«…Высадился я с парохода в момент, когда в Игарке опять что-то горело», — так начинается знаменитый роман «Царь-рыба» нашего земляка Виктора Петровича Астафьева.
Действительно, пожаров в истории «деревянной северной столицы» было множество, к сожалению, горит она и сейчас, но события полувековой давности и пожар 27 июля 1962 года я помню отчетливо, хотя и было мне в ту пору одиннадцать лет.
Я закончила четыре класса в базовой школе № 2. Мы жили в доме 6 по улице Карла Маркса. Отец Анатолий Данилович Дресвянский работал капитаном пожарного катера на главном предприятии города лесокомбинате, мама – бухгалтером в городской тюрьме. Ее управление (контора, как тогда говорили) вместе с городской милицией и отделом госбезопасности располагались недалеко от нашего дома, по-моему, на улице Карла – Маркса, в доме 10. Напротив было здание горкома партии, исполкома горсовета и горкома комсомола. Большая часть зданий в городе – и жилые дома, и учреждения – были деревянными – одно и двухэтажными.
Стояло жаркое лето. Мы с подругами все время проводили на речке в Медвежьем логу, речушка была мелкой, почти ручеек, но детвора могла в ней плескаться. Проводив после обеда на работу маму, мы с сестрой мыли на кухне посуду – мерзкое занятие – сточной горячей воды и вспомогательных моющих средств еще не было, алюминиевая чашка быстро наполнялась застывающим жиром…
Городское радио с 14 до 16 часов, как правило, не работало, был технический перерыв. Вдруг с улицы донеслись пронзительно ноющие звуки сирены. Я выглянула в окно, мы жили на втором этаже. По улице бежал и что-то кричал на литовском Пранас Даугнора, один из многочисленных населявших в то время город ссыльных. У него не было кистей рук, ребятишки его боялись, хотя он был добрейшим человеком, много впоследствии сделавшим для благоустройства города. Он махал протезами в черных кожаных перчатках и показывал в сторону лога. С реки, где еще до недавних пор сегодня и в те далекие времена был морской причал лесокомбината, валил густой дым. Поднялся ветер, дым и языки пламени быстро перемещались в сторону наших жилых домов.
Взрослых почти все ушли на работу, во дворе быстро образовалась толпа испуганных ребятишек, но паники не было. Кумирами нашего детства были не человеки-пауки, а реальные ребячьи командиры тех лет, способные взять на себя ответственность, и ватага их послушных друзей, приходящая на помощь тем, кто оказался в беде. Повесть Аркадия Гайдара «Тимур и его команда» мы знали наизусть. Нашим «Тимуром» был Сережка Владимцев – сын начальника милиции, наш сосед по дому. На крыше одного из сараев у него была голубятня, а рядом с ней небольшая сооруженная нами из досок будка, наш «тимуровский штаб». В каждом из дворов было огромное количество дров – за короткое северное лето все семьи стремились их распилить, разрубить, просушить и занести на зиму в сараи, по-местному «дровники». Жилые дома строились близко друг другу, хотя в новой части города, где мы и жили, разрывы между домами были побольше. На южной стороне дома располагался огороженный штакетником палисадник, где и взрослые, и дети пытались выращивать деревья и цветы – жарки и незабудки. Мы приносили из леса срезанный кусок дерна с цветами и помещали его в палисадник под окно, чтобы он прижился там и на следующий год дал семена и разросся.
Но из палисадника наблюдать за событиями на бирже лесокомбината было неудобно, и мы полезли на чердак дома. Здесь в зимнее время хозяйки сушили постиранное белье, и были окна, выходящие на разные стороны. Но к окнам удалось пробиться не всем, и самые отчаянные выбрались на крышу. Крыши домов были покатыми, чтобы на них зимой меньше задерживался снег, а по весне его было удобнее сбросить. Для этих целей и для удобства трубочистов, периодически чистящих дымоходы, шириной в одну доску вдоль крыш были проложены «тропинки».
Сверху нам стало хорошо видно, что огонь необычайно быстро приближается к центру биржи, а соответственно и города, просто пожирая один за другим штабеля леса, выложенного особым образом специально для просушки. Пожарные машины, пытаясь сбить огонь сплошной струей воды, выстроились на широкой дороге прямо посредине биржи пиломатериалов. Находиться в проулках между штабелями было уже практически невозможно, ветер усиливался. Отец рассказывал маме потом, как не хватало в этих условиях мощности его пожарного катера, призванного подавать для тушения воду прямо из протоки. Он же шепотом говорил ей и о том, что только наши русские суда, стоящие в том момент у причала, пытались подавать воду, помогая игарчанам справиться с постигшей их бедой. Иностранные морские суда, имевшие более мощные и совершенные средства пожарной защиты, предпочли выйти из акватории морского порта и встать на внешний рейд у станка Старая Игарка.
