Магомет Мамакаев в Игарке и об Игарке

Имя писателя Магомета Амаевича Мамакаева (16.10.1910 – 02.08.1973)  широко известно в Чечне. Его стихи и прозу можно прочесть и на  родном — чеченском, и на русском языках. В 2013 году в селе Ачхой-Мартан, где родился и где обрёл свой последний приют на погосте классик чеченской литературы,   открылся литературно-мемориальный музей  его имени.

Магомет Мамакаев в Игарке и об Игарке

Шестнадцатилетним юношей горец написал своё первое стихотворение,  а в 1930 году выпустил первый поэтический сборник— «Дружба». В нём были стихи о новой жизни, что пришла на Кавказ с Советской властью. Магомет активно участвовал в комсомольской жизни Чечни, в 1927 году вступил в ряды КПСС. В 1934 году его приняли в члены Союза писателей, он был  делегатом первого  учредительного съезда писателей СССР в Москве.

Когда и каким образом оказался кавказец в Заполярье, в Игарке, он сам предпочитал не рассказывать.

Я впервые увидела его имя на страницах газеты «Коммунист Заполярья»  1956 года – там в нескольких номерах публиковалась его документальная повесть «Первый гудок» о строительстве лесопильного завода и о начале строительства города. Вот эта публикация и послужила поводом для поиска сведений о нём. Однако, называя  написание «Первого гудка» —  начальным прозаическим  продуктом писателя, о подробностях его создания  интернет молчал.

Упоминалось лишь о том, что в годы творческой зрелости Магомет Мамакаев стал меньше писать стихов, а  всё чаще обра­щался к прозе. Широко рекламировались его романы «Мюрид революции» — о вож­де чеченской бедноты Асланбеке Шерипове и «Зелимхан» — о бунтаре, народном мстителе из Харачоя.

Но всё тайное со временем обязательно становится явным. Так, не найдя нигде книги с названием «Первый гудок»,  я прочла упоминание о том, что М.Мамакаев  действительно жил в Игарке в средине 50-х годов прошлого столетия, в мемуарах  мордовского писателя Петра  Ивановича Левчаева,  находившегося не по своей воле  в Игарке в тоже самое время.

А вскоре мне довелось увидеть и не газетный текст первого прозаического произведения писателя.

В книгохранилище Красноярской краевой научной библиотеки отыскался томик рассказов М.Мамакаева «Солдаты Октября», изданный в Грозном в 1969 году. В него вошли рассказы и очерки о борьбе за Советскую власть на Северном Кавказе и о дальнейшем  расцвете Чечено-Ингушетии. Отдельным разделом, озаглавленном как «Полярный цикл», публиковались  рассказы «Первый гудок», «Подвижка», «В тайге», «На протоке».

В предисловии Г.Яблокова, ссылаясь на прямую речь автора книги, говоря, что писатель много  ездил по стране, приводит его слова: «Мне было шестнадцать лет, когда я впервые попал в Ленин­град и на Кольский полуостров. А вскоре после этого я побывал в далёкой Армении и на Дальнем Востоке. Мне довелось жить и работать в знойной Средней Азии, в тундре за полярным кругом. И в каждом уголке нашей необъятной Родины я находил свои особые приметы и прелести».

Эти очерки, говорится во вступительной статье,  рождались на Крайнем Севере, среди суровых и мужественных людей. С ними писатель делил хлеб-соль, вместе с ними радовался первым успехам по ос­воению Севера.

Далее приводились не вполне достоверные данные, но всё-таки, ведя краеведческий поиск реальных исторических событий,  должна процитировать: «Эти очерки впервые были опубликованы в 1955 году в изда­тельстве газеты «Коммунист Заполярья», и в 1958 году вместе с экземплярами газет «Правда» и «Известия» они были навечно за­мурованы в нишах мерзлотной станции АН СССР в городе Игар­ке. В этих очерках запечатлено острым глазом художника начало строительства города. С героями очерков — своими северными друзьями — учителями, журналистами писатель переписывается и сейчас, посылает им свои книги, они сообщают о своих успехах, о том, как меняется облик Севера».

Уточню, что никакого издательства при газете «Коммунист Заполярья» не существовало, была типография, где печаталась сама газета, необходимые для предприятий и учреждений бланки, изредка брошюры. «Первый гудок» был опубликован не в 1955, а в 1956 году, начиная с 28 июня по 11 июля: публиковался в шести номерах самой газеты – с № 76 по № 81. Правда,  теперь, в книге «Солдаты Октября» указана дата написания рассказа – 1951 год, позволяющая сделать вывод о том, что Магомет Мамакаев прибыл в наш город, возможно,  в начале 50-х годов.

