Последняя земная затесь Виктора Астафьева

День 29 ноября 2001 года для меня был запоминающимся. Предстояло забрать из родильного дома старшую дочь Алёну и долгожданного внука-первенца Григория. К тому времени я уже переехала на постоянное место жительства в Красноярск. Работала в представительстве администрации города Игарки в краевом центре в должности заместителя главы города по взаимодействию с краевыми органами власти. Должность была введена для того, чтобы оперативнее решать все городские проблемы и меньше тратить средств на командировки. Бюджетные расходы тогдашний мэр города Виктор Сибиряков контролировал строго. Представительство занимало скромный кабинет на верхнем этаже здания, стоящего на проспекте Мира наискосок от краевой администрации. В соседнем подъезде с нами — вход в краевую библиотеку. Вещи для дочери и внука я захватила на работу с утра, намереваясь в обеденный перерыв отправиться в роддом. И вдруг звонок от Алёны: «Мама, включи радио, Виктор Петрович ночью скончался»…

Всё смешалось в сознании. Смерть близкого человека всегда неожиданна. Мой отец, одногодок Виктора Петровича, тоже ветеран войны, вот уже восемь лет как покоился на игарском погосте за Северным городком. Не меньше ранений было и у Виктора Петровича. В мае ему исполнилось 77 лет. Но у него был свой доктор – врач, которая многие годы наблюдала его состояние здоровья, назначала поддерживающие организм лекарства. Не уберегла?

Да и как тут уберечь, думала я. Такой травле, которая была устроена современниками великому писателю, не подвергался, наверное, ни один, даже менее именитый ветеран войны. Последней пощёчиной гению был отказ краевого законодательного собрания установить Астафьеву персональную надбавку к пенсии, учитывая его заслуги, преклонный возраст и состояние здоровья. Случилось это летом, за три месяца до кончины.

Я корила себя, что летом ни разу не выбралась к Виктору Петровичу в Овсянку: новая работа, ремонт купленной квартиры не оставляли ни минуты свободного времени. В последний раз мы виделись с Астафьевым в сентябре 1999 года. Тогда я встречала его и киногруппу Санкт-петербургских документалистов в Красноярском речном порту. Так совпало, что у меня начинался отпуск, и я прилетела в краевой центр накануне прихода теплохода, на котором Виктор Петрович возвращался из последнего путешествия в Игарку. Он очень обрадовался встрече, пригласил меня на следующий день приехать к нему домой. Хотел, чтобы мы вместе с ним съездили на кладбище Бадалык на могилу его бабушки. Поездка состоялась, я подробно описала её в очерке «Бабушка из Сисима, или первый приезд Виктора Астафьева в Игарку».

На следующий день Виктор Петрович вновь уехал в Овсянку и пригласил меня с Михаилом Литвяковым к себе в деревню. Я впервые была у него в усадьбе: маленький домик, банька, огородик. Ярко горели ягоды калины на кусте. Я поинтересовалась, что это за растение, Виктор Петрович укорил меня – ну, северянка, калину не видела ни разу. Прихожая в домике одновременно служила и кухонкой. Слева от двери на вешалке висела знаменитая синяя фуфайка, в которой он был на озере в Игарке. Прямо напротив входной двери в дом – вход в крошечный кабинет: в нём стеллаж с книгами, стол и сбоку кровать. Слева перед печкой — вход в большую комнату. Здесь вновь во всю стену полки с книгами, старенький диван, застеленный клетчатым пледом, медвежья шкура на полу, кресло, спинкой которого служили рога животного, маленький журнальный столик. На столике прочитанная газета с застывшей слюной. У Виктора Петровича часто начинался приступ кашля от раненного лёгкого, и он сплёвывал скопившуюся слизь на эту газету.

Я готовилась улетать в Подмосковье на свадьбу среднего сына. Виктор Петрович достал только что изданный подарочный сборник своих рассказов «Русский алмаз», надписал его: «Лене и Василию Гапеенко с поклоном из Сибири, чтобы никогда её не забывали, и мать помнили и почитали. Будьте счастливы в семейной жизни. Храни Вас Бог. Виктор Астафьев. Сентябрь 1999 года. Овсянка»…

Больше мы с Виктором Петровичем не виделись. Я оправдывала себя тем, что неудобно лезть писателю на глаза, отнимать его драгоценное время. Хотя теперь понимаю, что присутствие рядом близких ему людей могло бы хоть ненадолго отвлечь его и ощутить поддержку и внимание….

