Последнего льда синеватая груда,
Полночное солнце, простор, тальники,
И ты возникаешь внезапно, как чудо,
Над зыбью стальной исполинской реки.
И дороги мне, и ни с чем несравнимы
Зернистых песков золотая кайма,
Твоих лесопилок высокие дымы,
Обшитые солнечным тёсом дома.
Мой северный город, я вижу впервые
Тебя после долгой военной зимы,
Омытые первым дождём мостовые,
Душистых опилок живые холмы.
И там, где утёсы темнели от гнева,
Где ярость снимала чужих часовых,
Мне в гуле сраженья звучали напевы
Медлительных северных песен твоих.
Ещё мне дороже ты станешь отныне,
Мой город, суровых времён побратим,
Тебя мы воздвигли в полярной пустыне,
Тебя мы в днепровских степях отстоим.
Это стихотворение «Мой город» было написано Игнатием Рождественским в 1943 году. Накануне войны он выехал из Игарки в Красноярск. Оставив карьеру учителя словесности, стал журналистом, профессионально начал заниматься поэзией. Вместе с Сергеем Сартаковым стоял у истоков создания краевой писательской организации. На фронт он не был призван, был близорук. И военным корреспондентом не стал, но по краю в командировки ездил часто. Бывал и в Игарке. К сожалению, утрачены сегодня военные архивы газеты «Большевик Заполярья», и документально подтвердить приезд Игнатия Дмитриевича в наш город мы можем лишь строками этого стихотворения, под которым автор сам обозначил год его написания — 1943.
Ясно видится входящий в протоку первый после зимы пароход, по берегам — громоздящиеся глыбы выброшенного ледоходом льда. Сколько раз каждый из нас наблюдал эту волнующую картину!
Моя соседка по дому № 18 первого микрорайона, одноклассница Виктора Астафьева и ученица из класса педагога И.Д.Рождественского Анна Маркеловна Голубь в 2002 году рассказывала со страниц городской газеты «Игарские новости» о третьем военном годе в Игарке.
Мужчин, ушедших на фронт, заменили на рабочих местах женщины. Они встали к обрезным и торцовочным станкам на лесопромышленном комбинате, и с тех пор эта специальность превратилась в женскую. Женщины пришли и на флот, освоили профессии механиков и кочегаров. Заготавливали для пароходов дрова, взяли на себя все тяготы рыбодобычи.
Чем могла помочь фронту далёкая маленькая Игарка? В первую очередь древесиной, которая шла на строительство Норильского комбината, дающего фронту металл. Фронтовиков снабжали игарской рыбой. О том, какие объёмы рыбы заготавливались на Енисее и на окрестных озёрах, говорят производственные сводки самого трудного военного года – 1942-го. За последний квартал года рыбаки Игарского района сдали 14515 центнеров рыбы.
В колхозе имени Кирова (станок Старая Игарка) насчитывалось 1197 сетей. По комсомольскому призыву в рыболовецкие колхозы отправились вчерашние школьницы. Анна Маркеловна Голубь, тогда школьница Аня Старанчукова, в 1942 году закончила 8 классов в школе № 9, сразу же пошла на курсы засольщиков при рыбозаводе. Через три месяца она уже работала на станке Зыряново под Туруханском, ближе к зиме её назначили начальником фактории на озере Налимьем, где она и трудилась почти до самого окончания войны.
В 12 лет стал рыбаком и мой родственник Владимир Иванович Бартули. Случилось это в мае 43-его. Семья репрессированных немцев Бартули жила тогда в Плахино. Володя работал в бригаде на озере Остяцком. Уже в старости он вспоминал: «С озёр улов можно было вывезти только зимой на оленях. Всё добытое летом засаливалось. На каждой точке стояли приёмщик, рыбообработчицы. Бочки изготавливали на месте. Для этого держали бондаря. Он выбирал прямослойную лиственницу, пилил, колол клёпку, строгал… Всё это вручную. Обручи делались ивовые. Надо сказать, бочки получались отличные. Конечно, проще было бы тару изготавливать централизованно, но как доставлять? На озёрах применялись ставные невода. Но широко пользовались перемётами. В ходу были самоловы, которые позже как орудия лова были справедливо запрещены: много рыбы уходило израненной крючками».
Старший брат Владимира Иоганнес (Иван), рыбачивший с 42-го (о нём мы уже писали), быстро овладел премудростями своего дела. В 43-ем Ивана назначили бригадиром, позже он был избран председателем колхоза «Север». Владимир Иванович Бартули тоже стал профессиональным рыбаком, уважаемым в городе человеком, долгие годы возглавлял Игарский рыбозавод. А начало его трудовой биографии относится к 1943 году.
