Что представлял собой Игарский детский дом, когда в нём поселился после сиротских скитаний подросток Виктор Астафьев, описано им в повести «Кража».
Между тем я располагаю и документальными данными: заметкой в газете «Большевик Заполярья» 1938 года «Пасынок Игарского гороно». Поводом для публикации послужило коллективное обращение подростков, обитателей детдома в редакцию городской газеты за защитой. Они писали о том, что у них нет света. 16 дней как они не были в бане. Заводятся насекомые… Нет у них и достаточного количества кроватей, спят дети по два, по три человека на койке.
Редакция проверила факты. Они подтвердились. Игарский детский дом был в то время единственным учреждением такого типа на всём Енисейском севере. Казалось бы, что в таком случае учреждение должно было быть образцовым. Дети должны были бы жить в нормальных условиях, обеспеченными, чувствовать материнскую ласку и заботу о себе со стороны городского отдела образования. На деле же было не так.
Здание было построено со значительными недоделками, не было даже дверных ручек, входные двери не утеплены, форточки не закрываются, замки, крючки и прочая арматура отсутствует. Рамы не застеклены, а штукатурка на кухне отваливалась от потолка. На устранение недоделок говорили, что нет денег, как не было их и на прокладку электропроводки.
Дети-школьники вынуждены были готовить уроки и проводить досуг при скудном освещении свечами. В комнатах не хватало столов, стульев, тумбочек. Не было в наличии настольных игр, музыкальных инструментов, радио. Как оказалось, по распоряжению заведующей гороно Голиковой из детдома были забраны предназначавшиеся им 15 столов, 30 стульев и табуреток и переданы в школу.
Все ребята учились в 12-ой школе, ходить до неё было далеко, а теплой одежды нет, не было у воспитанников детского дома и учебников по предметам. Ни разу не выводили ребят и в кино.
Не робкого десятка оказались подростки, написавшие письмо в редакцию. Возможно, среди организаторов и подписантов был и Витёк Астафьев, он жил в детдоме с марта 1937 года.
По своему отомстил бездушной руководительнице городского отдела образования и став взрослым Виктор Астафьев. В повести «Кража» он вывел её под собственной фамилией и объяснил это так: «А вот зав.гороно Голикова выведена под собственной фамилией, и портрет её ублюдочный в точности сохранён в моей памяти и написан в назидание тем учителям и воспитателям, которые полагают, что можно угнетать, притеснять и унижать детей безнаказанно». (Астафьев В.П. «Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952-2002, Иркутск, 2009 год, стр. 204)
Совершенно другой образ у сирот вызывала, судя по повести, повариха тётя Уля, Улита – персонаж тоже не вымышленный, а реально существовавший.
В том же процитированном выше письме сотрудникам Игарской студии телевидения, написанном в 1974 году, Виктор Петрович Астафьев, отвечая на вопрос о том, как создавалась «Кража» и были ли в ней реальные герои и события, писал: «Тётя Уля так и была тётей Улей. Добрейший, чудеснейший человек! Такими, как тётя Уля, мир держится, только мы, кого она кормила, поила и иногда по-матерински бранила, этого не замечаем и поздно понимаем».
Очень жаль, но фотографией тёти Улиты мы не располагаем.
А вот что о ней написано в повести: «Шумливая, одинокая, эта женщина так ко всему в детдоме привыкла, что называла его тоже домом. В соседнем бараке дали ей отдельную комнатку, но когда она там бывала — никто не знал. Вставала тётя Уля раньше всех, ложилась позже всех. Кто она? Откуда она? Были ли у неё когда-нибудь семья и дети? Спросить об этом никто не догадывался, а сама о себе рассказывать она, видно, времени не выбрала».
Зато повариха успевала приободрить кого-то из подростков, сунуть горсть сухариков кому-то в ладошку, а маленькая Наташка и вовсе не вылазила из кухни, так и ходила следом за ней.
