Игарка, Курейка, Ярцево и Енисейск – каждое из этих поселений претендует на то, чтобы стать Родиной знаменитого романа великого нашего земляка Виктора Петровича Астафьева «Царь-рыба». Думаю, что вправе претендовать на то, что идея романа родилась и вынашивалась во времена пребывания Виктора Петровича Астафьева на туруханской земле ещё и этот районный центр, и его маленькое поселение Селиваниха.
Чем известна была доселе Селиваниха, ведущая свою историю с 1841 года? В Красноярском краевом государственном архиве я находила сведения о том, что деревня была основана именно в этом году ссыльным скопцом Василием Романовичем Березиным.
Скопцы, «белые голуби», как они называли себя, довольно известная религиозная секта, малочисленная, но сохранившаяся и до наших дней, члены которой преследовались и ссылались в Сибирь ещё в 18-ом веке. Об этом историческом факте уже мало кто помнит, как и том, что в 1893 году Селивановский выселок, как он тогда именовался, рассматривался с выездом на место Енисейским губернатором Е.К.Теляковским как возможное новое место столицы управления обширным Туруханским краем. Хотя в восьми его дворах жило тогда всего 35 душ обоего пола. Столицей края, как известно, стало село Монастырское, ныне Туруханск. А Селиваниха осталась селом, расположенным в пятнадцати километрах от Туруханска на правом берегу Енисея в той части, которая резко повышаясь, дальше идёт в виде яра. Деревня примыкает к устью небольшой речки Бичужек, впадающей в Енисей, — читаем в «Лоции реки Енисей» 1953 года.
По данным статистики в Селиванихе 70-х годов проживало порядка трёхсот человек. Именно сюда приехал Виктор Петрович Астафьев с друзьями летом 1973 года отдохнуть, набраться сил, порыбачить и обдумать рождающийся пока лишь в мыслях новый роман.
Жил тогда Виктор Петрович ещё в Вологде, но в Сибирь наведывался часто: иногда один, в этот раз — с друзьями-писателями. Вот и в это лето он, пригласив с собой вологодских поэтов Виктора Коротаева и Александра Романова, приехал в Красноярск, чтобы оттуда отправиться по Енисею до Игарки с остановкой в Туруханске. В краевом центре к группе присоединились красноярские литераторы – ставшие друзьями писателя – Виктор Ермаков и Николай Волокитин. Из Новосибирска подъехал Евгений Городецкий. Вся компания отправилась в рейс на сухогрузе «Димитров», где капитаном был Николай Андреевич Драган.
Но, как пишет в воспоминаниях В.Ермаков, в пути вологодским литераторам не понравилось поведение их новосибирского коллеги, который «умышленно как бы противопоставлял их: мол, есть только один в России писатель», имея в виду В.П.Астафьева. И они заявили: «Плывём до Туруханска, и мы возвращаемся!.. До Игарки плыви с Е.Г.».
Судя по тем же воспоминаниям Виктора Ермакова, в Туруханске делегацию встречали местные власти, разместили в гостинице. Сохранилось вот это уникальное фото. Однако, никаких официальных встреч в районном центре писатели не проводили. По крайней мере, нет об этом никакого упоминания в газете «Маяк Севера» за тот год.
На двух лодках поплыли в Селиваниху, где остановились в доме у «старой почитательницы В.П.Астафьева». Старая, думаю, не значит, пожилая, может быть, стоит поискать среди современных жителей Селиванихи, у кого останавливался знаменитый писатель с друзьями. И тогда наши читатели услышат из первых уст впечатления о нём.
По возвращении из Селиванихи Виктор Петрович принял решение не плыть дальше до Игарки, а остаться в Туруханске, поехав на Нижнюю Тунгуску рыбачить только с одним из группы – с Евгением Городецким. Остальные вернулись в Красноярск на самолёте.
Конечно, нам интересно знать, почему именно Городецкий остался с Виктором Петровичем и что он за человек. Оказывается, Городецкий на десять лет младше Астафьева. В детстве он также остался без матери и воспитывался бабушкой. До серьёзного занятия литературой был геологом, и даже работал в Туруханском районе. В 1957 году Евгений Городецкий с дипломом горного инженера-геолога уезжает по распределению на север Красноярского края, в Туруханскую экспедицию. В 1971 году Городецкий переезжает в Новосибирск, отныне вся его жизнь и творчество связаны с Сибирью. Он поступает на работу в Западно-Сибирское книжное издательство в качестве редактора художественной литературы. Именно это издательство, как мы знаем, решилось на выпуск в свет «Кражи» в то время как московские печатники опасались это сделать из-за новизны произведения и смелости и открытости автора в описании тех событий, о которых ранее литераторы молчали.