Между тем схваченные огнем доски порывами ветра поднимались вверх и неслись в нашу сторону, преодолевая расстояния в сотни метров. Не затухая, они могли опуститься на любое деревянное строение и стать новым очагом возгорания.
Наш предводитель Серега Владимцев быстро организовал доставку на крышу тазиков с водой для тушения головешек. Старшая сестра Галина немедленно ему подчинилась, в каждой семье в то время были двадцати-ведерные бочки с запасом питьевой воды, ее по графику на водовозках доставляли к домам еженедельно.
Отдельные жильцы начали вытаскивать и складировать во дворе домашние вещи, зазвенели разбитые окна, кто-то панически выбрасывал вещи прямо со второго этажа.
Я позвонила маме на работу. Она была категорически против разбития стекол, из-за холодной зимы большинство окон не открывалось, были лишь небольшие форточки для проветривания помещений. Вынести вещи мама разрешила. Младший брат первоклассник Володя стоял во дворе с ведром воды, пытаясь загасить опустившиеся во двор горящие головешки. Что могла вынести из семейных вещей десятилетняя девчонка?! Я растерялась, потом связала из простыней несколько узлов, сметя в них одежду, почти волоком вынесла их в общую кучу во двор.
Спустившаяся с чердака за очередной порцией воды сестра сказала, что Сергей считает, если огонь перейдет через ту дорогу, где сейчас стоят пожарные машины, то сгорит и весь город. Но бросить выполнять поставленную ей командиром задачу и помочь мне в выносе вещей Галина не могла: коллективизм и чувство долга в нашей семье всегда были выше личных интересов. К дому подъехал самосвал, водитель скомандовал погрузить всем вещи. Чтобы оценить масштабы спасенного от огня имущества достаточно сказать, что в доме жило восемь семей, и все наши пожитки вместе с нами сверху разместились в кузове. Нас привезли на территорию автобазы № 14 в старой части города, выгрузили прямо берег примерно на то место, оттуда сейчас ходит до острова паром.
Я должна была сказать маме, где мы находимся, чтобы успокоить ее. Сотовой связи еще не было в помине, городские телефоны не работали из-за повреждений огнем линии. Сестра снарядила меня в путь, оставшись с братом охранять вещи. Чтобы не бояться я взяла с собой белого поролонового слоника. Игрушка была новинкой в продаже, хотя и достаточно примитивно изготовленная. Из двухсантиметрового листа поролона, как из листа фанеры, были вырезаны голова с туловищем, поверх наклеены в нужном месте ноги. Материал был в новинку, доселе в городе невиданный, и родители просили беречь игрушку от прямых солнечных лучей, чтобы она не пожелтела. Я завернула слоника в белый платок, прижала к себе как ребенка и двинулась в путь. Несколько раз мелкие угольки попадали на мои волосы, но я не воспользовалась имеющимся у меня платком, чтобы накрыть голову. Биржа уже была вся объята огнем, горели и деревянные мостовые, и мост через лог. Я не помню, сколько времени мне понадобилось, чтобы пройти по улицам старого города, обойти по лесу комбинат и наконец прийти к маме на работу.
На том месте, где впоследствии построили кинотеатр «Север», на пеньках от свай предыдущего пожарища сидели под охраной надзирателей отбывавшие наказание в городской тюрьме заключенные. Они были выведены из камер, им не разрешали переговариваться между собой, а мне поручили напоить из фляги водой жаждущих. Так по лайковым туфлям я запомнила, что среди них был и арестованный за какую-то провинность моряк с лесовоза. Тем, кто имел небольшую вину перед государством и обществом и, следовательно, не мог совершить побег, разрешили принять участие в тушении пожара, перекинувшегося к тому времени и на жилые дома. Рядом с милицией располагался огромный металлический резервуар с водой, и именно на этой границе пожар был остановлен. Не задетым огнем оказалось здание городского комитета партии. Деревья сохранившегося и в наши дни Комсомольского сквера, где потом воздвигли первый мемориал героям Великой Отечественной войны, стал для оплота городской власти своеобразным заслоном. Именно этот сквер на переднем плане уникальной фотографии, случайно оказавшейся в моем архиве недавно.
