Великая Отечественная война задела своим кровавым крылом каждую советскую семью. Не исключением стала и семья репрессированных Астафьевых – большого семейного клана великого русского писателя Виктора Петровича Астафьева.
Предок писателя Яков Максимович Астафьев, (1829-1932) — по свидетельству правнука был родом из Каргопольского уезда Архангельской губернии, старообрядец. В Сибирь пришёл поводырём слепой бабушки. Освоил мельничное дело и заработал денег, которые зашил в драную меховую шапку, и бросал её где попало, чтобы капитал не украли. Построил на краю села Овсянка избушку, пазы между брёвен были глиной мазаны. Отсюда и пошло название семейства – Мазовы.
К началу коллективизации в стране прадеду уже шёл 101-ый год. По доносу, либо благодаря служебному рвению кого-то из чекистов (бывало и такое) в 1930 году в селе Овсянка были арестованы «за создание контрреволюционной организации» и помещены в Красноярскую тюрьму дед писателя Павел Яковлевич, отец Пётр Павлович и дядя –пятнадцатилетний подросток Василий Павлович Астафьевы. «Мода была у властей такая – старших в семье всех посадить в тюрьму. Вот всех и пересадили. В ту самую, которая стоит сейчас напротив издательства «Офсет», рассказывал в своём интервью «Главным событием для России была война» корреспонденту газеты «Красноярский рабочий» В.Пырху писатель.
Мать Виктора нанималась на подённые работы, пилила и продавала дрова, готовила в тюрьму передачи заключённым родственникам. В июле 1931 года, плывя с очередной посылкой в Красноярск, Лидия Ильинична Астафьева утонула в Енисее прямо напротив родного села Овсянки.
Осенью того же года глава династии сельский мельник Яков Максимович Астафьев был раскулачен и выслан в Игарку. Вместе с ним в ссылку на Север в Игарку отправилась и жена деда Мария Егоровна Осипова (Астафьева) с приёмными детьми: подростками Иваном и Алексеем и новорождённым – общим её с дедом сыном — Николаем. «Полной мерой она изведала муки за чужую семью, за верность и преданность семье», — писал о ней в своей автобиографии В.П. Астафьев.
Несколько месяцев отсидели в тюрьме и были освобождёны Павел Яковлевич и Василий. С последним пароходом они тоже прибыли в Игарку.
25 ноября 1931 года в Иркутске состоялся суд. Отец Виктора — Пётр Павлович и житель Овсянки Дмитрий Петрович Фокин были приговорены к пяти годам тюремного заключения. Отец для отбытия наказания был направлен на строительство Беломоро-Балтийского канала, вернулся досрочно через два с половиной года после окончания стройки.
«Игарка в тридцатых годах почти сплошь состояла из переселенческих бараков. Среди первых опытных двухэтажных бараков, строенных на мерзлоте, был и барак номер два, хорошо мне известный, в нём жил мой дедушка с семьей. Этот барак, как и все другие, мылся, белился, подметался поочередно. У входа в барак были вбиты две длиннющие железяки скоблилки, лежали голики и веники (не на привязи, как нынче). В самом бараке ни росписей, ни художеств, а ведь в силу климата ребятишкам зимами приходилось играть в бабки, в чику, в прятки, в чехарду под лестницами. Дрались, конечно, парнёчки, выражались, покуривали в тёмных углах, но чтоб сорить Боже упаси! Любой житель барака мог натыкать тебя носом в грязь», — так описал быт переселенцев Астафьевых в публицистическом очерке «Пакость» писатель.
Летом 1935 года в Игарку прибыл и освободившийся Пётр Павлович с новой семьёй: мачехой Таисьей Ивановной, их новорождённым сыном Николаем и возвращённым от бабушки Екатерины Петровны Потылицыной — Виктором.