Разумеется, Виктору Петровичу было весьма интересно послушать рассказы геолога, проведшего не один год в здешних местах, что называется, напитаться ими, а дальше уже писать, писать и писать… Ну и заручиться, наверное, «своим человеком» среди издателей, пока ещё не очень соглашающихся на публикацию произведений Астафьева.
И действительно, после поездки в Туруханск Астафьев сказал Ермакову: «За эти дни придумалась повесть «Сон о белых горах» в «Царь-рыбу», а прототип Гоги Герцева в повести будет Е.Г… Так что, откуда начинается творчество у писателя – это явление интересное, любопытное и только ему ведомое…», — говорит в заключение Ермаков. (Ермаков В., «Солнечная сторона», видеоряд с размышлениями, фотоповесть, журнал «Енисей», Красноярск, 2004, № 1, стр.33-34).
Сохранилось и доступно сегодня интересующимся эпистолярное наследие Астафьева. Из писем писателя узнаём, что по возвращении из поездки он тепло поблагодарил капитана и всю команду сухогруза «Димитров» и рассказал о рыбалке на Нижней Тунгуске: «Комара было тьма-тьмущая, но я всё равно рыбачил, не сдавался, поймал десятка полтора сигов, с десяток хариусов, насмотрелся, надышался… И вообще для меня нет красивей реки, чем Енисей. В моём рабочем кабинете за спиной у меня висит карта Красноярского края, и я часто «путешествую» по Енисею – это помогает мне жить и работать». (Астафьев В.П. Собрание сочинений, том 14, стр.80-81)
После поездки к 50-летию Астафьеву в Вологду из Селиванихи ушла поздравительная телеграмма за подписью моториста Саши, она сохранилась в личном фонде писателя в краеведческом музее Красноярска. Так что еще один знакомый Астафьева может быть журналистами найден в селе.
Работа над изданием нового романа действительно оказалась нелегкой: две его главы «Дамка» и «Норильцы» издатели долгие годы не соглашались публиковать. Да что там главы, даже название романа не всем нравилось.
«Название «Царь-рыба» я грудью ложась на редакционные амбразуры, защищал», — признавался писатель красноярскому журналисту В.Михайлову в 1996 году. (Астафьев В.П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952-2001, стр.621)
Впоследствии о работе над книгой писатель рассказывал: «… многое писалось по памяти, я побаивался, может быть, допустил какие-то неточности. Курейку, например, я видел только с устья, даже не летал над ней, в Нижнюю Тунгуску тоже с устья только заезжал, но знание других рек, знание Енисея, низовьев его, Заполярья – всё-таки в детстве там жил – помогло мне воспроизвести всё это». (Юриков А. «Дослушать и понять все песни», интервью с В.П.Астафьевым, газета «Советская культура» 25 ноября 1977 года)
Отнюдь не разругался Виктор Петрович и с улетевшим из Туруханска Николаем Волокитиным, пишет ему в сентябре: «Вспоминаю как красивый сон Нижнюю Тунгуску, где хоть и съедали насмерть комары, я всё же поймал десять сигов (двух хороших, килограмма на полтора) и штук пятнадцать средненьких хариусов. Спиннинг даже не вынимал из чехла, такой был комар жуткий. Он-то и выгнал нас с берега – бежали с попутным катером, а улетали самолётом и летели долго, непогода гоняла… Главное, вывез я рассказ с Нижней Тунгуски под названием «Сон о белых горах», и весь он уже сложился, сесть бы да писать, но голова не пускает. Рассказ этот войдёт в новую повесть «Царь-рыба»… (Астафьев В.П. «Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952-2001», стр.198, письмо Н.Волокитину)
Да и сам Городецкий подтвердил, что «Царь-рыба» родилась во время поездки в Туруханск: «Наше пребывание на Тунгуске подробно и ярко описано в книге «Царь-рыба» в главе «Туруханская лилия», только в действительности вместо Акима с героем-рассказчиком был я. А так всё соответствует: и комары нас заедали, и моторки подъезжали, и красивый цветок Виктор Петрович нашёл на берегу, сорвал его и положил под камень в устье ручья, чтобы взять потом с собой, да собирались мы в спешке, палатку скомкали и свернули вместе с кольями и про цветок действительно забыли.
Таким образом, я оказался очевидцем «творческого процесса» Астафьева в той стадии, когда «собирается материал», однако, должен разочаровать читателя этих заметок. Виктор Петрович ничем особенным не занимался и внешне был совершенно обыденным. Ходил по берегу с удочкой, следуя за движением поплавка, лазал на кручу в лес, помогая таскать дрова для костра, с аппетитом хлебал сваренный мною супец… И эта обыденность его поведения лишний раз убедила меня в том, что писатель, если он настоящий писатель, работает постоянно, непрерывно, всю жизнь, работает, как дышит. Только со стороны это незаметно». (Очерк Евгения Городецкого «С печалью, гневом и любовью», газета «Красноярский рабочий» 1 мая 1984 года)
Ну вот, со стороны незаметно, но родился то роман не в Вологде за столом в кабинете, а у костра на Нижней Тунгуске, по крайней мере, мы знаем об этом историческом факте уже из двух источников. Именно по итогам этой поездки и сформировались главы «Сон о белых горах» и «Туруханская лилия».