Пожара можно было бы избежать. Несколько месяцев назад мне случайно попала в руки книга «Дороги памяти», подготовленная краевым управлением пожарной охраны к очередному юбилею Победы в Великой Отечественной войне. В ней ветеран войны, работавший впоследствии в управлении, Георгий Кондратьевич Матвеев в главе «Наперекор испытаниям» рассказывает о событиях на игарском лесокомбинате за год до пожара. Он с шестью пожарными был командирован в город Игарку с целью контроля над обеспечением пожарной безопасности в период навигации советских и иностранных судов, занимавшихся вывозом пиломатериалов и круглого леса:
— Прибыв на место и ознакомившись с обстановкой, я убедился, что безопасностью здесь не занимались давно: биржа материалов представляла сплошную свалку пиломатериалов и отходов, отсутствовали подъезды к технологическим линиям и местам складирования материалов.
С учетом сложившегося положения Г.К.Матвеев составил предписания госпожнадзора, первое — по выполнению мероприятий, не требующих капитальных затрат со сжатыми сроками исполнения; второе – с мероприятиями, требующими капитальных затрат. Заготовили проверяющие и протокол на приостановку эксплуатации комбината, в случае, если неотложные мероприятия не будут выполнены. Пишет автор и о неблаговидном поведении первого секретаря горкома партии Кузьмы Ахаева не вникшего в серьезность положения, а наоборот, попытавшегося дать указания не прислушиваться к мнению проверявших:
— Его «советы», — пишет Матвеев, — предполагали произвести срыв пломбы и отправить меня в Красноярск.
Как известно, Ахаев был после пожара снят с работы, покинул город, и игарчанам больше известны имена нового первого секретаря горкома партии Павла Федирко и председателя исполкома горсовета Виталия Остапенко, на плечи которых и легли заботы по возрождению города и комбината.
Над Игаркой еще долго висел не рассеиваясь едкий дым, и пахло гарью. Долго тлели и догорали здания. Особую опасность составляли деревянные мостовые: проникший внутрь огонь то вновь вырывался где-то, то не получавшее кислорода дерево, продолжало тлеть еще длительное время.
Наша мама находилась в каком-то оцепенении. Ей удалось на время вырваться из кабинета после того, как она уложила и вынесла в безопасное место под охрану все служебные документы. Она вернулась в оставленную нами квартиру, сняла со стен и собрала в узел вышитые ею и висевшие на стенах картины, так модно было украшать жилище в шестидесятые годы, подобрала забытую мной лакированную черную туфлю, подаренную ей отцом, стопку любимых граммофонных пластинок… Все это мама отнесла в сарай. Позднее она сокрушалась, как же не смогла предвидеть: ведь если пожар перекинется на дом, то не уцелеют и дровники. С собой на работу она прихватила альбомы с семейными фотографиями, мешочек с двумя килограммами муки и кусочек шоколадного торта – невиданное доселе лакомство, привезенное накануне из красноярской командировки, и желтую алюминиевую сахарницу – наш подарок ей и папе на годовщину свадьбы.
В эти дни в Заозерном от инсульта умер ее отец – Иван Яковлевич Стольников. Телевидения еще было не везде, по радио передавали скупые, просеянные существовавшей цензурой сведения, а народное «сарафанное» радио распространяло слухи о том, что в Игарке спаслись лишь тем, кто вошел по горло в Енисей. Там не дождавшись приезда мамы, дед Иван и умер, не отрывая взгляда от входной двери…
Масштабы ущерба были значительными – 159,2 тысячи кубометров заготовленных на экспорт пиломатериалов, 65 жилых и административных здания. В детской памяти я отчетливо сохранила тот микрорайон, где мы жили: напротив дома одноэтажная аптека, с другой стороны — тоже одноэтажные, но с большой деревянной игровой площадкой и палисадником, детские ясли, носившие название «Ясли имени Смидовича». Петр Гермогенович Смидович – видный партийный и государственный деятель, с 1924 года и до смерти в 1935 году был председателем Комитета содействия народностям северных окраин (Комитет Севера) при ЦИК СССР. В задачи комитета входило «содействие планомерному устроению малых народностей Севера в хозяйственно-экономическом, административно-судебном и культурно-санитарном отношении». Именно поэтому его имя и носили детские ясли, построенные в заполярном городе. Тогда традиционно после смерти выдающего государственного деятеля его имя присваивалось городам, улицам, социальным учреждениям… Сгорели, и аптека, и ясли.
Сгорели два магазина напротив яслей; продуктовый, где продавались из бочек соленые огурцы, красная икра в брикетах по нескольку килограммов, наподобие того, как впоследствии привозилось брикетами сливочное масло, и невероятно вкусные конфеты – подушечки. Второй магазин был поменьше, хозяйственный, он принадлежал рыбкоопу – одной из городских снабженческих организаций. Сгорели и магазины, и контора рыбкоопа.