Нуждается в уточнении и факт захоронения в вечно-мёрзлый грунт газет с произведениями автора. Действительно, в Игарском краеведческом комплексе «Музей вечной мерзлоты» на глубине 2,5 метров были заложены на хранение газеты военных лет с указанием  вскрытия ящика в 2045-ом году. Но этот эксперимент как  первый опыт многолетнего хранения в толще вечномёрзлого грунта исторических документов был проведён в 1950 году, и газеты более позднего периода уже для этих целей не брались.

А вот то, что Магомет Мамакаев, даже уехав с Севера, продолжал поддерживать тесную связь с друзьями, вполне вероятно: игарчане никогда не боялись «запятнать» себя общением с «Врагами народа». Они всегда  были искренними в дружбе и не особо обращали внимание на  политические  пристрастия власть предержащих. Смелые и стойкие люди, такими они и запомнились опальному чеченскому поэту и прозаику. Действительно, всё было и есть именно так.

И, конечно, мы благодарны сегодня тому, что из-под пера нашего «земляка» вышли не только эти четыре рассказа. В номере газеты «Коммунист Заполярья» за 5 июня 1958 года я обнаружила ещё один документальный очерк Магомета Мамакаева «Полярной ночью». Он о том, как ездила принимать роды в оленеводческое стойбище  фельдшер Нина Александровна Битюцкая.

Автор, возможно, в это время уже получил возможность покинуть  место ссылки и  учился  на высших литературных курсах при Союзе писателей СССР в Москве. Известно, что он окончил их в 1959 году, а они были двухгодичными.

О чём же «игарские» рассказы Магомета Мамакаева?

Магомет Мамакаев в Игарке и об Игарке

«Первый гудок» в газетном варианте имел подзаголовок  «Очерк о первостроителях Игарки».  Возможно, что имена строителей в  нём подлинные, по крайней мере,  один из них – Борис Васильевич Лавров. В рассказе несколько подглавок: «Здесь быть городу», «На стройплощадке», «Страна – Игарке», «Земля будет родить», «Партийное собрание», «Под старой лодкой», «Первый гудок».  Описанные исторические события не раз уже были использованы и другими авторами, но сам рассказ, как художественное произведение, тем более первое у этого автора, безусловно, имеет историческую ценность. И при наличии просьб у читателей, может быть воспроизведён мною и на страницах моего Блога.

Следующий рассказ «Подвижка» также на производственную тему, специфически характерную для Заполярья. Вмёрзший в воду плот,  — поздно приплавленное сырьё для распила, пытаются спасти по весне рабочие. Начавшийся ледоход вместе с глыбами льда может унести драгоценные брёвна в океан. Государству будет  нанесён значительный материальный ущерб.  Пострадают и виновные в этом люди. По погодным условиям Заполярья сырьё из воды должно было быть выкатано в зимний запас не позднее 7 октября, тогда начинала замерзать протока. Не раз случалось не уложиться в эти сроки ввиду позднего прибытия плотоматок с Ангары.  «Подвижка» была написана Мамакаевым в 1952 году. Имел ли место в действительности этот факт, или замысел чисто художественный, газеты тех лет предпочитали документально не информировать население. Но рассказ написан и читается с интересом и напряжением.

Новелла «В тайге» повествует о событиях на рыболовецком пункте в пятидесяти километрах от станка Старая Игарка на озере Мурам. Строго говоря, климатическая зона в районе Игарки называется тундрой и лесотундрой, тайга находится южнее. Но, видимо, «тайга» в художественных произведениях звучит могущественнее, поэтому, некоторыми авторами используется при описании северной природы чаще.

Рассказ написан в 1952 году, мне в то время исполнился лишь только год, но позднее я уже знала, и как сети чинятся, и что такое, к примеру,  кибас, хиус или  верховка. Станок Игарка находился на другом берегу Енисея почти напротив каменных микрорайонов города.  Сейчас в нём обитаемы в летнее время лишь несколько домов. И озеро Мурам – водоём  площадью в два с половиной квадратных километра в действительности находится невдалеке от станка.

