В Игарском отделе ЗАГС хранятся копии актовых записей о смерти, оформленные только спустя полвека, так называемые записи с пропущенным сроком…
Все время пытаюсь себе представить, о чем думали две героини моего очерка в камере Игарской тюрьмы в ночь перед расстрелом в далеком 1937 году. Что им вспоминалось за недолгие сорок лет жизни? О чем сожалели? Захлестывало ли их отчаяние, что наутро их жизнь так нелепо оборвется, либо они сознательно шли на преступление, цена которого оказалась столь высокой?!
Долго тянется на Севере ночь, не раз успеешь перебрать в памяти все до мельчайших подробностей…
Впрочем, нет у меня никаких сведений о том, что исполнение столь страшных приговоров происходило именно на рассвете. Может окрик избирателя: «На выход!» настиг их в самый неподходящий момент. Шагнув в никуда, раскаивалась ли Мария Петровна Родионова в том, что ничего, практически, в жизни она не успела, никто не ждал ее в доме по улице Ленина. А может, напротив, облегченно вздохнула, не оставив никого сиротой, — об этом приходится только догадываться. Скупые сведения сохранились и о Евгении Семеновне Орловской: состояла в браке, жила на улице Экспортной, имела неоконченное высшее образование.
Знакомы ли были женщины до ареста? Видимо, да, их объединяла работа. М.П.Родионова была заведующей сектором партийного учета в Игарском горкоме ВКП(б), Е.С. Орловская – заведующей общим отделом и секретарем президиума горсовета.
Еще и еще раз мы с заведующей отделом ЗАГС Надеждой Логиновой изучаем пришедшие из Комитета госбезопасности края указания оформить свидетельства о смерти. В Игарском отделе ЗАГС за последнее время оформлено 78 свидетельств расстрелянных в тридцатые годы игарчан. Большинство документов до сих пор не выдано.
Заведующие отделом ЗАГС разных лет В.Евусяк и Н.Логинова,в центре — секретарь исполкома горсовета В.Гапеенко
Жизни человеческие, решение судеб людских, кажется, было поставлено на конвейер: между арестом, вынесением приговора и самим расстрелом было не более двух недель.
Заведующий магазином Арефьев был осужден 25 августа 1937 года к высшей мере наказания, приговор приведен в исполнение 13 сентября. Бойцу пожарной охраны Малееву приговор вынесен 5 апреля 1938 года, приведен в исполнение спустя две недели. Столяр бондарного цеха Дементьев ждал своего последнего дня двадцать апрельских ночей. Действительно ли смертникам отпускалось какое-то время для подачи прошения о помиловании? Я не располагаю данными о ходе рассмотрения дел, но, судя по тому, сколько наших сограждан, в том числе и расстрелянных было впоследствии реабилитировано, видимо, ни справедливости, ни милосердия, ни законности в осуществлении правосудия не было.
Закрученная машина репрессий не всегда срабатывала быстро: диспетчер ЛПК Павел Березовский прожил после вынесения приговора почти пять месяцев, столько же моторист затона Игнатий Рудко. А вот 9 февраля 1938 года расстреляли сразу восемнадцать человек, 15 октября – девять.
Допустим, что все они проходили как соучастники по одному делу, тогда какое преступление могли совершить мои сограждане, чтобы в качестве возмездия государство лишило жизни одного из каждой тысячи игарчан, среди них пятерых женщин?!
Начиная с 1953 года почти сорок лет живу я в нашем городе, но в памяти не сохранилось ни одного случая вынесения смертного приговора осужденному, а здесь девять, восемнадцать, расстрелянных одновременно!
В творимых в тридцатые годы репрессиях сегодня обвиняют коммунистов. Но первыми в этом скорбном списке стоят именно партийные и советские работники. Кто же в действительности были они, враги народа, или лучшие люди города, имеющие и отстаивающие собственное мнение, и, значит, для кого-то инакомыслящие?!