Сгорел роддом, где еще недавно появился на свет наш младший брат Володя – коренной игарчанин. Все компоты и варенья, принесенные в качестве гостинцев, мама отдавала нам с сестрой. А мы делились с братьями Бочкаревыми, в их семье в соседнем дома мы с сестрой жили, пока мама оставалась с братом в родильном доме.
Сгорел клуб иностранных моряков, куда из местной молодежи пускали избранных лишь по специальным разрешениям (пропускам). А мы, детвора, наблюдали только издалека, как шли из порта на отдых в интерклуб по вечерам в красивых нарядах члены иностранных корабельных команд. Женщины, в отличие от наших, советских, были в узеньких обтягивающих брючках, в туфлях на высоких тонких каблуках. У одной вместо шпилек каблуки были в форме кругов. Нигде потом я не видела подобных моделей.
Сгорел уникальный краеведческий музей. Он был двухэтажным, у входа внутри здания стояла, как и в Ленинградской кунсткамере, фигура шамана с бубном. В первое наше посещение Володька Бочкарев, будучи на год старше меня, испугался и с ревом выскочил из музея. Одним из уникальных экспонатов был скелет мамонтенка. Мне нравилось часами стоять у макетов лесопильных заводов и заглядывать через окна вовнутрь – может быть, там есть и человечки?
В пожаре погибла и мама одноклассника моего брата по фамилии Васильева. Расследованием обстоятельств ее смерти занимался начавший работать после армии в игарской милиции младший брат отца Владимир Данилович Дресвянский.
Ущерб мог быть значительнее, поверни огонь в сторону старого города. Одноэтажные домишки, расположенные близко друг к другу, слизывались бы огнем гораздо быстрее. В старом городе находилось и красивейшее здание города – белокаменный красавец Дом культуры, построенный в 1960 году. Его зрительный зал вмещал полтысячи мест, ряды располагались ступеньками так, что с любого ряда было хорошо видно происходящее на сцене или на экране. За два месяца до пожара в ДК ЛПК было установлено оборудование для демонстрации широкоэкранных фильмов.
В первую ночь нас приютила Валерия Ивановна Масловская – учительница брата Володи. Они жили на улице Трудовой (потом она называлась Пионерской) в новом двухэтажном доме. У них мы и прожили пока вскоре отцу дали трехкомнатную квартиру в доме № 5 по улице Малого Театра почти рядом с Домом культуры. Забыв все горести мы с осени начали посещать в Доме культуры детский сектор, сохранив до сегодняшних дней добрые воспоминания о его руководительнице, звонкой певунье, задорной танцовщице и прекрасном организаторе Светлане Григорьевне Тюпиной (впоследствии Амбарцумян).
Долго не могла прийти в себя наша мама – она ничего не хотела приобретать нового в дом, зачем, если все в одночасье можно безвозвратно потерять… Мы спали на полученных из жилищно-коммунального отдела комбината в качестве безвозмездной помощи погорельцам, кроватях, сидели на сколоченных отцом табуретах, учили уроки за казенными столами. В углах комнат стояли изготовленные отцом из нескольких досок «шкафы» для одежды. Чтобы скрыть содержимое, спереди были цветные ситцевые занавески на резинке. Мама долго сокрушалась, что я спасла только одну ее туфлю, больше не вышивала, и в доме долго не звучала музыка, как раньше.
Между тем, прав был Виктор Петрович. Даже после такого масштабного пожара, город возродился и начал выполнять свою миссию – приносить стране валюту. Официальная статистика говорит, что в лето 1962 года на 75 судах из Игарки по Северному морскому пути было отправлено за границу 556 тысяч кубометров экспортных пиломатериалов. Раньше погрузка производилась в трюмах в расстил. В навигацию 1962 года из игарского порта отправка пиломатериала на экспорт начинает производиться в жестких транспортных пакетах: впервые на морское судно «Волга» пакетами отгружено 4680 кубометров.
Узнав о пожаре, наши северные соседи норильчане срочно доставили в город продукты, взяли на лето игарских ребятишек в свои подведомственные пионерские лагеря.
В Игарку из Норильска, Дудинки, Красноярска, да и из союзных городов приехали по комсомольским путевкам бригады строителей. Им была поставлена сложная задача: до начала осенних холодов отселить из приютивших семей и предоставить собственное жилье погорельцам. Из Маклаково доставлялись детали для сборки жилых домов. Модное название нового московского микрорайона Черемушки получили быстро построенные, а потому малые по площади и плохо утепленные двухэтажные дома на улицах Карла Маркса, Игарской. Достроили и заселили и более комфортные дома по улице Гагарина.