Интересно, что повествование в рассказе ведётся от первого лица – работника рыбозавода, идущего  с напарником пешком в рыболовецкую бригаду Виктора Кузьмича Разина. Напарник обращается к автору: «Магомет», что позволяет предположить, что местом работы опального писателя был, как и у Петра Ивановича Левчаева, —  рыбозавод. Рассказ написан мастерски, в нём чувствуется и северный колорит, и поражает сметливость, и находчивость героев повествования – местных рыбаков.

Завершает  полярный цикл лирическая новелла «На протоке». Она о первых любовных чувствах  «черноокой, в кудряшках, повязанных косынкой» лесосплавщицы Надежды Крыловой к молодому отстойщику Степану Гринёву, молчаливому, не умеющему говорить стихами, но испытывающему к девушке искренние чувства.  Интересно, что фамилии Крылова, Гринёв, как ранее  «В тайге»,  Зотов, Дибиков – игарские.

Магомет Мамакаев в Игарке и об Игарке

Рассказ написан в 1953 году,  короткий, всего на одну страничку.  Окликнув девушку, твёрдо передвигающуюся по узким мосткам вдоль  плота, причаленного к берегу протоки, и умело работающую пиканкой, подталкивая плывущие брёвна,  о глубине своих чувств парнишка говорит  только одну фразу: «Я.., я… не могу больше без тебя!»

Автор рассказа, видимо, вспомнив о том, как сам когда-то в иной жизни и дня не мог прожить без стихов, завершает повествование абзацем: «А Степан всё стоит на мостике, всё смотрит девуш­ке вслед. «И почему я не умею сочинять стихи? Выра­зил бы красивыми словами то, что чувствую»…

Вот, вкратце, о чём «полярные рассказы».

И всё-таки, находившийся вдали от родных гор, Магомет Мамакаев и за Полярным кругом писал стихи. Приведённые в его биографических данных названия стихотворений «Енисею» (1949), «На свет я рождён не в Сибири» (1954) говорят об этом. Нашла  я и ещё одно короткое стихотворение, датированное 1954 годом, —  «В родном ауле».

Я ночной тропой пришел к аулу…
В приоткрытой двери вижу свет…
И стою, прислушиваясь к гулу,—
Я его не слышал много лет.

Сквозь ночную пелену тумана
Слушаю — шумит, шумит река…
Это он! Родную песнь Мартана
Я узнал ещё издалека.

Вот так в тёмной полярной ночи  опальному поэту чётко видится родной аул и река Мартан.

Сохранилось очень мало  точных биографических сведений  о жизни Магомета Амаевича Мамаева. По его фразе в авторском предисловии к поэтическому сборнику «И камни говорят», изданному в Москве «Художественной литературой» в 1968 году, можем узнать, что: «В сороковые годы я подвергся незаслуженным репрессиям,  и долгое время был оторван от активной творческой жизни, но писать стихи не бросил. С юных лет поэзия стала для меня такой же насущной необходимостью, как хлеб для голодного».

Действительно, подающий надежды в литературе, талантливый юноша, сделал в начале своей творческий деятельности стремительный карьерный рост. А  далее –   не менее прогнозируемый, как у любого политика, имеющего свою точку зрения тех лет – арест и заключение. В 1930 году  Мамакаев работает секретарём Урус-Мартановского окружкома ВКП (б). В следующем году становится  заместителем  редактора газеты  «Грозненский рабочий», переезжает в  нынешнюю столицу республики.  Тогда же его переводят на работу в Чеченский обком  ВКП(б). По совместительству  он становится директором Чеченского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. И всё это в двадцатилетнем возрасте.

В 1934—1935 годах М. Мамакаев учится в Москве в Высшей школе партработников при ЦК ВКП (б). По возвращении  работает заместителем начальника «Грозхимстроя», заведует отделом школ и науки Чечено-Ингушского обкома ВКП( б),  редактором газеты «Ленинский путь».

В 1937 году в период  террора писателя посадили в тюрьму города Грозный.  Дальнейшая его биография не совсем ясна. В Википедии написано, что «в  1940 году он снова был арестован в Элисте и до 1956 года находился в лагерях на севере — в Игарке». Что не совсем укладывается в известные уже «волны репрессий».   Не понятно, как он оказался в Элисте, и был ли в заключении в Игарке, или только в ссылке, поскольку при подобном ограничении передвижения вряд ли в 1951 году он смог бы написать  рассказ «Первый гудок», основанный на первоначальном изучении  фактического архивного материала.