До начала войны семья Астафьевых заметно поредела: в первую же зиму от цинги умер тронувшийся умом прадед. 2 декабря 1933 года в возрасте 15 лет умер дядя Астафьева Алексей Павлович. Причиной его смерти стал туберкулёз костей. «Мучительно и долго боролся за жизнь один из сыновей деда Павла горбатый Алёша, но на горбу у него открылся свищ, и он пал, приняв все муки, какие уготовила судьба ему, и без того несчастному человеку», — так подвёл итог его жизни Виктор Петрович.
7 июня 1939 года в возрасте 57 лет утонул в Енисее, бросившись спасать уносимую половодьем лодку, дед Павел Яковлевич Астафьев. Мария Егоровна осталась с сыновьями одна.
Отец будущего писателя, Пётр Павлович Астафьев, перепробовав в городе несколько профессий (продавца овощного ларька и парикмахера) работал десятником на дровозаготовительном участке возле станка Карасино. У него с мачехой было нажито уже двое детей: Николай и Владимир (родился 3 октября 1941 года). «Отец пьянствовал, мачеха шумела, голодные дети орали».
Виктор некоторое время жил то в семье бабушки, то с родителями, то в детском доме. Семья отца сменила место жительства — перебралась в Курейку. Отец работал на рыбозаводе заведующим рыбным цехом.
В мае 1941 года Виктор вернулся к отцу: «… далее учиться мне не довелось, мой детдомовский возраст кончился, я должен был начинать самостоятельную жизнь, кормить и одевать сам себя, думать о дальнейшей судьбе».
Именно в Курейке, в том самом станке, где отбывал свою ссылку и Сталин, юноша узнал о начале войны: «Война не только перевернула мою личную жизнь, она ещё направила её в какое-то совсем иное русло… В тот летний июньский день я рубил жерди для огороди сельсовета, где работал после детдома, исполняя три должности сразу: письмоводителя, конюха и коновозчика. Когда я, сидючи бочком на лошади, насвистывая что-то, въехал в Курейку с возом жердей, привязанных к передкам, возле сельсовета шёл уже митинг». (Астафьев В.П. «Посох памяти»)
В июле парень перебрался в Игарку, уйдя навсегда из семьи и начав самостоятельную жизнь: «Я поступил на кирпичный завод коновозчиком и подвозил с лесозавода отходы к топкам, чтобы заработать денег на пароходный билет, выехать на магистраль и попробовать там поступить в какое-либо училище, что, в конце концов, и осуществил».
Виктор Петрович Астафьев не раз описывал Игарку первых дней объявленной войны, слышала его устные рассказы об этом и я. У всех, отправлявшихся на фронт, была эйфория: война будет недолгой, всего каких-нибудь месяц два и немцы будут разбиты. Об этом и говорили на митингах перед отправкой, вспоминает писатель: «Игарка – город небольшой, дружные все были, крестьянство умело всё-таки дружить, и я их речи до сих пор помню. Ну, комиссары говорят, это ладно, это им положено говорить. Но ведь и от народа люди выступали! А как же… Да мы этого Гитлера, говорят, падлу, голыми руками задавим… Он дальше Березины не уйдет… Задавили…»
1918 дней и ночей продолжалась кровопролитная война, до сих пор не названа точная цифра понесённых нашей страной потерь.
В августе 1941 года заработав денег, Виктор выехал из Игарки в Красноярск.
Прибывший в Игарку с нетрудоспособным дедом и мачехой дядя Виктора, четырнадцатилетний подросток Иван, в отсутствии отца, по сути, оказался главным в семье и пошёл работать на лесопромышленный комбинат рубщиком на лесобиржу. Спокойного, уравновешенного, трудолюбивого юношу уважали на производстве, его портрет был помещён на городскую Доску Почёта. Он был неизменным участником сдачи всех военно-спортивных нормативов.
В 1939 году Иван поступил на учёбу в Ачинский сельскохозяйственный техникум. «Парень рабочий, лишь в Заполярье видевший опытный сельхозучасток, вместе с друзьями по переселенческому бараку ринулся во вновь открытое учебное заведение, — писал о нём племянник. – Там дядя мой не успел обучиться, но успел жениться. Тут началась война и все недоученные сельхозники гуртом ринулись в военкомат».