75 лет прожила на Севере Амалия Александровна (Штоппель) Яковлева. В 2015 году ей исполнилось 90. Многие годы я знала её как добросовестную, дисциплинированную работницу: Амалия Александровна была социальным работником, заботилась об одиноких престарелых горожанах. А трудиться она начала 18-летней девушкой в рыболовецкой бригаде рыбкоопа вместе с отцом, сестрой и такими же, как она, привезёнными на Енисей подростками. Семья Штоппель была выселена с Поволжья сначала в Балахтинский район Красноярского края, а позднее в Игарку.
Но никакие трудности рыбной ловли не могли сравниться с тяжестью работ на лесопромышленном комбинате. Лес был приплавлен в Игарку поздно и не в полном объёме. Для дальнейшего распила в связи с государственным планом надо было принять и выкатать на берег 220300 кубометров сырья, поступило 79371 кубометров, всего 36 процентов от плана. Из-за начавшегося ледостава 2019 кубометров осталось не поднятыми из воды, вмёрзли в лёд. Констатируя эти факты, в материалах государственного архива Красноярского края, между тем, говорится и о том, на какие государственные нужды пошёл поступивший лес.
Деревообрабатывающий цех лесокомбината освоил выпуск авиазаготовок для строительства самолётов. Игарские пиломатериалы направлялись для нужд Норильского комбината. Бочкотара, детали для строительства домов – окна, двери – шли рыбакам.
Часть полученного сырья во время очередной Карской навигации без распила попробовали отправить Северным морским путём. Однако, пароход «Петровский» с грузом круглого леса на пути из Игарки в Енисейском заливе подорвался на вражеской мине. Но он не затонул, так как именно загруженный в трюмы лес помог судну остаться наплаву. После ремонта двигателя, произведённого в поселке Диксон уже в 1944 году, судно своим ходом было отправлено на восток и благополучно прибыло во Владивосток. (Минеев А.И. Из записок военных лет, Летопись Севера, том 5, стр.97)
Не легче складывалась ситуация и на воздушном транспорте. Перевозка пассажиров за год при плане 1500 человек фактически составила 2432 человека (161,7 процента). За 1943 год было зарегистрировано двадцать шесть авиационных происшествий, одна катастрофа, два чрезвычайных происшествия, две аварии, четыре поломки самолётов, семнадцать вынужденных посадок.
Еще в августе 1942 года в Главное управление Северного морского пути, которому подчинялась тогда полярная авиация, поступила докладная записка о создании сети аэродромов на линии от Красноярска до Дудинки. Для обеспечения круглогодовой связи, замены гидросамолётов на сухопутные, а также для возможных военных надобностей предполагалось создать сухопутные аэропорты в Енисейске, Ярцево, Подкаменной Тунгуске, Верхнеимбатске, Туруханске, Игарке и ещё один промежуточный между Дудинкой и Диксоном. По линии Полярной авиации соответствующая работа началась, был произведён выбор площадок, приступили к разработке технической документации. Представителям авиации хотелось уже к ледоставу 42-года обеспечить непрерывную связь с Севером на сухопутных машинах. Но не было средств. И тем не менее сухопутные аэродромы начали создаваться силами самих работников авиагрупп и почти без затраты дополнительных средств. «Не будь их, — писал в секретном докладе «О работе Енисейской авиагруппы в 1943 году» командир авиагруппы Нехлопоченко, до сих пор не было бы возможности летать в Туруханск и Игарку. В настоящее время полёты произвожу только с этих аэродромов».
Как только появилась возможность осуществления полётов, в дополнение к уже имеющимся заданиям предъявили свои требования на авиаперевозки крайздрав, крайвоенкомат, военно-пересыльный пункт и другие. Заявленные требования превышали плановые перевозки, на которые было завезено на север горючее, и самолётов авиагруппа имела меньше, отсюда столь высокая аварийность полётов. Игарскую и Енисейскую авиагруппы объединили в одно воздушно-транспортное предприятие, внутри него были авиаотряды в Красноярске и Игарке, авиазвенья в Енисейске и Дудинке.
В архивных документах того года в числе работающих предприятий города кроме лесопромышленного комбината, авиагруппы и моторно-рыболовецкой станции фигурируют хлебозавод, судоремонтные мастерские, строительная контора горисполкома, графитовая фабрика. Парадокс, но интенсивно ведётся строительство. В 1943 году игарскими строителями было построено 146 объектов – льдосолехолодильник в Усть-Порту, цех обработки зверя для морзверокомбината, 41 рыбопосолочный пункт для рыбозавода, 5 общежитий для рыбаков, 16 жилых домов, в том числе один 16-квартирный, лесопильный центр, судоверфь, здание рыбозавода, 6 неводников для моторно-рыболовецкой станции, баня в новом городе, склад материалов для речного порта, овощехранилище для самой стройконторы. Перечисление построенного впечатляет.