Я созвонилась с Игаркой. Сибиряков поручил мне купить венок от игарчан, велел вечером встретить самолет, на котором он намеревался отправить семье писателя так любимой им при жизни енисейской рыбы.

В Академгородок к Астафьевым я приехала только на следующее утро. Мы обнялись с Марией Семёновной, Андреем. Он познакомил меня с женой Татьяной. Они уже прилетели из Вологды.

Гроб с телом Виктора Петровича стоял в небольшой комнатке справа по коридору от входной двери. Горели свечи. Две монахини, сменяя друг друга, читали молитвы. Я постояла у гроба, простилась с дорогим и близким мне человеком, подарившим мне в последние годы счастье общения с ним. Причитать и разговаривать вслух с покойными я не умею. Мысленно передала ему соболезнования от земляков-игарчан. Как бы подтверждая мои негласные слова, пришел почтальон и вручил Андрею новую партию телеграмм с соболезнованиями со всех концов света. Среди них были телеграммы от Президента России Владимира Путина и Патриарха Московского и вся Руси Алексия П. «Виктор Петрович всегда принимал живое и искреннее участие в жизни страны и народа, что отражалось в его активной гражданской позиции. Вся Россия будет помнить, как он возвышал свой голос по многим животрепещущим проблемам современности. Господь да упокоит его в своем небесном царствии. Вечная ему память», — так оценил жизненный путь писателя Алексий П. Пришли несколько телеграмм со словами соболезнований и из нашего города — от администрации и городского Совета депутатов, отдельно от музея вечной мерзлоты, от коллектива работающих и читателей централизованной библиотечной системы.

Мария Семёновна мужественно прочитывала каждый текст. Бессменный секретарь гениального писателя она ещё раз получила подтверждение того, как любили и почитали её мужа и отца её детей. И от этого горечь утраты была гораздо сильнее.

Андрей попросил меня и Татьяну помочь ему найти фото для изготовления портрета для похоронной процессии. Уже было принято решение комиссии по организации похорон, что прощание с писателем пройдёт в здании краеведческого музея 1 декабря. Через некоторое время поняв, насколько тяжело для всех смотреть на фотографии живого и улыбающегося отца, он прекратил поиск, позвонив директору музея В.М.Ярошевской и отказавшись от этого поручения.

Приехали родственники Марии Семёновны из родного ей Чусового, пришли енисейцы – глава района Василий Нестерович Сидоркин и писатель Алексей Бондаренко. Андрей познакомил нас. Приходили и уходили известные и неизвестные мне люди, побыл недолго Виктор Карпович Сергейкин с женой Ольгой Александровной.

Лицо Виктора Петровича разгладилось, выражение лица было спокойным, казалось, он присутствует на исповеди, слушая звучание молитв. Близилась ночь. Андрей поехал в аэропорт встречать очередную группу друзей, попросив меня не уезжать и обязательно дождаться его. Мария Семёновна в своей крохотной спаленке прилегла ненадолго отдохнуть. Мы перешли с енисейцами в гостиную, сидели в полутьме на диване, разговаривали в полголоса.

Алексея Марковича Бондаренко я видела впервые, с Василием Нестеровичем пересекалась на совместных краевых мероприятиях. Слегка заикаясь, Алексей Маркович рассказывал, что этим летом именного его Виктор Петрович просил съездить в Овсянку убраться в доме, протопить печь. Сам Астафьев, оказывается, так и не выбрался за лето побывать в деревне. Я упомянула, что ситуацию со здоровьем могло усугубить и решение краевых депутатов. Василий Нестерович согласился со мной, он часто бывал в это время у Астафьевых.

— Я ведь у них ничего не просил! – с горечью сказал ему писатель.