Перед отправкой на фронт, односельчане из Овсянки говорили, наведывался Иван Павлович в родное село, но к племяннику, учащемуся школы фабрично-заводского обучения, не заглядывал, не знал, видимо, где он есть. Так вот и сохранился в памяти Виктора любимый дядька, которого он никогда больше не увидел, «неунывным, башковитым»: «…обоих дядьёв любил я шибче, чем любили их девки».
Судя по документам, Астафьев Иван Павлович, даже выехав на учёбу, оставался на учёте в Игарском военкомате, но точную дату его призыва мы можем определить лишь косвенно – лето 1942 года. Известно, что воевал он в составе 782 артиллерийского полка, входящего в состав 258 стрелковой дивизии.
31 августа 1942 года 258 стрелковая дивизия была направлена на Воронежский фронт. Но в связи с осложнением обстановки на Сталинградском фронте, не успев толком сосредоточиться под Воронежом, дивизия была переброшена под Сталинград, куда и прибыла 13 сентября 1942 года.
Не установлено точно, в какой должности воевал рядовой Иван Астафьев – телефонистом или разведчиком: в сохранившихся донесениях о потерях его должности разнятся. Указаны и две даты смерти – убит 24 и убит 25 сентября 1942 года. Одно лишь мы можем достоверно констатировать, что боец не пробыл на фронте и двух недель. 258 стрелковая дивизия в это время вела напряжённые кровопролитные наступательные бои северо-западнее Сталинграда в районе станции Самофаловка – Котлубань.
Самофаловка ныне находится в Городищенском районе Волгоградской области. Основана была в 1871 году при железнодорожной станции Котлубань. Названа по фамилии первого поселенца – казака Самофалова. У Самофаловки проходил северный рубеж обороны Сталинграда. За время упорных боёв дивизия взяла важнейшие в тактическом отношении высоты, но при каких именно обстоятельствах погиб боец Астафьев осталось неизвестным.
Похоронен боец в братской могиле вместе с другими почти пятью тысячами солдат-защитников Сталинграда. Его имя есть на одной из мраморных плит мемориала, в центре которого скульптура «Скорбящая мать». Ему было всего лишь двадцать четыре года. Менее месяца довелось повоевать бойцу.
Видимо, не оставил потомства погибший солдат. Свидетельство о смерти было выслано в Игарку Марии Егоровне Астафьевой – мачехе, проживающей всё в том же бараке по улице Орджоникидзе, 17 «б».
Старший брат Ивана, отец Виктора Петровича, Астафьев Пётр Павлович тоже воевал под Сталинградом. Об этом говорит сам писатель в своей автобиографии, написанной 17 октября 2000 года: «Мой егозливый папа с неизлечимой страшной болезнью псориаз как то умудрился попасть на фронт, командовал там сорокапяткой, был ранен в голову и из госпиталя комиссован домой…»
Вот ещё о факте призыва отца на фронт в цитированном выше газетном интервью писателя: «Больного псориазом, неизлечимой болезнью его всё равно замели. Надо же было кем-то дыры на фронте затыкать! Вот под Сталинградом его и ударило в голову. Тамошние врачи ужаснулись: куда же такого, всего в коросте, на передовую? Кто же тогда знал, что эта болезнь не заразная… Вот отца и демобилизовали».
Но ни в одном из «игарских» списков участников войны ранее Пётр Павлович Астафьев не значился. Хотя ещё раз в знаменитой «Царь-рыбе», художественном произведении, написанном десятилетиями позднее, находим такую фразу: «…повоевав под Сталинградом в составе тридцать пятой дивизии командиром сорокапятки, папа по ранению в удалую голову был комиссован домой».