Уникальными кажутся сегодня и свидетельства очевидцев тех лет – мальчишек военного времени. «Мы жили в бараке по Смидовича, — рассказывал Иван Борисович Прудников, — имели свой угол, отгороженный занавесками. Барак стоял первым от лога, рядом был хоздвор, где находился весь гужевой транспорт, неподалёку – кирпичный завод. От Волчьего лога к нему вела узкоколейка, по которой в вагонетках возили глину. А ещё глину брали из Медвежьего лога. В Медвежьем такая глина была, что не нужно уже было ничего добавлять: бери, формуй, суши, обжигай, и получается отменный кирпич.
А на Чёрной речке известь жгли. А какая известь была, как сметана! Не осыпалась, не мазалась, побелишь – блестит! Всё в Норильск шло. Немало тогда людей в Игарке на Норильск работало: мётлы вязали, топорища да рукоятки к кайлам строгали».
Развитие сельского хозяйства в Игарке в военные годы имело под собой архиважную задачу, ведь в условиях отдалённости города от основных поставщиков продуктов питания процесс выживания на Крайнем Севере ложился на плечи самих горожан.
В довоенном 1941 году посевная площадь Игарского района составляла всего 144 гектара. В 1943 году засеяли 485 гектара – в 3,5 раза больше. Но урожайность оставалась неудовлетворительной. В мирное время с одного гектара, к примеру, собирали в среднем по 9,4 тонны картофеля. В 42-ом средняя урожайность составила 6,5 тонны с гектара и чуть больше в 43-ом — 7,2 тонны. История сохранила имена военных передовиков производства, ведущих на полях «битву за урожай»: колхоз имени Сталина в станке Курейка, где председателем был Дрюченко, полеводом Вовко. Здесь в 1943-м с площади 11,5 гектара собрали 103,6 тонн картофеля, 9 тонн овощей, 0,5 тонны махорки.
В артели «Рыбак» (председатель правления Токуреев, полевод Мельник) в 42-ом лишь распахали целину. На следующую осень с площади 4,5 гектара собрали 48 тонн картофеля. На подсобном хозяйстве рыбозавода с площади 5 гектаров вырастили 88 тонн картофеля.
Вызывает удивление и восхищение, как полуголодные, изнурённые непосильным трудом и отсутствием витаминов, колхозники Севера, тоже отправившие на фронт самые квалифицированные кадры, сумели достичь значимых результатов в растениеводстве. Совхоз «Полярный», как отмечается в архивных документах «превратился в хозяйство с устойчивым накоплением, на основе которого теперь имеются все возможности вплотную подойти к разрешению задачи создания мощной базы овощеводства на Енисейском Крайнем Севере». Совхозные посевные площади, составлявшие в 1940 году 107 гектаров, к 1943 году выросли до 275 гектаров. Валовый сбор картофеля и овощей увеличился с 430 тонн в 40 году до 2014 тонн в 43-м, а это прирост в 4,6 раза.
В теплицах совхоза «Полярный» на площади в 6740 квадратных метров выращивали в 1943 году огурцы. В газете писали, что с одного квадратного метра планируется получить до 12 килограммов огурцов. («Огурцы в теплицах», «Большевик Заполярья» 1943.)
Однако, парниковое выращивание овощей частично пришлось свернуть, катастрофически не хватало стекла.
На начало года в совхозе было 545 голов крупного рогатого скота. За лето было получено 123 головы молодняка. Однако, к концу 43 года осталось только 498 животных, убыль составила 175 голов. В совхозе держали и стадо оленей — 464 особи.
Я уже упоминала, что отдельные горожане потянулись на место жительства в станки, пытаясь накормить и сохранить своё семейство. Переехали в Полой и Прудниковы. Иван Борисович рассказывал, что в войну приспособились в сельском хозяйстве на быках работать. Их было в Полое около ста голов. Использовать быков, как рабочий скот, стали с приездом в ссылку греков. Был среди них старик по фамилии Кирикиди. Вот он и учил женщин и подростков искусству быков запрягать, делать для них всю упряжь. Быки были сильные, выносливые, могли на пару и застрявший трактор играючи вытащить. Но гнуса быки не переносили. Если увидят воду, только держись, такую скорость развивали, с маху влетали в озеро, или речку, и по самые уши погружались. Потом, чтобы вытащить их оттуда, нужно было помучиться».
Греков в Полой перевезли из Сухарихи, где они умирали от голода. «Директор Полойского отделения совхоза Шолкин, — вспоминал И.Б.Прудников, — забрал греков к себе, и тем спас многих. Ближе к осени в Полое появились немцы, финны. Уже почти в зиму привезли калмыков, голодных, неодетых, больных. Построили они для себя на задах посёлка длинный шалаш, да там и остались навечно почти тридцать человек».