«Поначалу тётя Уля была в нём кастеляншей, уборщицей и поварихой, а потом уж твёрдо определилась в одной должности.(…)
У тёти Ули в доме есть любимчики — аккуратненькие, чистенькие дети и ещё те, что слушались её или делали вид, что слушались, и не крали папирос. Папиросы она зорко стерегла, прятала их в разные места и всё же не могла упрятать. Были такие ребята, которых тётя Уля жалела, — это больные, убогонькие, тихонькие. Были и те, кого она презирала, но побаивалась и не допускала дежурить на кухню. (…)
Тех, с которыми тётя Уля начинала дом, она считала вовсе своими и по-свойски вмешивалась в их жизнь, даже требовала, чтобы они показывали ей табеля, и шибко честила их за неуспехи».
К таким, кстати, относился и главный герой повести Толик Мазов – литературный прообраз Витька Астафьева. Единственным недостатком поварихи было её курение.
«Курить Ульяна начала в сушилке, после того, как потеряла всех родных и осталась одна».
Таким образ тёти Улиты предстаёт со страниц повести. В действительности Улита Елизарьевна Черных была совсем молодой женщиной, тридцати с небольшим лет, замужняя. У неё была своя дочка Анечка. В 1930 году её мужа Тимофея Лазаревича арестовали, обвинив в антисоветской агитации, осудили на пять лет заключения, а после освобождения отправили на Север, в Игарку. Молодая женщина, оставив в Казачинском районе со свёкром и свекровкой дошкольницу дочь, поехала за ним в Заполярье. Тимофей работал коновозчиком в строительной организации «Севенстрой». Однако, в феврале 1938 года он вновь был арестован и вскоре расстрелян. Разумеется, что о судьбе главы семейства Улита долгие годы ничего не знала.
Выросла и стала врачом дочь, вышла замуж за фронтовика Владимира Замышевского – учителя. Тёте Уле уже было восемьдесят лет. Её внучка Татьяна Климина стала учительницей и была замужем, когда в городе Кстово, где они жили в Горьковской области, услышали они о писателе Астафьеве и прочли его повесть «Кража». В Сибирь, в Красноярск сразу же ушло письмо.
Благодаря тому, что в Красноярском краеведческом музее хранятся в личном фонде документы В.П.Астафьева, мы имеем возможность прочесть его: «Здравствуйте, уважаемый Виктор Петрович, пишу Вам письмо от имени моей бабушки – Черных Улиты Елизаровны. С тех пор, как прочитали мы всей семьёй Вашу повесть «Кража», часто Вас вспоминаем. Баба Улита тогда чуть не плакала: «Витюшка-то, вспомнил тётю Улю, которая им сухарики сушила!» Я с детства знаю про Ваше житьё в детдоме, баба Улита часто рассказывала. А тут она и вовсе разговорилась, видели мы Вас и по телевизору несколько раз.
И очень захотелось бабушке Вас повидать, пока жива. Поехала она этим летом к родне в Красноярск, хотела Вас там разыскать, да заболела – пришлось назад воротиться. И сказала она мне, что хочет Вам весточку дать, пока жива. Ей 27 июля уже будет 80 лет. Старая, конечно, стала. Попросила меня написать Вам. Адреса Вашего мы не знаем, извините нас, но надеемся, что в Красноярске знают адрес известного писателя – земляка, и письмо Вам доставят.
Если это письмо Вас найдёт, напишите, пожалуйста, ответ. А если будет у Вас время и желание, приезжайте, пожалуйста, к нам в гости в город Кстово – если хотите ещё увидеть живую повариху – тётю Улю. Наш адрес: 606200, Горьковская область, город Кстово, улица Мира… Это адрес моей мамы Анны Тимофеевны Замышевской, баба Улита живёт там у них. Баба Улита давно на пенсии.
Мама с этого года – тоже на пенсии. Она работала врачом-терапевтом. Мой папа (зять бабы Улиты) ещё работает в школе, он завуч. А если их не окажется дома, то вы идите прямо к нам. Честно говоря, нам всем очень хочется, чтобы Вы у нас погостили. Баба Улита так рада будет Вас повидать! Да и нам всем хочется видеть человека, о котором столько слышали от бабы Улиты. Она про всех Вас рассказывала, и про детдом, и про ваши проделки, и про то, как вы ей все помогали.
Дорогой Виктор Петрович! Напишите нам, пожалуйста, и если хотите, приезжайте к нам! Большой Вам привет от бабы Улиты! С уважением к Вам Таня Климина.
P.S. Извините за некрасивый почерк, пожалуйста. В первый раз пишу письмо такого рода, руки не слушаются, до чего стесняюсь, извините».
