то неведомых мне эгофутуристов. Зовут её Лола, годами она меня чуть моложе, но житейским опытом куда богаче. В Егоркино Лола попала прямиком из московского «Метрополя». Там работала барменшей и, судя по всему, проштрафилась на каких-то махинациях с валютой. Сюда сослана на три года, устроилась в клуб на должность консультанта по самодеятельности.
В Егоркинском Доме культуры – так официально именуется клуб лесопильщиков – Лола обучает фокстроту, танго, блюзу и чарльстону – всем западным танцам – егоркинских парней и девчат. Девчата от Лолы без ума. После занятий танцами она безвозмездно пропагандирует новшества косметики, парикмахерского искусства, посвящает своих приятельниц во все таинства женского туалета. С мужской частью населения Егоркина «консультант по самодеятельности» держится более официально, уделяя внимание лишь должностным лицам».
Сейчас уже и не спросишь, был ли знаком Савва Морозов с этой Лолой, либо о ней, как и я, прочёл в одной из заметок в газете «Большевик Заполярья».
Вот её текст: «Открывается школа танцев. Массовичка Колмакова, прошедшая обучение в Москве, будет учить игарскую молодежь современным западно-европейским танцам».
Так что Лола в романе – это персонаж тоже не вымышленный, а скорее списанный с реально существовавшей личности.
Спустя месяц в газете новая информация «Вечер западных танцев»: «Обыкновенно, когда оркестр в клубе заиграет танго, зал пуст, или несколько пар неловко стараются сделать две-три замысловатые фигуры этих танцев. Так было раньше. Теперь после организации школы танцев, где учатся десятки пожилых и молодых игарцев, залы клубов всегда заполнены танцующими. Первые специальный вечер западных танцев состоялся в клубе «Динамо». Вечер показал замечательные успехи учащихся школы танцев, которой руководит, как любитель, Боярчук».
Фамилии руководителей школы разнятся, но факт существования школы западных танцев в Игарке 30-х можно считать достоверным.
Для нашего города не только тридцатых, но и пятидесятых годов характерной зимней картинкой являлся приезд оленьего обоза с коренными малочисленными народностями Крайнего Севера. Тогда их называли националами. Так и в романе, коренные жители нет-нет да и навещали Егоркино, прикочёвывая вместе со своими стадами. А Егор Багров рассказывает о своём пути из краевого центра: «…ехал сюда по льду Большой Реки, сначала на ямщицких розвальнях, потом на оленьих нартах, всего больше недели в пути… заезжал к ненцам, тунгусам, ламутам… с тамошними шаманами спорил насчёт грамоты, медицины, колхозов… «До бронзового века ещё не дошли, в каменном веке продолжают жить». Рассказывал, что «угощали его тёплой оленьей кровью, хоть и противно, а пил, чтобы не обиделись, …про молодую ламутку в каком-то становище, как та грудью кормила двухлетнего ребёнка, покуривая при этом костяную трубочку. «Затянется хорошенько, выпустит дым носом, отнимет грудь у детёныша и трубку эту самую ему же, вроде как на закуску, суёт».
Very important persons – VIP-гости Игарки
Если термин «Very important persons – VIP» — очень важные персоны, вип-персоны, в тридцатых годах не существовал, то заграничные именитые гости Игарку всё-таки посещали. Это и американка Рут Грубер, и австриец Питер Смоллет, и немецкий журналист Отто Геллер, и член английского парламента Меттерс. Все они с восторгом писали о царящей на стройке атмосфере созидательного труда.
Меттерс – член английского парламента, первым из журналистов побывавший в Игарке в 1931 году и оставивший свои хорошие впечатления о городе в английской прессе, выведен в романе под своим настоящим именем. О его визите в Игарку рассказывается в главе «И никакого вымысла, только факты…»
Интересен его портрет, возможно, что и единственный исторический описательный образ, запечатлённый очевидцем: «В клетчатом спортивном костюме и ослепительной белой рубашке, с галстуком, застёгнутым жемчужной булавкой. Джентльмен, безукоризненно выбритый, благоухающий парфюмерными ароматами. Мне даже захотелось сострить, (отмечает в своём дневнике Адриан Багров), — что, мол, привезли его сюда прямо из Лондона в судовом холодильнике, столь он был свеж и элегантен, а потом его сразу подали к столу, как самое деликатесное блюдо».
Интересно, упомянуто, что гостей угощали спиртом: «прозрачным, как слеза, разведённым в соответствии с обычаями «по широте»…
Действительно, вначале на Север завозили не водку, а питьевой спирт, а перед подачей к столу его разводили водой. Коренные северяне предпочитали именно этот напиток.
В романе директор Полярстроя Багров принимает Меттерса, устраивая в его честь обед, и знакомит высокого гостя с членами своей семьи. К сожалению, я не нашла пока документального подтверждения тому, что полное имя Меттерса в действительности — Джеймс Н. Вероятно, что и правильное название его статьи — «Сибирь вышла к океану. Сибирская Большая Река течёт теперь в Европу и Америку» в угоду художественному произведению изменено. Но что интересно для меня, краеведа, и журналиста игарской городской газеты, так это сравнительное описание маститой английской газеты «Daily Mail» и игарской газеты 30-х годов: «Меттерс протянул мне сложенную вдвое «Дейли Мейл». Обычный 16-страничный выпуск этой солидной газеты показался мне объёмистым, как журнал, по сравнению с тощеньким двухполосным «Заполярным большевиком» на серой невзрачной бумаге».