А город продолжал снабжать всем необходимым фронт. Рыбкооп открыл кожевенную, сапожную и пошивочную мастерские. Сшили 1232 пары ватных брюк, 1097 ватных фуфаек, 338 пар тёплых рукавиц. Из кожи шили бродни для рыбаков. В мастерских трудились прибывшие израненными с фронтов инвалиды войны Т.Чабан, В.Соловьев, жёны военнослужащих А.Гребенникова, А.Савченко.
В другой торгующей организации — Игарторге — в цехе переработки — пытаясь уберечь население, в первую очередь детей, от вновь возникшей северной болезни – цинги, изготавливали морс и настой хвои – 6,6 тысяч литров в год. Заболевание цингой вызывалось острым недостатком витамина C (аскорбиновой кислоты), дёсны начинали кровоточить, зубы расшатывались и выпадали. Боль нестерпимая. А единственно возможная профилактика — употребление настоя хвои – горькая и мерзкая, скажу вам, жидкость. В детстве и нас заставляли родители принимать настой.
Несмотря на то, что фронту требовались медицинские кадры, в Игарке оставалось десять врачей и сорок две медсестры, ровно половина от довоенного состава. Кроме больницы, функционировали поликлиника, амбулатория и ветеринарный пункт. В 43-м дополнительно были открыты медицинские пункты в Сушково, Денежкино, Агапитово, Ермаково. Продолжали действовать курсы подготовки медицинских сестёр. За год населению было поставлено 489 прививок от оспы и 3954 – от брюшного тифа. В системе здравоохранения находилось также четверо яслей, Дом ребёнка и детская консультация.
В 1942 — 1943 учебном году в районе действовало одиннадцать школ. Первого сентября четыре новые школы были открыты в станках. Однако, количество учащихся по сравнению с предыдущим учебным годом сократилось на 240 человек (с 1815 до 1575).
Вместе с тем выросло количество воспитанников Детского дома, рассчитанного на одновременное пребывание в нём 76 детей. Фактически, в нём находилось сто детей, в основном, сирот.
Не прекратило работу педагогическое училище народов Севера. 1942-1943 учебный год окончило 32 человека. На первый курс поступило 52, на втором обучалось 56 студентов, в следующем году должны были выпустить 45 учителей начальных классов. Готовило рабочие кадры и ремесленное училище: здесь собирались, получив образование, перейти на производство 252 будущих слесаря-инструментальщика государственных предприятий.
В Доме пионеров для ребят работали кружки: хоровой (52 человека), струнный (17 участников) и балетный – (12 юных танцоров). По-прежнему игарчане оставались самым читающим городом. Книжный фонд библиотек составлял 8447 экземпляра.
8 марта 1943 года в Красноярском издательстве тиражом 10 тысяч экземпляров вышла детская книжка в стихах «Анка-северянка». Поэма интересна как первая в Красноярском крае попытка создать произведение для детей о Великой Отечественной войне. Её автор Игнатий Дмитриевич Рождественский свёл воедино военные события на Крайнем Севере с заходом на остров Диксон немецких кораблей и сказку о том, как звери – кит и медведь защитили от врагов малолетнюю девочку и её брата, пока им на помощь не пришли красноармейцы. Героический подвиг совершил тюлень, подорвав себя на мине. Думаю, что книга была доставлена и в Игарку, и произвела не меньший фурор, чем впоследствии знаменитые «Кража» и «Царь-рыба» Виктора Астафьева. О событиях, близких к Игарке, вновь писалось в книгах. «Анка-северянка» вселила некоторую уверенность в детские души, обеспокоенные событиями прошлого лета на Диксоне, когда война для игарчан стала совсем близкой.
Не прекращал своей работы и кинотеатр «Октябрь». В 1943 году игарчанам показали сто художественных фильмов на 936 сеансах. Собиравшиеся в зрительном зале смогли посмотреть кинокартины «Сталинград», «Она защищала Родину», «Актриса», «Ленин в 1918 году».
Многие фильмы демонстрировали по нескольку раз. С осени заработала кинопередвижка в Доме пионеров. На немом передвижном киноаппарате провели 76 сеансов. Вместе с тем из-за отсутствия кадров некому было обслуживать район. Киноплёнки, зазимовавшие в Игарке, почти все имели сто процентный износ.
В октябрьские дни 1943 года после продолжительного перерыва состоялось открытие театрального сезона в городском театре, носящем имя Веры Пашенной. Театр занял помещение кинотеатра «Октябрь». Состав труппы значительно изменился, ещё в 1941-ом ушли на фронт директор театра Борис Петрович Бояров, актёры И.П.Бабич, Р.С.Пологонкин, А.С.Подобеда, Н.Ф.Филиппов. Ушёл воевать любимец юных самодеятельных артистов, организатор драматических кружков, приехавший вместе с Верой Николаевной Пашенной в далёком 1935 году основатель театра, председатель местного комитета профсоюза и депутат городского Совета Иван Фёдорович Кауров.