К слову, депутаты Енисейского районного Совета приняли тогда решение доплачивать ежемесячно Астафьеву надбавку к пенсии в размере семи тысяч рублей за заслуги перед Енисейским районом. А Сидоркин продолжал навещать стариков, неизменно привозя им испечённые женой пироги с рыбой. Мария Семёновна разрезала их на небольшие кусочки, морозила, а потом, при появлении гостей просила разогреть в микроволновке очередную порцию. По её просьбе и я это делала потом. Мария Семёновна также поступала и с хлебом, ни одна крошка не пропадала у неё пережившей войну и лишения…

Андрей ещё не вернулся, а появившаяся в дверном проёме племянница Марии Семёновны попросила нас покинуть квартиру, сославшись на то, что завтра для них всех предстоит очень тяжёлый день. Мы подчинились.

Хмурое субботнее утро 1 декабря – день похорон. Взяв купленный венок и встретившись с председателем городского Совета А.И.Голодедом, мы поехали на набережную к краеведческому музею.

Я любила зиму в Игарке: ласково пощипывает тебя морозец, краснеют щёки, подмерзают коленки. В деревянном доме тепло, потрескивают в печке дрова. .. После строительства Красноярской ГЭС Енисей перестал замерзать на зиму. Густой туман стоял над водой и эта сырость в городе с каменными домами и мостовыми стыло обволакивала прохожих, не позволяя ни вздохнуть, не пошевельнуться. К тому же, я никак не могла добраться до контейнера с моими зимними вещами и щеголяла в лёгкой осенней курточке. Венок я купила достаточно большой по размеру. Обрамляющие его колючие ветви выбрала с белым налётом, словно снег припорошил иголки. Надпись на ленте сделала: «Дорогому земляку-писателю – от скорбящих игарчан». За достоверность текста уже не ручаюсь, минуло четырнадцать лет. Не могу точно вспомнить, и какие цветы располагались внутри венка, возможно, жарки, или ромашки. Тоже ведь старею…

Хотя ещё и не было десяти часов, очередь к музею тянулась вдоль набережной. Мы встали в конце. Через некоторое время к нам подошёл милиционер и сообщил, что для организованных делегаций предусмотрен другой проход в здание, и указал нам на дверь. Мы вошли, разделись, поднялись на второй этаж, разместили венок, ещё раз прошли мимо гроба, отдавая последние почести от лица тех игарчан, кто в эти минуты скорбел вместе с нами, но не имел возможности побывать здесь. Голодед ушёл, а я осталась, решив, что поеду и на кладбище.

Гроб с Виктором Петровичем стоял на постаменте, над ним на стене по центру располагалась главная святыня Красноярска — икона Преображения Господня.

Эта икона была создана сибирскими мастерами к 100-летию со дня основания Красноярска для соборной Преображенской церкви. Во время страшного пожара 1773 года храмовая икона осталась невредимой. С 1923 года она хранится в Красноярском краеведческом музее, а в 2000 году отреставрированная икона была освящена Архиепископом Красноярским и Енисейским Антонием. Её можно назвать главной иконой Красноярска. Теперь под ней, перед тем, как уйти навечно в мир иной, покоился глубоко верующий человек, тоже являвший собой святыню не только краевого масштаба, но и России, да и мировой литературы тоже.

Вокруг гроба на красных подушечках, обрамлённых чёрной траурной лентой, лежали награды писателя: военные и гражданские. Среди них золотая звезда Героя социалистического труда и орден Ленина, три ордена Трудового Красного Знамени, ордена Дружбы и Дружбы народов, «За заслуги перед Отечеством» 2 степени, «Отечественной войны» 1 степени; боевые: орден Красной Звезды и медаль «За отвагу».

В Почётном карауле стояли и губернатор края А.И.Лебедь, и глава города П.И.Пимашков, и приехавший из Санкт-Петербурга актер Кирилл Лавров, озвучивший последний фильм о писателе «Всему свой час. С Виктором Астафьевым по Енисею» о последнем приезде Петровича в наш город.

Справа от гроба на нескольких рядах стульев сидели родственники писателя, рядом с Марией Семёновной — жена губернатора края Инна Лебедь. Андрей, увидев меня, слегка кивнул, видимо, обиделся, что я уехала. Я ненадолго пересеклась с прилетевшим из Петербурга режиссёром фильма Михаилом Литвяковым. У него сели батарейки на портативной видеокамере, и он отправился купить новые.