35 стрелковая дивизия была образована 30 июля 1942 года. В августе она убыла на Сталинградский фронт и вела бои на ближних подступах к городу, а затем и в самом городе. Гвардейцы дивизии были одними из первых защитников сталинградского элеватора. Лишь два месяца участвовала дивизия в боях. 27 сентября 1942 года она была выведена с фронта на переформирование. Видимо, в этот короткий период времени и принимал участие в боях Пётр Павлович Астафьев и вернулся с фронта контуженным.
25 сентября 1946 года Пётр Павлович Астафьев был награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».
В отличие от спокойного и рассудительного брата Ивана, Василий, как и Пётр, был балагуром и весельчаком. Очень красочно его описал Виктор Петрович в главе «Сорока» в повести «Последний поклон». И неудивительно, ведь Василий вместе с материной сестрой Апраксиньей был «крёстным» Виктора, а, значит, был писателю ближе.
Сохранились или нет в действительности фотографии Василия в семейном альбоме Астафьевых, не знаю. По крайней мере, в известных мне книгах — фотоальбомах писателя ни одного снимка его я не нашла. В Пермском государственном архиве в личном фонде писателя хранится единственная фотография, но Ивана Павловича Астафьева в группе сослуживцев. Снимок сделан в начале 40-х годов.
Вполне возможно, что описание фотографий Василия Астафьева в главе «Сорока» — лишь художественный приём, применённый писателем для передачи образа родственника: «Даже писем Васи не сохранилось, лишь фотографии остались, много фотографий — он любил фотографироваться, любил наряжаться, любил нравиться, любил плясать, веселиться, хохотать, озорничать — мой дядя любил жизнь в любом её проявлении».
Как известно, прибывший в Игарку с последним пароходом Василий, по совету младшего брата, тоже поступил на лесопромышленный комбинат. Но, как пишет Виктор Петрович: «…вскоре увильнул от ломовой работы на бирже, поступил на курсы бракёров и с тех пор более физическим трудом не занимался».
Дядя и племянник встретились в Красноярске осенью 1941 года, а в феврале 42-го Виктор проводил своего крёстного отца на фронт. Завязалась переписка, и вплоть до прибытия на фронт писателя он получал солдатские «треугольники» от Василия. Военная цензура была строга: запрещалось сообщать какие-либо сведения о том, где находится адресат, называть местность, где он воюет, известен был только номер полевой почты. Но письма приходили часто, и племянник смекнул, что их части находятся недалеко друг от друга, вместе они защищают Украину. А однажды по рисунку, присланному хитрым Сорокой, догадался Виктор и о других подробностях дядькиной службы: «… дядя Вася нарисовал в письме три танка и на одном из них выглядывающего из люка человека, и на нём погон со звёздочкой. Нарисовал погон крупно, даже красиво. Задал загадку военной цензуре многоумный дядя Вася, но поскольку та была снисходительна к внутрифронтовой переписке, то и не замазала шараду в письме. После мучительного размышления над неуклюжим рисунком я порешил: воюет мой дядя в третьей танковой армии, скорее всего командиром машины».
Но так в повести «Последний поклон». На самом деле, Астафьев Василий Павлович проходил воинскую службу в звании сержанта. Был разведчиком первой батареи 627 артиллерийского полка 180 стрелковой дивизии. 3 апреля 1943 года он был награждён медалью «За отвагу» за то, что рискуя собственной жизнью, в бою, под миномётным огнём противника вынес с поля боя тяжелораненых командиров лейтенантов Кадирова и Сапожникова.
Всё это стало известным благодаря тому, что Министерство обороны России спустя десятилетия после Победы выложило в интернет данные о награждённых и погибших в годы войны на сайты «Подвиг народа» и «Мемориал».
В марте 1947 года приёмная мать Василия, всё та же «бабушка из Сисима» Мария Егоровна Астафьева, не дождавшись сведений о сыне, обратилась в Игарский военкомат с просьбой помочь ей разыскать Василия. Ей было известно, что он, якобы умер от ран 24 декабря 1943 года. На списке Игарского военкомата, отправленном в Главное управление по учёту погибшего и пропавшего без вести сержантского состава, против фамилии Василия Астафьева – короткая запись чернилом «пропал без вести декабрь 1943».