Артисты и на фронте в перерывах между боями продолжали служить искусству. Начальник полкового клуба лейтенант Б.П.Бояров создал ансамбль художественной самодеятельности, вместе со своим подразделением дал 250 концертов, спектаклей и вечеров самодеятельности.
Когда спустя полвека после окончания войны у игарчанина Ильи Алексеевича Чупрова спросили, что вспоминается ему, фронтовику. Он ответил, что вспоминаются тяготы военной жизни, голод, холод, бессонные ночи, гибель товарищей. Но помнится и другое: что были молоды, что на привалах во время отдыха играли на гармонях, пели песни, рассказывали друг другу анекдоты, смеялись от души над хорошей шуткой. Жизнь брала своё. Фронтовые песни тех лет дороги и сегодня. «Правильные это были песни», — говорил ветеран, — правдивые. Хоть любую из них возьми: «Тёмная ночь», «Землянка». Поднимали они настроение и дух солдат».
Старший сержант Игнатий Петрович Бабич в перерывах между вылазками в тыл противника в качестве разведчика работал руководителем драматического отделения Армейского Дома Красной армии.
Командиром отдельной роты связи стал Иван Федорович Кауров. Начав боевые действия со звания старшего лейтенанта, он дослужился до капитана. Но в трудных условиях боя, забывая о звании, он частенько сам ликвидировал порывы связи на линии. После войны он переехал в Курган.
Не раз был тяжело ранен в боях актёр Рувим Соломонович Пологонкин. Потеряв ногу и став инвалидом войны, он уехал в Норильск, где в то время служила в Заполярном драматическом театре его жена. А вот вернувшийся в 1942 в Игарку фронтовик Николай Фёдорович Филиппов возглавил театр. В труппу были приглашены новые актеры. Начались репетиции.
В среднем коллектив артистов предполагал давать по две премьеры в месяц, и до наступления нового года показать пьесы «Таланты и поклонники» А.Островского и «Вассу Железнову» М.Горького. Открытие сезона ознаменовалось показом антифашистской пьесы белорусского драматурга Виктора Головчинера «Урок жизни».
Конечно же, спектакли драматического театра поднимали боевой дух игарчан. Но город жил и вестями с фронта. С перебоями, раз в неделю, но сюда прибывала почта: письма, газеты, бесперебойно работал телеграф. За год телеграмм было обработано 436 тысяч штук против 396 тысяч в предыдущем отчётном периоде.
Сколько воевало к тому времени игарчан, пролистав папки документов военного отдела горкома партии в краевом архиве, я не нашла. Лишь косвенные цифры: «оказана помощь 805 семьям. 811 имели огороды», да мои современные подсчёты могли свидетельствовать о том, что счёт шёл уже за тысячу.
В 1943 году пропал без вести Алексей Степанович Москаленко, бывший работник мастерских крайлегпрома. Осталась без кормильца семья из четырёх человек. Коллектив мастерских взял над ней шефство, и решил ежемесячно отчислять семье один процент зарплаты от каждого работника. Получив для семьи в отделе гособеспечения ордер на 60 килограммов картофеля, коллектив выкупил его и передал семье. Всем четверым бесплатно починили валенки, сшили безвозмездно одну пару сапог. В течение двух месяцев старший мальчик, учащийся 3 класса, пользовался бесплатным питанием от мастерских в столовой. Ему же были сшиты суконные брюки. Об этом я прочла в одном из номеров газеты «Большевик Заполярья» в заметке «Отеческая забота о семье воина». Так ли было со всеми семьями и во все ли времена, не берусь судить. Но даже такая забота, думаю, дорого стоит, ведь все семьи работников мастерских бытового обслуживания населения были в основном малообеспеченные, со своими заботами и крайней нуждой.
Массовыми фактами было перечисление заработной платы работающими в фонд обороны страны. Заработанные средства игарчане отдавали на строительство вооружения. Так в феврале 1943 года на митинге рабочих и служащих Игарского рыбозавода было единодушно решено отчислить однодневный заработок на строительство подводной лодки «Рыбник Сибири». Ко Дню рождения комсомола, он отмечался 29 октября, и в 1943 году было двадцатипятилетние со дня его основания, молодёжь города собрала на строительство авиаэскадрильи 30693 рубля.
Впрочем, проведение митингов практически прекратилось. Шли месяцы, годы, таяла наивная надежда, что война будет недолгой, мы победим Германию, и жизнь пойдёт своим чередом. Было не до патриотических лозунгов. Весть о разгроме фашистских войске под Сталинградом всколыхнула горожан, воодушевила потерявших надежду. Игарчане начали перечислять средства на восстановление города.
