Я могу гордиться, со многими красноярскими поэтами я встречалась воочию. И было это не в краевом центре, а в нашем Заполярном городе Игарке. Я была еще девчонкой, подростком, любила и интересовалась поэзией, декламировала наизусть понравившиеся мне стихи. Любимыми поэтами были Аида Фёдорова, Роман Солнцев, Зорий Яхнин, Валерий Кравец. Приехавшие в Сибирь, они рвались и дальше на Север: за романтикой, за поэтическими образами, для встреч с читателями.
Встречи проводились при полном зале в клубе «Строитель», Доме культуры лесокомбината, на местном телевидении. Однажды я даже рискнула и написала письмо в Красноярск поэту Роману Солнцеву. Написала, правда, не по собственной инициативе. Наша учительница литературы Лидия Фёдоровна Батурина предложила нам для школьного музея сделать рукописный журнал «Стихи об Игарке и Севере». А чтобы получить информацию из первых рук, мы и написали письма поэтам. Мне ответил Роман Солнцев, прислал письмо и фотографию. Но стихов об Игарке у него ещё не было написано.
Зорий Яхнин на письмо не ответил, но в Игарке был не однажды, в том числе приезжал и с группой литераторов в 1958 году на том самом легендарном писательском рейде, о чём я поведала в очерке «Писатели на берегах Енисея».
Я была на его творческом вечере в клубе «Строитель» во время другого приезда в наш город – в 1967 году. Поэт читал свои стихи, отвечал на вопросы любознательных читателей и читательниц, коих было большинство в зале. Разумеется, что я сразу же после встречи захотела ещё раз прочесть его стихи. Особенно мне понравилась «Северная берёзка». Но в газете «Коммунист Заполярья» опубликовано было стихотворение «После полярной ночи». И я начала интересоваться стихами поэта, покупая его сборники в магазине «Книги» на сэкономленные от школьных обедов деньги. Издаваемые тысячными тиражами, они были доступны любому кошельку, их читали, запоминали наизусть, декламировали. Особенно было модным для юноши блеснуть знанием стихов, прочитав их во время свидания любимой девушке. Купила и я сборник «Позднее признание в любви», где нашла ту самую «Карликовую березку». Зря поэт сменил название произведению: «карликовая» — более точное, на мой взгляд, определение.
Поэт не растерялся и получив приглашение от игарчан приезжал на юбилей города в 1979 году, выступал по местному телевидению. Тогда все передачи шли в прямом эфире. Игарчане любили их смотреть, и город к вечеру пустел, все приникали к голубым, пока ещё не цветным, экранам своих телевизионных приёмников. И, разумеется, я была в числе зрителей.
В 2009 году, готовя по просьбе главы Туруханского района Симоны Григорьевны Юрченко для издания подарочный сборник стихов, я вновь вернулась к творчеству поэта. Так в антологии «В краю морошки, снега и жарков» появился и раздел со стихами Зория Яхнина. Они и опубликованы на этой странице.
Зорий Яковлевич Яхнин родился в Симферополе в 1930 году. Но детство и юность провёл в Москве. С Сибирью мальчик познакомился в военные годы, его семья была эвакуирована в Омск. А в 1954 году после окончания Московского института культуры молодой поэт по комсомольской путёвке уезжает в Сибирь, как оказалось, навсегда. Работал в краевом управлении культуры, в краевых газетах, много ездил по краю, возглавлял даже этнографическую экспедицию краеведческого музея в районы Крайнего Севера.
Яхнин публиковался и в газетах, и в солидных литературных журналах. Так его стихотворение «Дымят в порту Игарском» я нашла в альманахе «Сибирские огни», издаваемом в Новосибирске (1961 год, № 5). Он автор многих поэтических сборников, изданных в Москве и Красноярске. Член Союза писателей с 1962 года.
Однажды поэт сказал: «Я называю себя стихотворцем, а поэт ли я, пусть судят об этом читатели. Пусть они решают. Когда меня не будет»…
Зорий Яковлевич Яхнин умер в Красноярске в 1997 году. А стихи его живут, их читают и декламируют: и игарчане тоже…
После полярной ночи
Наперекор морозам и вьюгам
Солнце взошло над Полярным кругом.
Оно заиграло над яром седым,
Морозную мглу разорвало на части.
Я его раньше
Не видел таким,
Как вечно счастливый
Не видит счастья.
Солнце ярилось, сияло окрест,
Смеялось над северной стужею.
Мне показалось —
У солнца есть
Глаза и рот полукружием.
Солнце пылало…
Я ничего
Веселей не встречал на свете.
Оно такое,
Каким его
Рисуют в тетрадках дети.
Зимнее утро
Снег похрустывает ранний.
Снег закручен в рог бараний
От ночных свирепых вьюг.
Подо мною, как гончарный,
Кружится седой, Полярный,
Ледяной, холодный круг.