Мимо покойного потоком шёл народ: сотрудники краевого УВД во главе с начальником Александром Горовым, кадеты, учащиеся профтехучилищ, школьники, ветераны. Несли венки и живые цветы. Шли молча. Многие плакали. Говорят, что в тот день проститься с писателем пришло десять тысяч горожан, кто-то называет цифру в два раза большую. Но многие не успели попасть в музей проститься. Траурному кортежу предстоял ещё долгий путь до Овсянки. Там в доме писателя на улице Щетинкина в 13 часов должно было состояться прощание и пройти отпевание. А в 15 часов планировалось начать погребение на самом кладбище за Овсянкой – «на манской пашне рядом с дочерью Ириной», как и завещал писатель.

На несколько минут гроб оставили стоящим перед крыльцом музея. Я обратила внимание: Мария Семёновна была без перчаток, предложила ей надеть мои. Она отказалась. Положила руку на бугорок под церковным покрывалом — руки мужа, то ли хотела их согреть, то ли сама искала тепла. Голова её нервно покачивалась, но на глазах слёз не было видно, периодически она их закрывала.

На набережной стояло с десяток больших автобусов: всем желающим хватило в них места. Я поискала глазами Литвякова, но найти его было крайне тяжело, и я вошла в автобус. Познакомилась с сидящим рядом человеком. Им оказался главный редактор журнала «Студенческий меридиан», москвич Юрий Ростовцев. Он попросил меня о сотрудничестве. Мы договорились, что я отправлю ему ксерокопии автографов писателя. И я добросовестно исполнила поручение, переслав ему десятки автографов, данных в разное время Виктором Петровичем игарчанам. Но ответа от него не получила. В 2009 году Юрий Ростовцев в серии «Жизнь замечательных людей» издал книгу «Виктор Астафьев»…

Вслед за катафалком траурный поезд въехал на Коммунальный мост и двинулся в сторону Дивногорска.

У входа в Овсянку автобусы остановились, гроб вынесли и, следуя мимо церкви и старого кладбища, где была похоронена мама Виктора Петровича. Виктор Петрович заранее обговорил, что хоронить его рядом не надо: «…любопытные — мамин, бабушкин прах и односельчан моих – под сапоги пустят». Процессия свернула по улице налево. Жители Овсянки влились в нашу колонну, на какое-то время я оказалась рядом с Виктором Карповичем Сергейкиным, он взял меня под руку.

Минуту постояли перед домом бабушки Катерины, где прошло детство ставшего сиротой мальчика. Теперь здесь мемориальный музей. Официально называемый «музеем повести «Последний поклон». Он реставрирован на средства следующего губернатора края А.Г.Хлопонина и открыт 1 мая 2004 года.

По причине большого скопления народа отпевание прошло не в ограде овсянского дома, как завещал Астафьев, а в деревянном храме, построенном благодаря его настояниям. Вместе со священниками пел и артист Алексей Петренко, тоже близкий друг писателя, прилетевший на похороны вместе с женой. Церковь не могла вместить всех желающих. Вошли только близкие родственники. Остальные покорно стояли вдоль церковной ограды, на обочине дороги. Комок подступал к горлу. Вдруг раздался надрывный плач. Из церкви стремительно вышел и метнулся вдоль улицы Серёжа Ким, тележурналист «Афонтово», «палочка-выручалочка» — говорил о нём Виктор Петрович. Он безропотно выполнял любое житейское поручение писателя, много сделал и для организации его похорон. Скорбящее сердце не выдержало. Что и говорить о женщинах. Горе неимоверное.

В Овсянке было немного теплее, чем на набережной, падал мягкий снежок, над притихшей в скорбном молчании толпой раздавался поминальный звон колоколов.

Похоронили Виктора Петровича, как он и просил, рядом с могилой дочери Ирины. Подойти к гробу было невозможно: родственники, краевые и городские вип-персоны — каждому хотелось проститься лично. Мужчины стояли, обнажив головы, женщины молча утирали слёзы. Кладбище находится за границами Овсянки. Надо, выехав на основную трассу до Дивногорска, проехать еще с километр, повернуть направо. Могила Астафьевых – недалеко от входа, в окружении застывших в морозном тумане берёз.

За поминальным столом, накрытым в ресторане гостиницы «Красноярск», я была единственной из игарчан. Сидели вместе с Ольгой Денисовой, врачом. Она не могла унять слёзы, сокрушалась, что в тот день ненадолго уходила из квартиры Астафьевых, не была рядом с ним в последние минуты.