21 марта трудящиеся Игарки вышли на воскресник с тем, чтобы заработанные средства перечислить на возрождение Сталинграда. В воскреснике приняло участие более сорока предприятий. Было заработано 28 тысяч рублей. Работали с особым подъёмом, ведь деньги требовались уже на созидательные цели: восстановление разрушенного города, за освобождение которого от фашистов отдали свои жизни и многие игарские воины. За три месяца игарцы внесли на восстановление Сталинграда 41838 рублей. В дальнейшем эта сумма возросла.
В 1943-м Игарка смогла дать фронту лишь 242 новобранца, был исчерпан возрастной резерв призыва. В армию стали призывать льготников, имевших ранее брони на производстве, и совсем юных – семнадцатилетних. Но что это были за люди! Два юноши из призыва стали Героями Советского Союза – Григорий Афанасьевич Слободенюк и Вениамин Владимирович Вильский.
Будущему герою-разведчику Григорию Слободенюку не было и 17, когда он начал работать на кирпичном заводе местпрома. Юноша не боялся никакой работы, считал себя уже взрослым и был готов к тому, что вскоре получит повестку из военкомата. А пока ежедневно запрягал лошадь и подвозил кирпичные заготовки к печи обжига, вывозил сырец и обожжённый кирпич. Да мало ли что ему приходилось делать. Приказом № 17 по местпрому от 29 мая 1943 года Григорий Слободенюк освобождается от работы ввиду призыва в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию.
Его будущий сослуживец и одногодка Вениамин Вильский родился в Монголии, после смерти отца в 1929 году семья переехала в Красноярск. С 1936 года после смерти матери Вениамин жил с родственниками. В 1939 после окончания семилетки юноша переехал в Игарку. В большинстве биографий героя пишется, что он работал рулевым мотористом в речном порту. Сам же он, побывав в городе в 1976 году, спустя 33 года после отъезда, не стесняясь, говорил о том, что работал он всего лишь кочегаром на пароходах «Молоков» и «Валерий Чкалов».
Первым пароходом в открывшуюся навигацию призывники покидали Игарку.
«Как сейчас помню это лето, — вспоминал ветеран войны Юрий Петрович Крылов. — У пристани (она была чуть ниже графитовой фабрики), стоял пароход «Орджоникидзе», нас провожали с оркестром. Было много народа. Трудно было расставаться с родными, с городом, но желание защищать Родину было ещё сильнее». Вместе с Крыловым с первым пароходом уплывали Пётр Ширяев, Николай Майков, Владимир Ягодкин и Сергей Рухлов.
Из Красноярска часть наших призывников вместе с другими направили в город Карачев Брянской области. Вениамин Вильский и Григорий Слободенюк стали разведчиками, воевали в составе 17-ой гвардейской механизированной бригады.
Спустя полвека Ю.П. Крылов, председатель городского Совета ветеранов войны, горестно констатировал, что мужчин, родившихся в 1925 году, осталось после войны один на сто женщин. Действительно, призывники этого года пострадали больше всего, и их в живых осталось мало.
Крылов оказался в 1238 запасном полку в Ачинске. «Побывал в роте, пулемётчиков, миномётчиков, снайперов, но нигде, — признавался он впоследствии, — нас толком ничему не научили. Посадили в эшелон – и на Западный фронт. Из вагонов – сразу в бой – брать какую-то высоту. Те, кто опытней, то ползком, то приткнутся где-нибудь в укрытие, а мы прём во весь рост». «Бросили нас в самое пекло, — вспоминал Юрий Петрович Крылов. — И в первом же бою мои друзья игарцы Володя Ягодкин и Сергей Рухлов погибли…»
В 43-м призвали в армию секретаря комитета комсомола педагогического училища народов Севера Николая Краснопеева и его сокурсника и тёзку Николая Зырянова. Когда-то они вместе с девчонками разносили повестки призывникам, организовывали молодёжь города на помощь фронту. Пришёл черёд защищать Родину и им. На фронте пути будущих педагогов разошлись.
Зырянов воевал в Прибалтике. Встретился как-то на марше с преподавателем биологии педучилища Александром Матвеевичем Ляпустиным. Краснопеев воевал на Карельском фронте, был комсоргом батальона. Личным примером воодушевлял бойцов. Однажды в критической обстановке и сам уничтожил во время боя двенадцать белофиннов и немцев.
В июле призвали на службу и жителя Старой Игарки Николая Ивановича Казака. С началом войны подростком Николай пристрастился к охоте, рыбалке. На промысле работал с особым азартом. Веслом владел мастерски, хорошо знал и места, и время рыбной ловли. Следы песцов, зайцев, лисиц, оленей – хорошо заученная им книга.