Виктор Петрович письму несказанно обрадовался, с некоторыми детдомовцами они уже общались, и он сразу же поделился радостной вестью: нашёл-таки тетю Улю. Для полноты повествования привожу полностью текст его ответного письма, опубликованного в сборнике писем, и помеченного составителем сборника Г.К.Сапроновым, как письмо старым добрым знакомым из города Игарки. Датировано оно 1982 годом.
«Дорогие Таня! Анна Тимофеевна! Незабвенная и дорогая тётя Уля! Кланяюсь вам и всем вашим близким и благодарю за письмо, которое так долго искало меня и нашло!
Я несказанно рад ему. Рад, что все вы живы-здоровы, и прежде всего, рад тому, что тётя Уля держится на этой земле! Она была очень добра и справедлива к нам — к сиротам, и бог дал ей за это долгие годы, хороших детей и внуков.
Как он выглядит, наш бог, я не видел и не знаю, но верю, что название ему — справедливость, честность и совесть. Все, кто сейчас воруют, злодействуют и тянут кусок у ближнего, особенно у сирот, всё равно будут наказаны: плохими, неблагодарными детьми, огнём, тюрьмой, болезнями, а добрые люди и в бедности своей, и в печали будут жить, и жить спокойно, встречать солнце и свет дня с радостью и надеждой, и каждый прожитый ими день будет и им, и людям наградой за сердечность и ласку к другим людям, особенно к детям.
Ведь прошли какие годы, и мне уже 58 лет, а мы помним тётю Улю как родную, и любим её той любовью, какую она нам привила и передала от себя, от своего доброго и светлого сердца. Да продлит Господь дни её!
Нынче, совсем уж скоро, я полечу на Нижнюю Тунгуску, к Васе Баяндину (он работает в экспедиции механиком), и расскажу ему, что жива наша тётя Уля. Живут Коля Березин с Ирой Сюркаевой, вырастили дочку, и сам Серёжа Сюркаев живёт там же. В Красноярске живёт Вера Белова (ныне Торгашина), а брат её, Валентин, умер от рака ещё молодым. В Эвенкии, в Туре, живёт Галя Усова, она замужем за тамошним начальником, учительствовала, вырастила трёх дочерей и ныне уже на пенсии. Многие наши ребята погибли на фронте, и вечная им память наша.
Я тоже был на фронте, трижды ранен, после войны долго жил на Урале, в городе Чусовом Пермской области. Жена у меня уралка, зовут её Марией Семёновной. Мы вырастили двоих детей — дочь Ирину и сына Андрея. Первую дочку, маленькую, похоронили — очень трудно жили после войны и не смогли её — крошечку — сохранить. У нас уже двое внуков от дочери и от сына, оба парня бравые, старшего зовут Витей, младшего Женей. И дети, и внуки остались жить в Вологде, где мы прожили последние десять лет. А мы вот вернулись на мою родину к старости лет, получили квартиру и в родной деревне Овсянке купили домик. Отсюда, из деревни, где я часто и подолгу летом бываю, сижу, работаю, копаюсь в земле, рву траву, ухаживаю за овощью и цветами, я и пишу.
Жена моя — тоже писатель, помогает мне и хозяюет по дому. Всё, в общем-то, нормально. Иногда похварываем, но от этого уж никуда не денешься — годы берут своё, да и жизнь позади нелёгкая.
После войны я был рабочим, затем журналистом. Литературным делом начал заниматься в 1951 году. Тётя Уля, наверное, помнит, что я уже в детдоме много читал, любил и присочинить, и попеть, и пошкодничать. Книги меня всегда спасали от бед, пьянства и привели к литературе. Вышло у меня уже более 150 книг у нас в стране и за границей. Издавалось собрание сочинений в четырёх томах, выходили фильмы по моим произведениям, идут в театре мои пьесы. В 1978 и в 1980 годах мне присудили Государственные премии РСФСР и СССР. Получал много и годовых премий, имею хороших читателей, друзей. Всё это я пишу не для хвастовства, а чтобы тётя Уля знала, что и её работа, и работа всех добрых людей, воспитателей, учителей не пропала даром, их терпение и доброта помогали и помогают мне терпеливо относиться к людям, к их слабостям, и помогать людям, и за добро платить добром. Посылаю вам новую книгу, там есть и про Игарку. Я был на 50-летии Игарки. Встречали меня очень хорошо.