«Времянки» Черемушек, как известно, просуществовали свыше сорока лет. В одном из домов по улице Космонавтов поселилась семья моей тетки Марии, и была несказанно рада квартире, так как «до пожара» они вчетвером ютились в комнате в общежитии.
Пословица «Не было бы счастья, да несчастье помогло» рефреном звучало не только в семьях, обретших жилье. Этим принципом начали пользоваться и руководители города, пытаясь добиться для его жителей по отношению к другим территориям некоторых преференций, и настаивая на том, что деревянным город более существовать не должен. В сентябре 1963 институт «Красноярскгражданпроект» разработал генеральный план застройки Игарки многоэтажными домами, началось строительство первого микрорайона — зачина «белокаменной Игарки».
Некоторое время строительное управление «Игарстрой» возглавляет Олег Семенович Шенин, в 1987-1990 он будет первым секретарем Красноярского крайкома компартии, а затем одним из секретарей Центрального Комитета КПСС, по сути, третьим лицом в правящей в стране партии. До 1965 года проработает первым секретарем ГК КПСС в Игарке Павел Стефанович Федирко. С его именем игарчане связывают не только возрождение города и выход на привычные темпы распила и отгрузки лесокомбината, но и открытие в городе уникальной студии телевидения. С 1972 по 1987 год П.С.Федирко будет возглавлять Красноярский крайком КПСС, а затем станет председателем Центросоюза СССР.
В 1966 году в Москве в издательстве «Молодая гвардия» вышла книга журналистки Клары Скопиной «Всем людям родня», в ней опубликован очерк о секретаре игарского горкома комсомола Светлане Руновой и описаны события того жаркого лета. Названы и имена комсомольцев, участвовавших в тушении пожара, ликвидации его последствий, расселении погорельцев и возведении новой Игарки: Вениамин Пономаренко, Алексей Белокуров, Валентин Денисенко, Владимир Заболотник, Нина Девляшова, Борис Вавилов, Римма Юшкова. Они стали уважаемыми в городе людьми, работали на лесокомбинате, в авиапорту, педагогическом училище, школе.
Приехав после войны забрать с севера жившую там в домработницах свою бабушку, знаменитый писатель Виктор Астафьев отмечал, что «…привычный пожар полыхал, не вызывая разлада в жизни города, не производил сбоя в ритме работы».
Залечились и раны, нанесенные Большим игарским пожаром 1962 года. Только изредка я приходила на высокий угор у Медвежьего лога, где когда-то был наш дом, а теперь лишь торчит несколько несгоревших деревянных пеньков – его бывшие сваи.
Очень хорошо помню все это. Жили на ул.Коммунальная 16, рядом с исполкомом, в доме 14 жили Федирко и Остапенко (их дочки Галя, Ира — где они???), нашему дому повезло, у нас жили 3 водовозчика, и еще все взрослые дежурили на крыше, самое главное было не допустить пожара до Исполкома и наши два дома, сараи и дом между нами и сквером особенно защищали и заливали водой. Позже смотрела еще долгие годы в окно, а за сквером перед глазами пожарище… черное… помню клуб моряков, ясли, магазины… Я в этот год пошла в первый класс и ходила еще в сад, нас разбдудили, быстро собрали всех, а за окнами валил страшный черный дым, вывезли всех на катере на остров, а потом, к вечеру развезли по родителям, поэтому я помню ту ночь бессонную, горячую и страшную…
В доме 14 по ул. Коммунальной жили Остапенко и Манукян, но не Федирко.
Как рада, что увидела свой родительский дом на той уникальной фотокарточке, Дом с колоннами еще называли его, на К.Маркса 11а, а старый его адрес Папанина 11а, впоследствии изменен на К.Маркса , его спасли в тот пожар, хотя сама не помню, малая была.. Спасибо большое Валентина Анатольевна, это наша история.