Но Виктору Петровичу удалось найти у родственницы М.А.Калмыковой (скорее всего, это гражданская жена Василия) полученное ею письмо командира подразделения, где служил Василий Павлович. Письмо датировано 24 декабря 1943 года. Вот его текст, приведённый сотрудниками игарского музея в книге «К Астафьеву Васюткиной тропой», Мишечкина М.В, Сергеева В.А, Тощев А.И., Красноярск, ИД «Класс», 2009, стр.43: «Астафьев, честно выполняя свой долг перед родиной, проявляя мужество и геройство при штурме города Киев, был тяжело ранен и направлен в госпиталь. Он получил 4 раны, одну из них в живот. Дальнейшая судьба его неизвестна. Если жив, ждите, пришлёт вам письмо. Товарищ Астафьев был у меня ординарцем. Своим геройством он заражал и разжигал огонь ненависти и геройских подвигов подразделением».
Под письмом неразборчивая подпись командира подразделения.
Это письмо спустя годы Виктор Петрович передал в Игарский краеведческий комплекс «Музей вечной мерзлоты», где хранятся материалы об участии игарчан в Великой Отечественной войне. А сам воплотил в «Последнем поклоне» свою встречу с машиной раненых и лежащим в ней уже мёртвым дядей: «И чувствуя — не живой, нет, зная уже, кто это, но заставляя себя не верить глазам своим, я перевернул танкиста и отшатнулся: горло его забурлило мокротой, под ладонями что-то заурчало, на меня, оскалив рот со сношенными почти до скобок коронками, обнажив серые, цингой порченные пеньки зубов, в полуприщур смотрел сквозь густоту ресниц и медленно выпрямлялся, будто потягиваясь в ленивом сне, дядя Вася».
Следуя тексту повести, узнаём, что племянник похоронил дядю в лесу, недалеко от Пущей Водицы на Днепре, переодев его в своё чистое нательное бельё. «Закопал, прихлопав могилу лопатой, потом взял на ближней батарее топор, срубил сосенку, затесал её по стволу и при свете фонарика написал имя, отчество и фамилию своего дяди, подумал, что бы ещё изобразить — до обидного куцей получилась надпись, и добавил: — «Танкист. Погиб 5 ноября 1943 года».
Повторюсь, что встреча и похороны – художественный вымысел, но судьба дядек, которые по возрасту были лишь немногим старше племянника, до самой смерти волновала писателя.
12 декабря 1995 года он обратился с письмом к собрату по перу волгоградскому писателю Борису Екимову. Адресат был выбран не случайно. Борис Петрович Екимов родился в Игарке в 1938 году. Судя по дружескому стилю письма, литераторы встречались когда-то, говорили, вероятно, и о сроднившем их заполярном городе. Обращаясь к земляку, Виктор Петрович просил рассказать ему о деревне Самофаловка, где похоронен Иван Астафьев и тут же в письме сообщал, что ему стало известно на самом деле о Василии: «На Лютежском плацдарме, под Киевом, был он тяжело ранен и отправлен в госпиталь, но в пути был означен как «без вести пропавший» — или выбросили его, мёртвого, из машины, освобождая место для живых, может, закопали в сыпучие приднепровские пески». Василию Павловичу Астафьеву исполнилось 29 лет. Он был на фронте почти два года (год и десять месяцев). По некоторым данным, у него был сын Николай.
Двое убитых, один тяжелораненый – этим участие в войне клана Астафьевых не ограничилось. Астафьев Виктор Петрович и сам принимал участие в боях. Восемнадцатилетним юношей он ушёл добровольцем на фронт после того, как пришлось ему вместе с другими подростками-железнодорожниками разгрузить вагон с умершими, не доехавшими из осаждённого немцами Ленинграда, такими же, как и он, детьми.