На войне Николай стал артиллеристом. В орудийном расчёте пригодилась ему охотничья закалка. Вместо весла всегда была под рукой сапёрная лопатка, вместо двустволки – автомат. Окапываться под обстрелом, толкать вперёд орудие и снова окапываться… Ползком подтаскивать на огневую позицию ящики со снарядами… Всё это постоянная солдатская работа. Работа до седьмого пота и с кровью пополам.
Вот так и воевали наши солдаты.
О том, как сражались земляки, родителям слали письма руководители войсковых подразделений. Так 28 октября 1943 газета опубликовала письмо командира части, где служил комсомолец Саша Стрелков, его матери Марии Сергеевне: «…Мы гордимся вашим сыном и благодарим Вас за его воспитание. За всё время службы в нашей части Александр Сергеевич показал себя дисциплинированным и хорошо знающим своё дело младшим командиром. Он здоров, силён, мужественен. Мария Сергеевна, я желаю Вам счастья и успехов в Вашей повседневной работе». («Большевик Заполярья» 28.10.1943)
«Сыну, бойцу, защитнику Родины» было озаглавлено опубликованное в газете письмо родителей Лукерьи Емельяновны и Ивана Захаровича на фронт сыну Григорию Бахтину: «Второй год пошёл, наш сынок, как ты ушёл на фронт сражаться за родную землю, за нашу свободу», — так начиналось оно. «Поднялся на врага весь русский народ. И ты, Гриша, — в рядах его», — писали, обращаясь к сыну родители. Действительно, Григорий Иванович Бахтин был призван Игарским военкоматом на фронт 27 августа 1941 года. «Последний раз ты написал нам, старикам, к 7 ноября. Сообщал, как бил немцев в первом бою, с гордостью писал, что стал хорошим пулемётчиком».
Газета, повторюсь, вышла 28 октября года. А пулемётчик Григорий Бахтин пропал без вести ещё в ноябре 1941 года. Видимо, родители получили от него единственное письмо и получалось, что в 1943-м писали уже, обращаясь к погибшему: «Наше родительское пожелание тебе и благословение тебе такое, сыночек: бей врага, бей проклятого немца, уничтожай его, где только увидишь». Возможно, что к созданию текста письма были причастны журналисты газеты. Средствам массовой информации необходимо было поднимать патриотическое настроение у населения, вселяя веру в грядущую победу, надежду на возвращение воинов домой живыми.
Только в апреле 1947 года по запросу матери Лукерьи Емельяновны Бахтиной Игарский военкомат сообщил ей скорбную весть о без вести пропавшем сыне. Писем от него престарелые родители уже никогда не получат. Он с честью выполнил свой воинский долг.
Такова была жестокая действительность тех лет.
Кроме молодых, едва достигнувших совершеннолетия, на фронт стали призывать и репрессированных. Один из них — поляк Станислав Людвигович Баран, 1906 года рождения, родом из Украины. В 1930 году он был осуждён на пять лет ссылки и вместе с другими четырьмя сотнями административно-ссыльных его соотечественников прибыл в Игарку на строительство нового социалистического города. Станислав работал машинистом электропаросиловой станции № 2 на лесопромышленном комбинате. На период ссылки ему не разрешали переписываться с родственниками, хотя дома его ждала молодая жена с только что родившимся сыном Сигизмундом. А в 1935 году Станиславу объявили, что вернуться домой он не может, поскольку ссылка его становится бессрочной. Жена Аделя с пятилетним сынишкой приехала к мужу. Вместе с другим поляком Лысаковским друзья построили двухквартирный дом по улице Пролетарской. Родились ещё дети: Нина в 1936, Антон в 1937 и Галина в 1942. Но вновь последовало обвинение: ни много, ни мало Станислава обвинили в антисоветской и диверсионной деятельности, в том, что он якобы является участником польской шпионско-диверсионной группы. Арестованных увезли в Красноярск. Однако, спустя десять месяцев освободили, за него вступилось руководство паросиловой станции, он был хорошим специалистом своего дела. В 1943 году в СССР активистами «Союза польских патриотов» из польских граждан и граждан СССР — поляков по происхождению начала формироваться стрелковая дивизия. Её личный состав был обмундирован в польскую военную форму, боевое знамя дивизии было красно-белым, с девизом «За вашу и нашу свободу!». Семьи военнослужащих дивизии, названной в честь национального польского героя Тадеуша Костюшко, получали пенсии и пособия наравне с семьями военнослужащих Красной Армии. Они пользовались всеми налоговыми и иными льготами (в том числе правом на получение дополнительной материальной помощи и на отвод земельных участков под индивидуальные и коллективные огороды).