Меня до глубины души потряс рассказ Валентины Гапеенко о пожаре в г. Игарке в 1962 году. Это испытание выпало не только на долю взрослых , но и нас детей разных возрастов. Детство-это самое дорогое, что было у каждого из нас. И прежде всего, это наш дом, в котором проходило наше детство, где мы шалили, радовались жизни и понемногу взрослели. И вдруг в какой-то миг не стало ничего, как будто како-то злой рок пошутил над нами. Отнял у нас самое дорогое, что было у нас, что составляло нашу жизнь: наш дом, наш дворик, нашу любимую протоку, где летом мы купались, а зимой катались на санках, крутой спуск Медвежьего Лога служил нам горкой, с которого мы с ребячьим восторгом и выкриками: долой с дороги,куриные ноги, катились и горе тем, кто вдруг зазевался и становился на нашем пути. Помню случай, связанный с этим воспоминанием. Крупная женщина шла на работу и в руках у нее было много резиновых калош, она рухнула на мои санки и проехала вместе со мной до протоки и немного дальше. События происшедшие в этот злополучный день затронуло многих детей, которым пришлось принимать серьезные решения,детям, которые в одночасье повзрослели. Валентина вспоминает, как ей пришлось идти одной через весь старый город , проходить мимо горящей биржи по лесу, видя воочию горящие дома, мост через ЛОГ, испытывая опять страх и ужас происходящего вокруг, прижимая к груди белого паралонового
слоненка, единственного уцелевшего слоненка. Эта игрушка была частью ее самой, ее мира, ее детства, ее дома, где проходило детство и где стоял этот слоник. Все мы в этот день потеряли много, с чем-то простились, возможно с кусочком детства. И как слоник для Валентины был той единственной игрушкой, которая связывала Валентину с той жизнью,что протекала в любимом доме, в любимом дворе. Я тоже как и Валентина оказалась в такой ситуации. Всех погорельцев в спешном порядке расселяли, где могли. Очередь дошла и до нас. Нас всех маму, бабушку и нас с братом с нашими скромными пожитками отвезли в реч. порт, сгрузив наши вещи в сарай. Мы были голодны и мама с братом пошли в 20 магазин за продуктами, а мы с бабушкой остались их ждать. Во время их отсутствия приехала машина и увезла нас с бабушкой в конец Нового города. Я наблюдала из кабины куда нас везут, для меня это была незнакомая местность, кругом был лес. По-моему это было в районе Микрорайонов, которых в ту пору еще не было. Это был длинный деревянной постройки двухквартирный дом, с общей кухней. Бабушка разболелась, отец был в рейсе, необходимо было сообщить маме и брату, где мы находимся. По лесу идти я побоялась. Я спустилась по небольшому спуску к Енисею и побежала по берегу. Освещение от судов служило мне световой дорожкой и мне было не так страшно. Вот и уже речной порт. Я поднялась по высоким ступенькам лестницы, мама с братом сидели и ждали. Я думаю, что многим детям пришлось в этот день совершить маленький подвиг. Валя пишет, что сгорело много жилых и казенных зданий. И конечно здесь нет никакой гордости, но наш дом по ул. куйбышева 3 тоже был в списке домов, сгоревших в пожаре. Я тоже очень хорошо помню события этого дня. Мы с бабушкой пошли за дровяник, я играть в куклы в домике, который мне соорудила бабушка Рая из 4 колов, обтянутых тряпкой, а бабушка в огородчик, мы там кое-что выращивали. Вдруг я услышала бабушкин крик, я выскочила из домика и увидела огромный столб огня, взметнувшегося в небо. Мы жили не на самом краю Лога, а чуть дальше, а зарево как раз было напротив нас. Отец был в рейсе, помню, как прибежала запыхавшись встревоженная мама, как сейчас помню ее в ту пору, густые волосы косой ,заколотые на затылке. С ее подругой и коллегой по работе они выносили диван, стулья, обтянутые дермантином, этажерку, лавки, на которых мы с братом делали уроки. Мама даже умудрилась в спешке подписать стулья, которые потом каким-то образом отыскались в старой части города. Кругом поднялась паника, люди спешно скидывали вещи в простыни. ветер был неимоверной силы, который отрывал доски от сараев, которые летали в воздузе, задирал подолы женщинам. Мы стояли в кругу своих родных и соседки тети Гути, которая жила с нами на одном клыльце. Стояли и смотрели на наш дом, который еще не горел, как жаль было расставаться с ним , с нашим ранним детством, которое прошло в этих стенах, с воспоминаниями радостными и грустными. Стояли до тех пор, пока головешка не упала на наш дом. Вот и все. Прощай наш дом, хорошо нам было в нем. Баба Рая нас растила и качала в колыбелях, здесь мы ползали, шагали, слово первое сказали. Дом родной мы не забудем, будем в ЛОГ мы приезжать и здесь детство вспоминать. И обгорелые доски , заросшие травой будут напоминать нам, что это было на самом деле, что это нам не приснилось…
Спасибо Вам за Рассказ о пожаре. Я родилась за 2 мес до него, мама рассказывала, что уже положила в коляску меня, кое какие вещи : огонь шел на наш дом. Но направление ветра изменилось и наш дом не сгорел. Меня маленькой увезли из Игарки, помню , что дом наш был 2 -х этажный, деревянный, мы жили на 1 этаже. Мама рассказывала, что ходила в клуб моряков, следили там за девушками строго, если что не так пропуск забирали. Мама умерла 13 лет назад, я очень жалею, что мало у нее расспрашивала. Сейчас приехала в Норильск , но сообщения с Игаркой , к сожалению нет, а так хотелось бы съездить.