Что же это за цветок особенный:даже сорвав всего один его экземпляр, Астафьев хотел увезти с собой, но в спешке собравшись в обратный путь, забыл, и посвятил ему целую оду, вынеся даже в название произведения? Речь идёт о саранке, редком цветке, встречавшемся ему в далёком детстве и в дебрях игарских лесов, и когда он посещал семью непутёвого отца в Карасино и Курейке, и видел, возможно, заблудившись у озера, теперь известного всему миру как «Васюткино озеро».
Признаться, я была обижена, почему именно лилия стала «туруханской», ведь действие романа переносится и ближе к нашему городу. И у нас саранки тоже растут. Но вновь и вновь возвращаясь к страницам любимой мной книги, понимаю, только Астафьев с его израненной душой и нежностью мог так написать о цветке и именно в том месте, где «нет ещё враждебных природе мет человека» увидел именуемую в справочниках «Валотту прекрасную» и даже сравнил её с одной из героинь романа.
«Понявши, что червей мне не раздобыть, я сломил пучку, зубами содрал с неё жёсткую кожу и жевал сочный побег, прыгая с камня на камень, как вдруг, при выходе из завала, средь наносного хлама, пробитого там и сям пыреем, метлицей, трясункой и всякой разной долговязой травкой, увидел лилию, яркую-яркую, но как-то скромно и незаметно цветущую среди травы, кустов и прибрежного разнотравья.
— Саранка! Саранка! — себя не помня, заблажил я и чуть не свалился с камня в ледяной поток.
Саранками в наших местах зовут всякую лилию. Самая среди них распространённая — высокая, с кукушечно пёстрым пером сиреневого или сизого цвета, лепестками её маслянистыми, скатанными в стружку, мы в детстве наедались до тошноты. Есть высокогорные, будто чистой, детской кровью налитые и в то же время ровно бы искусственные саранки, но это то самое искусство, которое редко случается у человека, — он непременно переложит красок, полезет с потаённым смыслом в природу и нарушит её естество своей фальшью.
Я стал на колени, дотронулся рукою до саранки, и она дрогнула под ладонью, приникла к теплу, исходившему от человеческой руки. Красногубый цветок, в глуби граммофончика приглушённый бархатисто-белым донцем, засыпанный пыльцой изморози, нежданно тёплой на взгляд, напоминал сказочно цветущий кактус из заморских стран.
— Да как же тебя занесло-то сюда, голубушка ты моя ясная? — защипало разъеденные комарами веки — неужто такой я сентиментальный сделался? Да нет, не спал вот двое суток, гнус душит, устал…
И здесь, на первобытно-пустынном берегу реки, надо было перед кем-то оправдаться за нахлынувшую на меня нежность. Я бережно отнял лилию от луковки, чтоб на будущий год из земли снова взнялся цветок, и она насорила мне на руки белой крупки, один стебелёк цветка чуть подвял, сморенно обвалился. Так же бережно я опустил саранку в пузырящийся поток, неподалёку от того места, где рыбачил, и, вынесенная из приурманной темени на свет, опущенная в снежную воду, лилия открылась, что тихая душа, освещённая яркой любовью, во всю ширь, со всем доверием, и дикий поток, показалось мне, заметно присмирел и ровно бы поголубел даже, шевеля бледные ниточки тычинок, на которых едва приметными мушками лепились три коричневых семечка».
Разумеется, в эпизодах романа появляется и сам Туруханск, и знаменитый берег реки у дебаркадера с его сочными бытовыми зарисовками персонажей, ожидающих прихода теплохода, либо просто бесцельно проводящих время. И контрастно посёлку с его жителями, скорее героиней, чем предметом повествования становится река Нижняя Тунгуска – «отгороженная от Енисея громадами скал».
Но лучше самому взять в руки книгу и прочесть.
Несколько дней пробыл писатель на реке, в Туруханске, и вернулся вновь в эти места уже спустя полтора десятка лет. Если быть исторически достоверными, то мимо Туруханска он проплывал в 1979 году, направляясь на празднование 50-летия города Игарки, и в 1987 году, проплыв по Енисею от Красноярска до Диксона. В июле 1989 года газета «Маяк Севера» сообщила своим читателям 22 июля: «На днях в Туруханске побывал известный советский писатель, народный депутат СССР Виктор Петрович Астафьев с супругой – Марией Семёновной. Они на теплоходе «А.П.Чехов» совершали путешествие по Енисею, так правдиво описанному в его замечательном романе «Царь-рыба». В.П.Астафьев посетил редакцию районной газеты».