Сохранился  словесный портрет современников о писателе: «Он был высокого роста, крупного телосложения, из-под чёрных густых бровей светились умные, прозорливые глаза. Говорил всегда размеренно, чётко, отточенными словами».

Магомет МамакаевТак, возможно, он выглядел в годы ссылки в Игарке.

Тем не менее, даже из скудных  игарских газетных материалов можно узнать, что в мае 1955 года после многолетнего перерыва возобновилось  печатание  «Литературных страниц» с произведениями местных авторов.  «Люди разных возрастов, профессий и дарований, но одинаковые в своих стремлениях, представили на суд читателей свои произведения», — так говорится в обзорной статье о членах Литературного объединения при редакции газеты «Коммунист Заполярья». По некоторым данным, Магомет Мамакаев был инициатором  создания литературной группы. По крайней мере, именно его опубликованные на страницах газеты произведения «Первый гудок» и «Подвижка» читатели считали лучшими: «Ему удалось показать, как в борьбе со стихией мужают люди, раскрываются их лучшие качества».  (В.Дырбов «Итоги творчества» газета «Коммунист Заполярья» 05.05.1957)

За два года членами  объединения было выпущено шестнадцать литературных страниц и уголков. В них размещено более ста стихотворений, двенадцать рассказов, четыре художественных очерка, пьеса, отрывки из художественных повестей, несколько басен и фельетонов в стихах.  Кроме Магомета Мамакаева и Петра Левчаева публиковал свои стихи бывший заключённый Михаил Демин.

Творческое объединение игарских литераторов обменивалось своими произведениями с литераторами Норильска. Группа обрастала новыми членами.

О игарской группе литераторов было упомянуто даже в «Хронике культурной жизни» в краевом альманахе «Енисей» (Альманах за 1956 год, № 18, стр.250).

И всё-таки о Мамакаеве мало не только биографических  данных. В одной из обзорных статей о творчестве писателя говорится, что им была написана ещё одна повесть о строительстве нашего северного города —  «Улица города». Герой повести —  молодой рабочий Никита Бочаров вместе с товарищами едет на Север строить лесопильный завод.

Однако, даже в Игарской библиотеке о Мамакаеве как авторе и его произведениях о нашем городе  ничего не известно. Не смогла отыскать я «Улицы города» и в Красноярской краевой научной библиотеке…

По возвращении на Родину М.А.Мамакаев редактировал альманах «Орга».

Магомет Мамакаев награжден (посмертно) орденом Уполномоченного по правам человека в Чеченской Республике «За гражданское мужество». Не исключаю, что сотрудниками музея его имени  будет опубликована  подлинная биография писателя, и можно будет чётко отследить и период его жизни в Игарке, и созданные им в те годы произведения.  И главное –  хотелось бы прочесть их широкому кругу русскоязычного населения.

В заключение привожу здесь очерк Магомета Мамакаева  «Полярной ночью».

«Закончив амбулаторный прием, Нина Александровна Битюцкая, ездила к боль­ному на дом. Вернулась поздно усталая и собра­лась спать.

…Свирепо воет ветер. Снежная крупа,- перекаты­ваясь седыми хвостами, шуршит по стеклам окон.

Неожиданно раздается торопливый стук в дверь.

— Кто там? Войдите! — приглашает хозяйка.

Скрипит дверь, у входа появляется человек, весь засыпанный снегом.

— Доктор, пожалуйста, к нам, — говорит он торопли­во.

— Что случилось?

— Жена рожать собра­лась,- человек взволнован.

— Поедем быстрее; доктор, худо ей.

— Пройдите, садитесь. Я сейчас… А где это, дале­ко? — спрашивает Битюц­кая, пододвинув вошедше­му табуретку.

— Я — Ял и, в Ирганзе наше зимовье, километров трид­цать отсюда… Олени быст­рые, через час будем там.

— Чего же вы ждали? Почему сюда не привезли раньше? — спрашивает Ни­на Александровна, торопли­во натягивая на ноги мяг­кие унты, отороченные зая­чьим мехом.

— Кто знал, когда это она…- говорит Яли, нетер­пеливо поглядывая на Битюцкую, укладывавшую в чемоданчик все необходи­мое. — Знаю, что создаю вам лишние хлопоты,- до­бавляет Яли.   