Наталья! Я сейчас готовлю очередной очерк о событиях 1962 года, как вся страна, в том числе и Норильск помогали восстанавливать Игарку. О клубе моряков тоже опубликовала. Читайте.
Прочитал про игарский пожар 1962 года. Все верно и интересно. Спасибо — сам журналист и могу оценить ваш труд. Тем более, что был свидетелем и “участником” пожара. В июне 19-летний романтик из Уфы завербовался на Игарский лесокомбинат. Жили в поселке для вербованных в 2 километрах от города. Чрез месяц пожар, бросив работу, кинулся в город тушить пожар. Это было одно из самых ярких впечатлений в моей жизни. Ни паники, ни мородерства — воспитанные в СССР люди спасали общественное добро, не думали о личных вещах, квартирах… Сейчас, случись такое, каждый бы побежал спасать свое барахло. И еще. Валентина, в вашей истории не хватает рассказа о роли таких как я — так называемых вербованных. Их вербовали по стране не сезонные летние работы. Жили они в барачном поселке в 2 км от города. Добавлю, что во время пожара над поселком летали горящие доски, они и родожгли два новеньких 2 этажных незаселенных дома. Их никто и не тушил. Зато все жилые бараки поселка вербованные спасли. Вообще, роль “вербованных” велика: чужой город чужие люди, но они бросались в огонь, спасая людей, детей /родители были на работе/, их документы. Я жил потом в Игарке, в поселке вербованных, до ноября, и слышал много историй о благородстве / не буду говорить подвиге/ этих людей, которые спасали город. Некоторые пострадали. Лично я повредил глаз, долго лечил. В больнице встретил человека, которому струя воды выбила глаз… О том, как восстанавливали с первых дней город, можно написать поэму или роман. Сам был участником, после основной работы мы шли в созданные при горкоме комсомола отряды, расчищали завалы, вывозили мусор, грузили новые стройматериалы. Осенью, в ноябре установились морозы, вербованным предложили уехать, но добровольцы остались. Кстати, залогом дисциплины и порядка в городе было введение сухого законы. За торговлю спиртным сажали в тюрьму, которая к счастью уцелела в пожаре.
Спасибо за рассказ. Помню в этот момент нас отпустили из Детского сада и мы наблюдали и тушили головешки в доме, где жили Малюки, на Коммунальную 14 головешки не попали. Сейчас сердце тянет приехать проведать Игарку , а разум говорит -нет, -сердце не выдержит.
По крупицам таких очерков узнаем мы черты замечательной непотопляемости нашего народа. Мне довелось жить в Игарке с 60 по октябрь 62 года,в 62-м было мне 7 лет, только пошел в сентябре в школу,а летом еще ходил в детсад.Мама работала в вечерней школе,которая в пожар сгорела. Мама была учителем физики,принесла домой элетропроектор на стене на простыне диафильмы показывать,вместе их семьей смотрели,читая снизу подписи,а потом унесла обратно в школу,кажется дня за 2 до пожара,И мне так жаль всю жизнь этот погибший в огне простой прибор моего детства..А папа работал пилотом на острове,кажется,называвшемся Сухопутным,туда к отцу я ездил через протоку на буксире «Ушаковец».Папа до 61-го летал на самолетах Ан-2,потом переучился в УТО и с 61-го летал на вертолетах.Он был на работе,мама с младшей сестрой дома,а я в садике,когда случился этот страшный пожар.Мама рассказывала,что шла стена огня.С водой было плохо,хотя и пытались из ведер поливать стены домов.Деревянный двухэтажный дом стоял,стоял,а затем вспыхивал весь целиком .как факел,головни разлетались с треском через несколько домов.Люди выскакивали,не успевали вынести из дома вещи.Детсад наш эвакуировали на берег реки.Стена огня остановилась перед соседним домом от нашего и домой я попал под утро.С отцом ходили мы потом на пожарище,пытаясь вспомнить,где были прежде школа,магазины,клуб,в котором встречали новый год, улицы вообще. А по пожарищу бродили усталые закопченые люди,пытаясь откопать хоть что-то из родного очага.Но через день-два уже кипела работа по разбору завалов,город начал оживать.