Ниже по тексту в романе дано содержание очерка члена английского парламента: «Англичанин писал о том, что создав в Егоркине порт и организовав коммерческое судоходство в полярных морях, Советская Россия приблизила свои арктические окраины к мировым торговым путям. И ещё о том, что автор статьи, отправляясь в Егоркино на очередном лесовозе из Саутгемптона, гордится своей причастностью к новому прогрессивному шагу в мореплавании и международной торговле».
В романе упомянут и исторический факт: действительно в Игарской городской газете «Северная стройка» 5 мая 1932 года был опубликован очерк Меттерса.
К сожалению, номера этой газеты мне не удалось пока отыскать, но текст его письма строителям Игарки процитирован частично журналистами Василием Новиковым и Жоресом Трошевым в книге «Игарка. Города Красноярского края», вышедшей в 1979 году: «…Когда мне говорят, — писал Меттерс, что Игарке всего два года, я искренне и глубоко преклоняюсь перед мужчинами и женщинами, которые были ответственны за такое гигантское усилие и за проявление такой храбрости и выносливости в освоении Севера… Мне лично представляется Игарка только началом развития, которое в дальнейшем никакой человек не может предсказать. Она представляет будущность Сибири».
А вот цитата из материала в английской печати, приведённая в той же книге: «Люди там (в Игарке) удивительные. Трудно им, правда. Много надо им сделать. Хотя не всё у них ладится, они всё равно победят».
«В пароходы, в строчки и в другие добрые дела»
«В пароходы, в строчки и в другие добрые дела», как писал знаменитый советский поэт Владимир Маяковский, должна была бы воплотиться жизнь Бориса Васильевича Лаврова, первостроителя города Игарки.
Выступая на митинге по случаю прибытия судов Ленской экспедиции в Якутию, главный герой романа Егор Багров говорит: «На мускулистой спине грузчика вырос на Большой Реке сибирский заполярный порт Егоркино. Вашим трудом, товарищи, забиты первые сваи будущих причалов у морских ворот Якутии. Спасибо вам скажет Родина!»
Увы, такого не случилось. И Игарка сегодня живёт практически только авиапортом — как пересыльным пунктом вахтовиков на ближайшие нефтяные месторождения. И имя Лаврова страной забыто.
В 1935 году, после реорганизации ГУСМП Лавров не прекратил заниматься развитием северных территорий. Он был назначен директором Научно-исследовательского института экономики Севера и вскоре сумел привлечь к работе в нём многих специалистов. Он – автор нескольких научных публикаций. Под редакцией Б.В.Лаврова, издана книга «Северный морской путь и Карские экспедиции». Им же был разработан проект создания треста «Нордвикстрой», руководителем которого он стал. В задачу треста входило проведение геологической разведки и начало разработки месторождений, которыми изобилует Заполярье, строительство нового города и порта на побережье Северного Ледовитого океана. Планы были не менее грандиозными, чем при строительстве Игарки. Однако, как мы знаем, воплотить их в жизнь Лаврову не пришлось. Он был репрессирован и расстрелян.
Журналист и писатель Савва Тимофеевич Морозов всю свою жизнь старался популяризировать несправедливо забытого руководителя, давшего, по сути, путёвку в жизнь ему — начинающему журналисту. Благодаря его стараниям в Игарке появилась улица Бориса Лаврова. Также был назван и грузовой теплоход, приписанный к морскому порту Тикси. Однако, при перепродаже судна в 2011 году, имя Лаврова исчезло с его борта, и было заменено на безликое «Александр». Вновь репрессирован?
Но если не в пароходах, то в строчках имя Бориса Васильевича Лаврова оказалось всё-таки запечатлено. И речь не только о написанной им самим книге «Первая Ленская», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в 1936 году.
Ещё один журналист Макс Эмманулович Зингер (1899-1960), корреспондент газеты «Известия» и участник открытия трассы Северного морского пути в Якутию, по результатам экспедиции издал в 1934 году документальную книгу «Ленский поход».
Уже в первой главе «Из Архангельска к устью Лены» автор утверждает, что идея Ленской экспедиции родилась именно в Игарке, и вдохновителем и организатором этого плана являлся Борис Васильевич Лавров.
Кстати, и на страницах романа «Люди и льды» присутствует журналист Анатолий Борисович Дерман, участник экспедиции, чей образ списан с Макса Зингера.
А у Саввы Тимофеевича Морозова кроме романа «Льды и люди», где Лавров – это главный герой Егор Адрианович Багров, есть и документальная книга «Ленский поход», изданная в 1933 году.
И если вам удалось найти и прочесть одну из этих книг, значит, имя Бориса Васильевича Лаврова и вами не будет забыто, а его идеи освоения Северного морского пути будут непременно реализованы. И, конечно, вновь своё достойное место в реализации этих планов займёт город Игарка. Хочется в это верить.
Фото: игарчанина Евгения Петрова «Игарская протока и тот самый кедр», речного порта из домашнего архива семьи Гапеенко, сканы из книги Б.В.Лаврова «Первая Ленская», карта Игарской протоки из второго тома Сибирской советской энциклопедии.