Всех вас обнимаю! Всем желаю добра-здоровья. Низко кланяюсь. Ваш Виктор Петрович». (Астафьев В.П. «Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952-2002, Иркутск, 2009 год, стр. 328- 329)
С удовольствием прочла письмо – своеобразный отчёт бывшего детдомовца-мальчишки перед наставницей. Так мысленно хочется всегда родному человеку рассказать о том, что произошло с тобой, чего ты достиг. Чувствуется, что и настроение у пишущего игривое, доверительное, он то и дело срывается и употребляет, видимо, те простонародные словечки, которыми изобиловала когда-то речь поварихи — дорогого ему человека: «овощью», «хозует».
И адресаты писателя в Кстово, получив драгоценное для них письмо и книгу в подарок, с благодарностью спешат вступить в переписку. И мы вместе с ними шаг за шагом узнаём, как сложилась жизнь у реальной Улиты: то, о чём Виктор Петрович не знал, предполагая, что повариха была одинокой. Казавшаяся старше своих лет, она была ушедшей в себя от горя, от свалившихся на молодую женщину бед, но не озлобившаяся, дарящая тепло своё окружившим её сиротам. Читаем ответ.
«Здравствуйте, дорогой Виктор Петрович, Вчера вечером получили вашу книгу с автографом и с письмом. Большое Вам спасибо за это, и особенно за такое сердечное письмо! За то, что среди множества дел нашли время откликнуться! Так уж вышло, что мы все были вместе, когда пришла Ваша бандероль: баба Улита, мама, отец и я с сыном Вовкой, пять лет.
Стали читать Ваше письмо, и пока читали – плакали, толи от радости, толи от Ваших сердечных и проникновенных слов. Пришёл с работы мой муж – ещё раз читали. Проговорили допоздна. Баба Улита радовалась и гордилась, что Вы помните её и что Вы стали таким Человеком! Всего не передать. Это может ей одна из последних радостей в жизни! Я потому-то и отчаялась на письмо, что подумала, вдруг не успею сделать для неё эту радость.
А радостей у неё в жизни было очень мало: мужа арестовали по доносу, маленькую дочку оставила свекрови и свёкру и поехала в далёкую Игарку за мужем вслед. Унижения в дороге, грубость конвойных. Приехала, а мужа услали неизвестно куда. Попала поварихой в детдом, любила детдомовских, в душе тосковала по дочери, не знала, где муж, жив ли, за что взят. Потом мужа реабилитировали. Но он не успел вернуться, умер.
Баба Улита в 27 лет вдова. Сменила много работ, на дому плела кружева, стегала вместе с дочерью Анной одеяла людям – растила дочь. Дочь выросла, кончила институт, вышла замуж за фронтовика-студента. В доме хоть шаром покати, а жить надо. Плакала бабка моя: не дожил Тимофей (муж её), не узнал, что внучка есть. Так и стали жить, зять – студент, контуженный, с негнущейся ногой, жёлтый, как воск, дочь как щепка, да внучка. Бабка весь дом взяла на себя. Моя мать работала днями и ночами, отец до закрытия – в библиотеках (экстерном после войны сдал за 9-10 класс и поступил в институт), а бабка в доме со мной сидела.
Уехали жить в деревню, когда мой отец окончил институт. До этого жили в Красноярске. И тут – всё хозяйство на бабке! Чертоломила за четверых, всё успевала! Появилась корова, куры, свинья (люди добрые помогли, кто взаймы, кто чем). Бабка и в огороде, и за скотиной ходит, и варит, и моет, и стирает! Всё на ней!
Мать моя с утра до ночи на работе: заведовала больницей районной, отец – завуч школы. Оба пока всех печей не проверят, все двери не обойдут – домой не уйдут. Я себя те 8 лет (с 1953 до 1960 года) помню больше с бабкой. Родителей почти не видела. Подобрались они все на работу любые, чтоб на совесть, да чтоб по правде. Бабка меня к труду приучала, всё за собой таскала, да натаскивала: «Танечка! Язви тебя, кто же так полы моет? В людях-то засмеют, как тряпку держишь! Углы-то не оставляй, не оставляй»! Так и жили.