Здравствуйте Валентина!
Спасибо за рассказ!
Я, в прошлом работник пожарной охраны города Лесосибирска, собираю информацию о пожарах на ЛДК – ЛПК, а так жео том самом пожаре в городе Игарка. Наткнулся в и-нете на Ваше описание пожара. Очень интересно. Но возникли вопросы. Не могли бы Вы пояснить.
1. Все таки пожар начался ночью, или днем? В какое время? Сын начальника пожарной охраны ЛПК, руководившего тушением пожара. (Морозюк Виталий Мелентьевич – начальник ВОХР ЛПК 1960-1968 годы) изложил мне свое видение этого пожара. Но ему тогда было четыре года и все впечатления через призму рассказов старших. А сейчас, когда я прочитал Ваш рассказ о пожаре, задать ему уточняющие вопросы не имею возможности, нет с ним связи.
2. Ваш отец, Анатолий Данилович Дресвянский, был в то время капитаном катера. Катер участвовал в тушении пожара? Или он был где то в другом месте?
3. «Мой отец Анатолий Данилович Дресвянский более известен игарчанам как начальник городской пожарной части». Когда он был начальником городской пожарной части? Какая была это часть?
4. И где можно Ваш причитать очерк о событиях 1962 года?
С уважением:
Александру — Спасибо за комментарий. Морозюк действительно в то время был начальником пожарной охраны на лесокомбинате, но сыновья его были младше меня и вряд ли что-то помнят. Может быть, вам Валерий Серафимович Горячкин подскажет что-то более существенное с точки зрения профессионала, это мой одноклассник. Живет в Лесосибирске. Хотя жители старого города, где была комбинатовская пожарная часть, ужас пожара вряд ли ощутили, ветер повернул в сторону наших домов. Начался пожар примерно без 10, без пяти минут 14. Принимал участие в тушении и катер, где тогда работал мой отец, начальником городской пожарной части он стал в начале 70-х годов, какой номер у нее был, я не знаю. Все, что пишу, есть в моем блоге. О пожаре 1962 года, к сожалению, даже в местной игарской газете 1962 нет ни строчки, видимо, по цензурным соображениям. Как город отстраивался, фактический материал у меня есть, но руки пока не дошли до его воплощения в очерк. Прочтите комментарии к этому очерку, там мои ровесники добавляют свои впечатления. На мой взгляд, они интересны, а с профессиональной точки зрения что мы можем добавить, мы были детьми 11-12 лет. Отца моего в живых нет уже более 20 лет.
Валентине – спасибо за ответ. Отправил запрос и Вашу статью о пожаре Валерию Горячкину. Получил от него ответ. Потом целый час «пытал» его в скайпе. Он ничего к этому не добавил. Он с семьей во время пожара был на материке, вернулись в Игарку только в начале августа. Добавил только несколько деталей об участии в тушении пожара заключенных тюрьмы. Да Морозюк Анатолий ему подсказал, что учился вместе с Вашим братом. Вот и все. Буду ждать Вашей публикации о восстановлении города. С уважением:
Подскажите, где прочитать более подробную информацию, те подробности, что Вы узнали?
Знаю о пожаре от родственников, Санаевых (Альбина Дмитриевна и Александр Иванович).
Я видела этот пожар! Я там родила дочь в 1966г И интерклуб после пожара не сгорел!!! Мой муж Бодров Владимир был музыкантом и после пожара он играл в оркестре, а я пела для иностранных моряков, я была участницей худ. Самодеятельности, выступала по ТВ. Зав отделом культуры в то время была Клара Федирко, и все что пишет автор почти все враньё! Лес сгорел почти весь, я там работала где то с месяц брокером. Помощь в тушении пожара Красноярцы почему-то отказали, тюрьму спасли зэки!! Поджёг был иностранцами, но никто , и нигде никогда не говорили об этом УЖАСНОМ факте!! Почему???!!! Клуб » белокаменный» строила моя мама, Дорожкина Мария Игнатьевна, я помню как мы голодали и какие пайки на месяц нам выдавали, не помню только какой год! Дома и дороги ВСЕ БЫЛИ ДЕРЕВЯННЫЕ…..В Клубе Строитель я и пела, это в новом городе. Это было такое горе которое до сих пор я забыть не могу!!! В 2023г с дочерью собираемся посетить нашу Игарку, дочку я родила в Игарке в 1966г В 1962г как пишет случился поджёг, мне тогда было лет12-14…