Ушли на фронт репрессированные братья Старцевы Алексей и Василий. Их семья: мать с отцом и трое детей была выслана на Север из села Частоостровское Емельяновского района Красноярского края. В Игарке Старцевых вместе с почти двумя сотнями таких же ссыльных разместили на острове. Отец Константин Константинович начал работать в совхозе «Полярный» плотником, делал сани. 10 июня 1937 года его вместе с группой других ссыльных арестовали, увезли в тюрьму. Говорят, что на них написал донос тракторист Петров. Он старался со всеми заводить разговоры и вызывать на откровенность. Ссыльные его избегали, особенно когда начались аресты. Мать Старцевых Анна Ивановна ездила с острова в город, подходила к тюрьме. Отец знаками показывал, что их избивают. В ноябре тройкой ОГПУ работники совхоза были осуждены и 30 ноября 1937 года расстреляны. Константин Константинович Старцев был 19.04.1958 посмертно реабилитирован Красноярским краевым судом. Но об этом узнали не все его дети: в 1944 умер от ран, освобождая Украину от фашистов, младший Алексей. Не дожила несколько месяцев до появления документа о реабилитации мужа и Анна Ивановна.
Недолго пришлось повоевать и сыну другого расстрелянного в Игарке в 1938 году «врага народа» Давыда Романовича Оленикова – Ульяну. Призванный Игарским военкоматом в марте 1943, Ульян Давыдович Оленников умер от ран в боях в Калининской области в ноябре того же года.
Тяжело раненые, контуженные, ставшие навек инвалидами, возвращались домой игарцы и жители окрестных сёл.
Коротким оказался боевой путь Александра Ивановича Чугунекова. Ушёл на фронт в августе 1943, а уже в конце января следующего года пулевое ранение грудной клетки надолго вывело его из строя и приковало к больничной койке. Последовала целая череда госпиталей и операций, прежде чем в апреле сумел солдат встать на ноги. Но на фронт дороги уже не было.
— И домой в Полой не попасть, — вспоминал позднее ветеран. Самолёты в Красноярске пассажиров не брали, до начала навигации надо было ждать, на что-то жить, чем-то заниматься. В краевом собесе помогли, отправили в инвалидный дом в Козульку. Работали в местном колхозе как могли, ведь все, как и я, после тяжёлых ранений.
А как пошли пароходы, я снова в Красноярск, купил билет на «Марию Ульянову». Добрые люди посоветовали дать домой телеграмму, чтоб не свалиться, как снег на голову. Ехали долго. Пароход пристал к берегу выше речки Полой для заготовки очередной партии дров. Сошёл я на берег, как, думаю, на другую сторону реки перебраться. Благо, мальчишка какой-то на лодке перевёз. Лесом иду домой, всё кажется таким родным – каждый кустик, каждое деревце. На полпути глядь – мать, Пелагея Перфирьевна, бежит навстречу. Всё здесь было – и слёзы, и смех, и радость от встречи, и горесть от мысли, что остался инвалидом… По селу когда шли, мама всё останавливалась и хвалилась, что сын живым с фронта вернулся…
Жена вернувшегося с войны Ивана Дровалёва Галина Зиновьевна уже после смерти мужа, а прожил он недолго, умер на 51-ом году, отвечала на вопрос корреспондента газеты: «Какими они, фронтовики, возвращались с войны? Обозлёнными? Ведь приходилось убивать и видеть смерть?» «Уставшие они были, — сказала жена. Иван рассказывал, что больше всего в мирной жизни ему спать хотелось. И убивать, ему, конечно, на фронте приходилось. Как не убьёшь: или ты, или — тебя. А на кого быть обозлёнными? Воевали – все были равными. Пришли домой, а тут люди не с жиру бесятся, голодуют ещё больше, чем на фронте, только что пуль нет».
«И вот, что интересно, — вспоминал Иван Прудников спустя полвека, — когда шла война, легче было жить. Или это кажется мне из нынешнего (1995 год) времени? Дружней народ был. И отношения друг к другу бережней были. А ещё жили надеждой, что вот закончится война и всё переменится и сразу станет легче».
Лучшими годами считала свою военную молодость и ветеран войны игарчанка Полина Ивановна Калиничева. Она служила телефонисткой на военном аэродроме: провожали в бой истребители, с замиранием сердца следили за их полётами, оплакивали не вернувшихся из боя. При гибели товарищей, плакали и ребята, и девчата. Но жизнь брала своё. И без танцев в дивизии не обходилось. Если было тепло, танцевали прямо под открытым небом. Музыкантов среди пилотов хватало. Иногда устраивались в каком- либо строении, полуразбитом, обстреливаемом. И вечерами под звуки вальса молодые люди веселились, забывая на какое-то время о войне. А утром она снова напоминала о себе. И каждый включался в свою работу.
Использованы фото с сайта «Одноклассники» участников группы «Мы из Игарки».