А на всё лето родни понаедет человек до двадцати! Бабка и варенье варит, и огурцы солит, и в огороде полет, и гостей привечает, угощает, да ещё всё с шуткой, с присказкой, да с приговором. Не человек, а веретёшко!
Потом умерли друг за другом два моих меньших брата. Мать попала на операцию почки. У отца плохо дело стало. Уехали в 1961 году жить в Кстово. Брат моего отца тут жил, уговорил и нас. Да и сами рвались уехать. Беда за бедой на семью пошли. Приехали в Кстово: три ящика книг, да по чемодану с одёжкой на каждого. Жили сначала у отцова брата, потом квартиру получили. Опять пошло: бабка в доме как бессменный домовой, мать то на работе, то в больнице (четыре операции, почку одну совсем отняли). Отец днями пропадает на работе – чертоломит, или в больнице лежит (голодное детство да война сказываются). А я опять с бабкой – так на ней весь дом и держался.
Только вот последние шесть лет сдавать стала. Годы берут своё, хотя здоровье ещё для её лет крепкое, но слабеет. Хуже стала слышать, памятью слабеет, забывчива стала. Вот я и думала сделать ей радость, выполнить её такое по-детски страстное желание получить весточку от Витюшки (вроде как из тех далёких лет!), вдруг, да будет поздно потом. А ей Ваше письмо – была такая радость!
Ещё раз огромное Вам спасибо за внимание, Виктор Петрович! Передайте наш общий искренний привет Вашей жене Марии Семёновне, детям и внукам! В конце июня у нас в Кстово появилась книга Н.Яновского о Вас. Там фотографии есть и Марии Семёновны, и Вашей милой дочери Ирины, и там, где Вы с внуком Витей на руках. Мы все смотрели с радостью Ваши фотографии, эта книга помогла узнать нам немного о вас и Ваших близких, о Вашей судьбе.
А теперь вот – Ваше письмо. Такая радость! Желаем всем Вам и Вашим близким крепкого здоровья, счастья, долгих лет жизни и всего, что может пожелать благодарное обрадованное сердце человеческое! А Вам ещё желаем новых творческих успехов, новых изданий Ваших книг! И тиражом побольше! Очень трудно сейчас достать хорошую книгу. Появились какие-то менялы, перекупщики книг, аукционы…
А в магазинах пусто! Вашу книгу и ваше письмо мы будем хранить как драгоценную память о Вас и о необыкновенной судьбе, позволившей через столько лет нашей бабе Улите пережить былое. Ещё раз спасибо Вам за книгу и за чудесное, сердечное письмо!
До свидания. С уважением к Вам и всему Вашему семейству Черных Ул.Ел, Замышевские, Климины.
PS О моей бабушке и её необыкновенной жизни я могла бы говорить долго, но боюсь, что и так отняла у вас много времени, извините за длинное письмо Она ещё просит спросить у Вас, не знаете ли Вы, Виктор Петрович что-нибудь о Саше Алмазове? Баба говорит, что он был в детском доме в одно время с Вами?
Еще раз извините за длинноту письма. До свидания. 27.07.1982»
О Саше Алмазове, о котором спрашивала баба Улита, я пока ничего более не узнала. А вот книгу новосибирца Николая Яновского «Виктор Астафьев. Очерк творчества» не поленилась, нашла. В ней действительно впервые подробная биография писателя и редкое фото, привлёкшее моё внимание: «Семейство Потылицыных, в центре бабушка – Катерина Петровна». Ничего не сказано, кто этот мальчик, стоящий рядом с ней. Возможно, это Виктор Астафьев, оставшийся без матери и отца.
Ещё четыре письма получил Виктор Петрович от внучки бабушки Улиты – учительницы Татьяны Владимировны Климиной. Она не раз просила совета у писателя, обращалась к нему с просьбой написать несколько строк ученикам её выпускного класса, делилась жизненными сомнениями, рушившимися нравственными устоями в обществе. В одном из писем сообщила, что они получили из Красноярска документы о том, что муж Улиты — Тимофей Лазаревич Черных, 1902 года рождения, был расстрелян 26 марта 1938 года в Игарке и 29 июня 1989 года реабилитирован. «Слёз-то было, — пишет Татьяна Астафьеву. – Под Игаркой их… Баба Улита ещё жива»…
В переписку с писателем вступил и зять бабушки Улиты, ему было о чём поговорить с Астафьевым, оба фронтовики. Солдат-окопник безоговорочно встал на сторону Астафьева в развернувшейся вокруг писателя склоке о том, как тот описывает войну. В его книгах война – не тотальный героизм, которым изобилует вся военная проза – художественная и документальная, а жестокая, беспощадная бойня, катастрофа с многочисленными человеческими жертвами.