Прошли десятилетия. Но в нашем народе и сегодня идет поиск новых врагов, и уж если нет возможности уничтожить физически, то морально можно довести человека до самой крайней черты.
Но вернемся в те тридцатые годы. Если я не утомила вас цифрами, то приведу еще немного статистических данных. Среди расстрелянных — двое с высшим образованием, один – выпускник духовной семинарии, тринадцать – со средним специальным образованием, и только четверо – малограмотные. Вновь и вновь перечитываю документальные записи. Нет уже и в помине некоторых предприятий и организаций, где работали осужденные, названия других — Северстрой, авиабаза, совхоз «Полярный», Красторг, — звучат сегодня иначе. Не осталось и пеньков от домов поселка Пробуждение, улиц Заводской и Береговой, сиротливо доживает свой век второй участок. А о том, что существовал еще, оказывается, и первый участок, знают лишь немногие старожилы.
Впрочем и места захоронения убитых не известны. А известны ли их имена? Родственники ли это живущих спустя полвека в городе Васильевых, Фокиных, Кутыревых, Казанцевых, Горецких, Зубаревых, Евдокимовых, Зверевых, Козловых, Романовых? Вполне возможно и нет, в каждом городе найдутся однофамильцы.
По крайней мере, я узнала лишь одного знакомого мне игарчанина – отца моей учительницы Лидии Федоровны Батуриной – Федора Федоровича, плотника ящичного цеха, получившего высшую меру наказания. Семья Батуриных была выслана в Игарку из Забайкалья в 1931 году с шестерыми малолетними детьми. Четырехлетний Михаил умер по пути в Заполярье в Красноярске от дизентерии, Сергей умер уже в ссылке от менингита, и тоже в четырехлетнем возрасте. Последний из мужчин рода Батуриных Дмитрий умер от ран, защищая в 1942-ом Сталинград. Федору Батурину не довелось узнать, что три его дочери и единственный внук стали уважаемыми в городе людьми. Сестра Лидии – Нина – работала в больнице, ее сын и внук Федора Федоровича Владимир Григорьев окончил Московский университет, почти десять лет возглавлял Игарскую студию телевидения. Федора Фирсовна Батурина – многодетная мать – дожила до 78 лет, но и она не услышала правды о том, что муж ее не был врагом Отечества. Он был реабилитирован в 1989 году прокуратурой Красноярского края, а в 1993 – и прокуратурой Челябинской области. Все репрессивные меры, принятые в отношении этой семьи, были признаны незаконными. Сколько же горя пришлось хлебнуть этим одиноким женщинам, оставшимся без поддержки мужчин в семье!
Учителя игарской средней школы №4, вторая слева — Л.Ф.Батурина, 1967 год.Стоит ли писать об этом сегодня? Думаю, да. Ибо не должны мы быть Иванами, родства не помнящими. В столь трудное для Родины время пора перестать искать новых ее врагов, доходить в очернительстве друг друга и ярости до безумия. Светлое, разумное, что есть изначально в каждом человеке, милосердие и коллективный разум, а не безумное шараханье – вот на что мы должны ориентироваться и на этом строить свои отношения. Ради того, чтобы не было повторения этих кровавых лет, ради жизни на земле.
16 марта 1991 года в Игарской общественно-политической газете «Диалог» я опубликовала этот очерк, поставив под ним свой псевдоним А.Березкина. Некоторые мои мысли конца восьмидесятых – начала девяностых сегодня мне кажутся наивными. За двадцать лет мы пережили о потерю своего некогда могучего государства, и узнали гораздо больше о творимых в стране репрессиях. Но тогда эти фамилии были озвучены для игарчан впервые, а исторические факты представляют интерес и сегодня. Именно поэтому, случайно обнаружив, что номер газеты в моем архиве сохранился, и я даю возможность прочтения очерка, лишь слегка отредактировав его и поправив стиль.
Фото: Ларины Эгленталь, из архива Г.П.Шадриной и автора.