— Какие тут хлопоты, все это так уж положено,- отвечает Битюцкая, для ко­торой вызовы в любое время дня и ночи и бессон­ные часы у постели больного стали привычным де­лом за год работы на станке.

— Еще есть дети или это  первый? — спрашивает она, надевая сакуй.

 — Это первый будет,— говорит Яли, доверчиво гля­дя в серьезные глаза Нины Александровны.

Метель продолжается. Стоявшие перед крыльцом нарты успело запорошить снегом. Яли усадил Нину Александровну, укутал ту­лупом, сам легко вскочил на передок, повертел хореем, гикнул, и олени понеслись навстречу ветру.

Ветер налетает, будто сра­зу со всех сторон, крупчатый снег больно сечет ли­цо, и Яли приходится щу­рить глаза, прикрывать их лохматой рукавицей из со­бачьего меха. Надо торо­питься. Она, провожая, ска­зала: «Скорей, Яли, мне плохо», и он торопится.

Встревоженные обитате­ли тесного чума вдруг успокоились, когда Нина Александровна приехала.  Она услышала слово «док­тор», произнесенное шепо­том, и почувствовала, что все точно сняли с себя и переложили на нее боль­шую часть своей тревоги.

Роды были тяжелые. Ста­рая женщина, вызванная к больной до прихода врача, перетянула ей полотенцем живот, и роженица, потеряв  сознание, лежала с поси­невшими губами. Молодая женщина вдруг почувствовала облегчение. Она умолкла, на бледном лице ее застыло тревожное ожидание.

— Доктор, почему…

В чуме раздался первый крик новорожденного.

— Хорошо,- улыбнулась молодая мать, вздохнув полной грудью. Ее сияю­щие темные глаза неотлуч­но следовали за руками Битюцкой, заворачивав­шими в белые пеленки теп­лый розовый, неугомонно кричавший комочек.

Когда Нина Александров­на возвращалась домой, белый покров безбрежной равнины еще не искрился под пологими лучами, но вершины заснеженного ле­са уже сияли, четко выде­ляясь на горизонте.

Олени неслись по засне­женной дороге. В такт их легкой рыси мерно по­скрипывали на морозе ту­гие гужи. Яти, весело ги­кая, подергивал вожжи. Битюцкая, утомленная, зябко укутавшись в сакуй, сидела, закрыв глаза. Яли часто оборачивался, огля­дывал ее, спрашивал, не  холодно ли, и снова — пону­кал оленей.

Молодой оленевод Яли Пырерко, ничего особенно­го, кроме лишнего беспо­койства  не видевший в мо­мент рождения сына, вдруг почувствовал радостное удивление от мысли, что он отец, что этот живой розовый комочек — его сын.

— Мать рассказывала, не то было в ее время: уходи­ла женщина в отдельный чум, рожала там уж как могла, без всякой помощи, а теперь столько хлопот,— заговорил Яли, желая раз­влечь Битюцкую.

— Какие же тут хлопо­ты. Яли?

— А вот какие: не успел еще появиться на свет, а кроватку ему купи, постель какую-то особую, приго­товь, да ещё и доктора зо­ви. Много хлопот, очень много, — говорит Яли. Но чувствуется, что хлопоты эти для него радостны.

Нина Александровна молчала, вспоминая труд­ную, бессонную ночь. Вот чьи-то руки помогают ей снять шаль и сакуй, из-за занавески доносится сла­бый стон, и она встречается с измученными глазами женщины, молящими о по­мощи. И с чем сравнишь этот непередаваемый взгляд из глубины счастливых глаз женщины, впервые сделавшейся матерью.

Битюцкая невольно ощу­тила чувство гордости вспомнив, как мать, жизнь которой она спасла, впервые поднесла младенца к  своей груди.      

— А ведь есть у нас  еще такие,—размышляла Нина Александровна, — которые боятся ехать сюда, на Се­вер. А какая здесь живая, увлекательная рабо­та.

Выпускница Воронежской фельдшерско-акушерской школы Нина Алек­сандровна Битюцкая —  одна из многих девушек нашей страны, которые работают с горячим сердцем, вдохно­венно, для которых нет в нашей стране «скучных мест».

(Газета «Коммунист Заполярья» 05.06.1956 года)

На снимках: территория одного из лагерей в районе Игарки,  работницы биржи сырья, с сайта Одноклассники, оленья упряжка, автор Иван Табакаев.



Читайте также:

Leave a comment

Ваш адрес email не будет опубликован.