Несколько месяцев провёл он в учебном полку под Новосибирском, где полуголодные призывники были практически брошены на произвол судьбы – ни накормить, ни обучить, ни обмундировать их толком не могли. Поначалу вновь испечённые солдаты и не понимали, почему им выдаются гимнастёрки, грубо зашитые посредине. Они были сняты с убитых, постираны и вновь шли в оборот.
Весной 43-ьего юные сибиряки прибыли на фронт. Астафьев воевал в составе гаубичной артиллерийской бригады на Брянском, Воронежском, Степном и 1 Украинском фронтах. Был связистом, выходил устранять повреждения на линии связи в любой обстановке, чаще под обстрелом, чем в затишье. Осенью 1943 года на Днепровском плацдарме ему повредило глаз и серьёзно контузило.
В бою 20 октября 1943 года красноармеец В.П. Астафьев четыре раза восстанавливал прерванную связь с передовым наблюдательным пунктом. При выполнении задачи от близкого разрыва бомбы был засыпан землей.
«Горя ненавистью к врагу товарищ Астафьев продолжал выполнять задачу и под артиллерийско-миномётным огнём, собрав обрывки кабеля, вновь восстановил телефонную связь, обеспечив связь с пехотой и её поддержку артиллерийским огнём» — это строки из наградного листа. Тогда связист получил свою первую награду – медаль «За отвагу». Ему было всего девятнадцать. Боец Виктор Петрович Астафьев был удостоен также ордена Красной Звезды.
Участвовал он и в освобождении Польши. В районе польского города Дукла получил тяжёлое сквозное осколочное ранение левого предплечья с повреждением кости. В сентябре 1944 года выбыл из действующей армии. В нестроевой части работал на почтово-сортировочном пункте 1 Украинского фронта. В октябре 45-го был демобилизован.
Пережитое на фронте, полученные ранения, мысли о безвозвратной потере родственников не оставляли в покое писателя, мучили и преследовали Виктора Петровича Астафьева всю сознательную жизнь. Не сразу и не вдруг решился он рассказать читателям всю правду о войне. Один за другим уходили из жизни ветераны войны. В традиционной литературе говорилось лишь о масштабности военных побед. А он устами своих литературных героев твердил: «…я на войне был, в пекле окопов насмотрелся всего и знаю, ох как знаю, что она кровь-то, с человеком делает! Оттого и страшусь, когда люди распоясываются в стрельбе… проливают кровь. Не ведают они, что, переставая бояться крови, не почитая её, горячую, живую, сами для себя переступают ту роковую черту, за которой кончается человек и из дальних, наполненных пещерной жутью времён выставляется и глядит, не моргая, низколобое, клыкастое мурло первобытного дикаря.»
Он знал, что говорил. И когда груз памяти достиг критического предела, писатель взялся за главное произведение в жизни – роман о войне. В последнее десятилетие его жизни увидели свет повести «Чёртова яма», «Плацдарм», «Так хочется жить», «Обертон», «Весёлый солдат», объёдинённые в роман со жгучим названием «Прокляты и убиты». Его «война» настолько отличалась от традиционно подаваемой, что на него, как на «врага» ополчились и высшие военный начальники — полководцы, и даже рядовые ветераны. А он всего лишь просто исполнил завещанное ему погибшими на войне родственниками, сделал так, чтобы в круговорот войны никогда более не попадали новые поколения.
На фото: семья Астафьевых: сидят дед Павел Яковлевич и отец Пётр Павлович, стоят бабушка Мария Егоровна и мать Лидия Ильинична; Игарка, улица Орджоникидзе 17 «б», дом, где жили Астафьевы; отец писателя Пётр Павлович Астафьев, фрагмент семейного фото 1931 года; мемориал на братской могиле в Самофаловке, фото из интернета; копия приказа о награждении Василия Павловича Астафьева, фото с сайта «Подвиг народа»; Виктор Петрович Астафьев, 1945 год.