На следующий день, как и полагается по православному обычаю, мы вновь побывали на могиле писателя. Считается, что тем самым родственники приносят завтрак умершему, мы же поставили поминальные свечи.

Не могу не сказать и ещё об одной встрече, произошедшей в этот день. К нам в машину села молодая женщина, которую я первоначально приняла за юношу – в куртке, брюках, на голове что-то вроде кепки. Но фигура показалась мне знакомой, такие же очертания я где-то уже видела, не могла вспомнить где. Незнакомка оказалась внебрачной дочерью Виктора Петровича со времён его жизни в Вологде. Долгие годы он и сам не знал о её существовании. А получив однажды письмо от 22-летней девушки, разглядев присланные фотографии, согласился, могла быть и его дочерью. «Не ощутил тебя чужой, что-то родное брезжит», — ответил он ей. Для прочтения девушка прислала и несколько своих литературных произведений. Однажды, при жизни писателя, они всё-таки встретились, Ася приезжала к нему в Овсянку, приехала и проводить в последний путь.

В 2003 году Анастасия Астафьева окончила Высшие литературные курсы при Литературном институте им.М.Горького в Москве. Живёт в Санкт-Петербурге. Пишет, хотя отец её и не хотел, чтобы «хоть один пошёл по моим стопам и сделался писателем или артистом. Бесполезное, проклятое занятие, приводящее человека к полному разочарованию во всём!»

Вдвоём с М.С. Литвяковым мы поехали в Академгородок к Астафьевым. Михаил Сергеевич Литвяков привёз-таки с собой кассету с фильмом «Всему свой час. С Виктором Астафьевым по Енисею». Оказывается, кто-то уже успел посмотреть его по второму каналу в день смерти писателя, родственники же только слышали о нём. Разумеется, что не успел посмотреть фильм и Виктор Петрович.

Михаил Сергеевич рассказал, что судьба у фильма сложилась непростая: он сам попал в автомобильную катастрофу, несколько месяцев его жизнь была на грани. Потом долго не мог прийти в себя, собраться с мыслями, найти средства. Жена Ирина Калинина, мужественно расшифровав весь отснятый материал, поняла, что в одну сорокаминутную серию невозможно втиснуть сюжет. Интересным и важным было каждое сказанное писателем слово, касалось ли это эпизодов его жизни, либо рассуждений о судьбах человечества. Не просто было договориться и о трансляции фильма. Телеканалы не соглашались занимать почти двухчасовой эфир документальным кино. Говорили, что зритель не может столь долго его смотреть. Эх, Россия, Россия.

После просмотра родственница Марии Семёновны попросила у меня прощения за ночной инцидент накануне похорон. Мы объяснились и с Андреем. Мария Семёновна, рассказала о том, как Виктор Петрович хотел написать свою последнюю повесть о собаке — «Приключения Спирьки». Говорил ей: «Она вся у меня в голове готова!» Но писать после инсульта ему было трудно, рука не слушалась. Она предлагала свою помощь, но он слабел, мысли терялись.

Читать сегодня эти обрывочные записи тяжело, так и кажется, что от слова к слову тают последние жизненные силы писателя.

Но больше чем этот неотрихтованный редактором отрывок повести, меня поразило написанное на небольшом листе, найденном через несколько дней после похорон неутомимой Марией Семёновной в одном из ящиков стола в рабочем кабинете писателя.

В левом верхнем углу почти бисерным мелким почерком было написано: «От Виктора Петровича Астафьева. Жене, детям, внукам – Прочесть после моей смерти».

И уже более крупно, без исправлений и зачеркиваний: «Эпитафия Я пришел в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать Вам на прощанье.

Виктор Астафьев».

Читайте Астафьева!

Фото из книги «Прощание. Последний поклон Виктору Астафьеву», Красноярск, 2002, из архива Литвякова М.С., Гапеенко А.В. На фото с сотрудниками УВД я – на заднем плане.

Читайте также:

• Не знает сердце середины, или 5-й приезд Виктора Астафьева в Игарку
• Инкогнито из Красноярска, или 4-й приезд Виктора Астафьева в Игарку
• Как драгоценный себе подарок, или 8-ой приезд Астафьева в Игарку
• Его сердце всегда принадлежало Игарке
• Мимоплавом, или 6-ой приезд Виктора Астафьева в Игарку