И вновь, то, что стало известным о жизни и судьбе доброй поварихи из детского дома и членов её семьи для писателя становится поводом для творчества. Только теперь, не художественного произведения, а документального очерка. Пример семьи Черных-Замышевских Виктор Петрович приводит впоследствии не один раз. Так в сборнике «Весёлый солдат», включающем повести «Так хочется жить», «Обертон» и «Весёлый солдат»: издании, вышедшем, кстати, в свет при финансовой поддержке администрации города Игарки, в комментариях «Всей моей жизнью и кровью» Астафьев упоминает о переписке с фронтовиком-окопником Владимиром Игнатьевичем Замышевским из города Кстово.
Зять У.Е.Черных пишет ему: «Нас, окопников, остаётся всё меньше и меньше, мы выделяемся из среды многочисленных сегодня «участников» войны и внешне и внутренне. Упитанные шумливые, крикливые, размахивающие портретами и флажками под дирижёрской палочкой «серых кардиналов» и прочих, вынырнувших из небытия вождей, — это не те, кто поднимался в атаку с матюками, кто грыз, ломая зубы, чёрные сухари, кто пил воду, окрашенную кровью убитых (…) Когда нас было больше и мы более организованными, эти «орденоносцы» не высовывались, вели себя намного скромнее». (Астафьев В.П. «Веселый солдат», издательство «Вектор» Иркутск, 1999 год, стр.521-522)
Владимир Игнатьевич Замышевский сообщает о событиях в семье, связанных с получением документации о реабилитации мужа бабы Улиты и её последних днях жизни: «После перелома ноги, когда привезли её домой, она потеряла память, не узнавала нас, не узнавала своей комнаты. В это время мы получили документы из Красноярской прокуратуры о реабилитации Черныха Тимофея Лазаревича и свидетельство о смерти, где было написано, что он 18 марта 1938 года был расстрелян. Мы со слезами пытались объяснить тёте Уле, что – вот есть документы – более чем через полвека мы узнали, что произошло с её мужем и нашим дедом. Она глядела на нас с недоверием, говорила, что он погиб на войне. Это ярчайший пример эпохи, вогнавший как старый костыль страх в самую средину души человека».
В средине 80-х я работала секретарём исполкома горсовета, курировала отдел ЗАГС. Вместе с заведующей Надеждой Николаевной Логиновой мы получали письма из краевой прокуратуры и составляли актовые записи о смерти с пропуском срока на тех игарчан, кто в тридцатые был расстрелян и чьи семьи только сейчас могли получить об этом скорбные свидетельства о кончине. Десятки свидетельств: плотники, работники совхоза, и даже работники партийных органов…
21 февраля 1994 года в возрасте 92 лет тёти Ули не стало.
Не хочу делать никаких пространственных выводов, при наличии полной информации каждый вправе сделать их сам.
Взяв на себя более чем скромную задачу опубликования имен и судеб тех, кто вместе с Виктором Астафьевым находился в игарском детском доме в конце 30-х годов прошлого столетия, я вновь искренне надеюсь на то, что в Кстово живут правнуки тёти Улиты. По крайней мере, о своём сыне Володе упоминала её внучка Татьяна Климина. И сама она немногим младше меня, может быть, ещё жива. И Володя Климин, по моим подсчётам, может быть 1977 года рождения, ровесник моему среднему сыну. Могли быть и другие дети.
Возможно, в их семьях сохранены несколько писем великого писателя нашей эпохи, о которых мы косвенно знаем, что они были. А, получив копии этих писем, мы сможем значительно обогатить наше повествование. Читайте Астафьева!
Фото экспонатов выставки, посвященной 90-летию Игарки в красноярском Литературном музее, автор снимков игарчанин Евгений Петров.