Ах, какой же этот город!
В нем я вновь как будто молод.
И душа моя легка.
Смотрят все, не понимая,
Что за ссадина такая
Через бровь у мужика?
Меня Нинка баловала —
Из кадушки поливала на лицо мне.
Стынет кровь.
Балагурил в сенцах с Нинкой
И разрезал острой льдинкой
Поперек седую бровь.
Я не пил вина и браги,
Не выказывал отваги,
Не обидел никого.
Был я утром свеж и весел.
Бровь я льдинкою порезал.
Льдинкой, только и всего.
В порту Игарском
Раздолье всяким краскам:
Синим,
желтым,
бежевым.
Дымят в порту игарском
Баржи зарубежные.
Шкипер иностранный
Скупает, рот разинув,
Ложки деревянные
В память о России.
Он, пестро одетый,
На ухо — берет.
Что ему макеты
Космических ракет
Что ж,
ложечки красивы.
Но это — не Россия.
Она —
электропоезд.
Она —
ракетодром.
Россия —
это поиск
Неведомых дорог.
По нашему велению,
Течениям вразрез
Атомоходом «Ленин»
Она уходит в рейс.
Грудью раздвигая
Льды-материки,
Плывет она, родная,
И ставит маяки.
Расписная ложка —
Символ жизни русской?
Мне смешно немножко
И немножко грустно.
Северная березка
Твои ветви пурга коверкала
И к земле тебя пригибала.
Ты согнулась, поникла, померкла
И совсем покорною стала.
Где ж краса твоя девичья, смелая?
Где же нежно-зеленое платьице?
Эх, пурга! Ну чего ты наделала
С белоствольною русской красавицей?
Геологини
Мы их недолго ждали.
По девичьей традиции
Красиво опоздали
Они минут на тридцать.
Две девушки — богини
Вошли в морозных шубках.
Мы их геологинями
Называли в шутку.
Мы вернулись с Севера
Подчеркнуто небритые —
Мол, мы ребята серые,
Мол, мы пургою битые.
До вежливости где уж нам,
Мы яростно грубили.
И молчали девушки.
И сдержанными были.
Им тоже было трудно,
Трясины им грозили.
Они месили тундру
В сапогах резиновых.
От гнуса и под пологом
Лица опухали.
Девушки-геологи
Сегодня отдыхали.
Жесты их отточены
И ноготки точеные,
Хотелось быть им очень,
Очень утонченными,
Просили, чтоб прочел я
Что-нибудь душевное:
Или Щипачева,
Или Евтушенко…
Приглашение на север
То ты плачешь, а то хохочешь,
Дождь за окнами хлещет рябой.
Отдохнуть бы тебе. Или хочешь,
Мы на Север уедем с тобой?
Скоро снег на полянах растает.
И в какой бы я ни был дали,
Только топну, олень вырастает
Предо мною из-под земли.
Мы садимся на спину оленя,
Тонко ветер засвищет лихой.
Ты укутай крутые колени
Черно-бурой медвежьей дохой.
От забот и от прочего лиха
Не пора ли тебе улизнуть?
Только лебедь да лебедиха
Провожают нас в дерзостный путь.
Там нас встретят гусиные стаи.
Что нам серые соловьи?
Там подарят тебе горностаи
Белопенные шубы свои.
Тундра солнечным светом просвечена,
И ручьи холодны, как ножи.
Ну как, топнуть ногою, скажи?
Что ты смотришь так недоверчиво?
Здесь ни дымка, ни огонька…
Здесь ни дымка,
Ни огонька,
Здесь косолапый рыщет.
Не набросаю сушняка
На старое кострище.
Мне хорошо идти тайгой
Нехоженой, нетроганой.
На берестянке на тугой
Спускаться вниз порогами.
Там, где таймени в быстрине
Мордастые,
Рябые,
Где служат бакенами мне
Березы
Да рябины.
От горького бензинового ветра…
От горького бензинового ветра
Колышется подстриженный бульвар.
Я вспоминаю чистый запах кедра,
Над Енисеем жаркий красный яр.
И женщину с тяжелым долгим взглядом
Из-под крутых изогнутых бровей,
Которую,
Когда бывал с ней рядом,
Измучил безрассудностью своей.
К ней из тайги в прожженной драной робе
Являлся не спасеньем,
А бедой.
Бордовый огонек на небоскребе
Мне чудится Полярною звездой.
Тундра
По твердому насту поземка вьется,
На тысячи верст пылают снега.
Пронзив огромное рыжее солнце,
Олени несут его на рогах.
Погонщик оленей раскосый Нода
Бросил пространству гортанный клич.
А я-то думал,
Что нужно годы
Гнать оленей,
Чтоб солнце настичь.
Фото: Ивана Табакаева, Алексея Гапеенко, В.Воронова