Интервью писатель журналистам не давал. Во время краткой стоянки теплохода даже с туристами на борту для этого не было времени. И я наблюдала однажды, как неожиданно отказался дать интервью молодому журналисту Петрович, когда тот обратился к нему с вопросом: «Что вы мне можете рассказать?» Астафьев готов был говорить по существу и отвечать на серьезные вопросы журналистов, знакомых с его творчеством и знающих, о чём непременно они должны будут спросить его при встрече. Жаль, что такой продуманной беседы с журналистами туруханской районной газеты у него не состоялось.
Спустя месяц газета поздравила писателя с присвоением ему звания Героя Социалистического труда, опубликовав высочайший Указ об этом и краткую информацию с поздравлениями.
Однако, мы бы были недостоверными, если бы не рассказали ещё об одном посещении Виктора Петровича и Марии Семёновны Астафьевых Туруханского района. На этот раз они прилетели в посёлок Бор по приглашению друга-детдомовца Василия Андрияновича Баяндина. Он работал тогда в одной из экспедиций, базировавшихся в посёлке.
Василий Андриянович Баяндин хорошо известен в поселке Бор. Он родился в 1926 году в деревне Мажарка Артемовского района Красноярского края. В детстве жил в станке Плахино недалеко от Игарки. На фронт был призван Игарским военкоматом 20.05.1944 года. Служил писарем-каптенармусом в 458 линейном батальоне связи в 951 стрелковом полку в 265 стрелковой дивизии на 1 Белорусском фронте. 17.02.1945 был ранен, войну закончил в Берлине, в 1945 награжден медалями «За взятие Берлина», «За боевые заслуги». Василий служил до 1950 года. В мирной жизни до выхода на пенсию в 1986 году работал в экспедиции. Умер 19.12.2004 в Красноярске.
Встреча школьных друзей произошла в июне 1982 года. К тому времени Виктор Петрович переселился уже на постоянное место жительства в Сибирь, обосновался в Академгородке в Красноярске и приобрёл домик в Овсянке.
О посещении Бора сохранилось два диаметрально противоположных его мнения. Первое — в письме другу литературному критику Валентину Курбатову: «Мы с Марьей Семеновной взяли да и махнули на самолёте в посёлок Бор, к другу моего детства. Он – работяга. Из сохранившихся работяг – с совестью, с угловатостью, даже с умом. Вокруг него такие же, весь Север прошедшие мужики. Он, Вася, специально к нашему приезду взял отпуск и на своей моторке покатал по хорошим местам. Мы даже переночевали на Осиновских порогах – а это уже на всю жизнь. Место неописуемой красоты и величия, рыба, пусть и мелкая, ловилась беспрестанно, даже Марья наловила штук по двадцати, а браконьерщики попотчевали нас и свежей дивной стерлядкой. Чтят они автора «Царь-рыбы» за правду-матку, за то, что «борется» он!… Пробыли недолго». (Астафьев В.П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952-2001, стр.330-331)
Как видим, впечатления остались неплохие, но это от окрестностей. Сам посёлок, видимо, в начале 80-х контрастно отличался от первозданной природы вокруг. Так родился нелицеприятный для борчан рассказ «Ужасная дыра».
Многое с тех пор изменилось. Во времена моих посещений посёлка лет десять назад он мне казался уютным, благоустроенным и вполне цивилизованным. Гостиница круглогодично с горячей водой, в ней кафе, где вкусно готовят, приятно обслуживают. Всё изменилось к лучшему. И написанное писателем не соответствует современному облику посёлка, однако, борчане могут гордиться – о них писал классик мировой литературы.
Неутомимая помощница Виктора Петровича – его жена Мария Семеновна – сохранила для потомков и после его смерти передала на хранение в краеведческий музей Красноярска переписку Астафьева с детдомовцами, в том числе и с Василием Баяндиным. Побывали супруги Астафьевы и в Эвенкии, ещё у одной детдомовской девчонки – Галины Ус (Суеваловой). Девять раз возвращался Виктор Петрович в Игарку, летом плыл на теплоходе, иногда останавливался ненадолго в Туруханске.
Со временем подружился с Михаилом Александром Тарковским: встречались, переписывались, помогали друг другу советами, обменивались новостями. Здесь в Заполярье Виктор Петрович черпал свои силы, напитывался новыми впечатлениями. Последний раз был на Енисее в августе 1999 года. Игарке, тому что происходит на великой сибирской реке в лихие 90-е посвящена и последняя прижизненная затесь писателя «Печаль моя светла». Но это уже совсем другая история. Читайте Астафьева!