Имя писателя Магомета Амаевича Мамакаева (16.10.1910 – 02.08.1973) широко известно в Чечне. Его стихи и прозу можно прочесть и на родном — чеченском, и на русском языках. В 2013 году в селе Ачхой-Мартан, где родился и где обрёл свой последний приют на погосте классик чеченской литературы, открылся литературно-мемориальный музей его имени.
Шестнадцатилетним юношей горец написал своё первое стихотворение, а в 1930 году выпустил первый поэтический сборник— «Дружба». В нём были стихи о новой жизни, что пришла на Кавказ с Советской властью. Магомет активно участвовал в комсомольской жизни Чечни, в 1927 году вступил в ряды КПСС. В 1934 году его приняли в члены Союза писателей, он был делегатом первого учредительного съезда писателей СССР в Москве.
Когда и каким образом оказался кавказец в Заполярье, в Игарке, он сам предпочитал не рассказывать.
Я впервые увидела его имя на страницах газеты «Коммунист Заполярья» 1956 года – там в нескольких номерах публиковалась его документальная повесть «Первый гудок» о строительстве лесопильного завода и о начале строительства города. Вот эта публикация и послужила поводом для поиска сведений о нём. Однако, называя написание «Первого гудка» — начальным прозаическим продуктом писателя, о подробностях его создания интернет молчал.
Упоминалось лишь о том, что в годы творческой зрелости Магомет Мамакаев стал меньше писать стихов, а всё чаще обращался к прозе. Широко рекламировались его романы «Мюрид революции» — о вожде чеченской бедноты Асланбеке Шерипове и «Зелимхан» — о бунтаре, народном мстителе из Харачоя.
Но всё тайное со временем обязательно становится явным. Так, не найдя нигде книги с названием «Первый гудок», я прочла упоминание о том, что М.Мамакаев действительно жил в Игарке в средине 50-х годов прошлого столетия, в мемуарах мордовского писателя Петра Ивановича Левчаева, находившегося не по своей воле в Игарке в тоже самое время.
А вскоре мне довелось увидеть и не газетный текст первого прозаического произведения писателя.
В книгохранилище Красноярской краевой научной библиотеки отыскался томик рассказов М.Мамакаева «Солдаты Октября», изданный в Грозном в 1969 году. В него вошли рассказы и очерки о борьбе за Советскую власть на Северном Кавказе и о дальнейшем расцвете Чечено-Ингушетии. Отдельным разделом, озаглавленном как «Полярный цикл», публиковались рассказы «Первый гудок», «Подвижка», «В тайге», «На протоке».
В предисловии Г.Яблокова, ссылаясь на прямую речь автора книги, говоря, что писатель много ездил по стране, приводит его слова: «Мне было шестнадцать лет, когда я впервые попал в Ленинград и на Кольский полуостров. А вскоре после этого я побывал в далёкой Армении и на Дальнем Востоке. Мне довелось жить и работать в знойной Средней Азии, в тундре за полярным кругом. И в каждом уголке нашей необъятной Родины я находил свои особые приметы и прелести».
Эти очерки, говорится во вступительной статье, рождались на Крайнем Севере, среди суровых и мужественных людей. С ними писатель делил хлеб-соль, вместе с ними радовался первым успехам по освоению Севера.
Далее приводились не вполне достоверные данные, но всё-таки, ведя краеведческий поиск реальных исторических событий, должна процитировать: «Эти очерки впервые были опубликованы в 1955 году в издательстве газеты «Коммунист Заполярья», и в 1958 году вместе с экземплярами газет «Правда» и «Известия» они были навечно замурованы в нишах мерзлотной станции АН СССР в городе Игарке. В этих очерках запечатлено острым глазом художника начало строительства города. С героями очерков — своими северными друзьями — учителями, журналистами писатель переписывается и сейчас, посылает им свои книги, они сообщают о своих успехах, о том, как меняется облик Севера».
Уточню, что никакого издательства при газете «Коммунист Заполярья» не существовало, была типография, где печаталась сама газета, необходимые для предприятий и учреждений бланки, изредка брошюры. «Первый гудок» был опубликован не в 1955, а в 1956 году, начиная с 28 июня по 11 июля: публиковался в шести номерах самой газеты – с № 76 по № 81. Правда, теперь, в книге «Солдаты Октября» указана дата написания рассказа – 1951 год, позволяющая сделать вывод о том, что Магомет Мамакаев прибыл в наш город, возможно, в начале 50-х годов.
Нуждается в уточнении и факт захоронения в вечно-мёрзлый грунт газет с произведениями автора. Действительно, в Игарском краеведческом комплексе «Музей вечной мерзлоты» на глубине 2,5 метров были заложены на хранение газеты военных лет с указанием вскрытия ящика в 2045-ом году. Но этот эксперимент как первый опыт многолетнего хранения в толще вечномёрзлого грунта исторических документов был проведён в 1950 году, и газеты более позднего периода уже для этих целей не брались.
А вот то, что Магомет Мамакаев, даже уехав с Севера, продолжал поддерживать тесную связь с друзьями, вполне вероятно: игарчане никогда не боялись «запятнать» себя общением с «Врагами народа». Они всегда были искренними в дружбе и не особо обращали внимание на политические пристрастия власть предержащих. Смелые и стойкие люди, такими они и запомнились опальному чеченскому поэту и прозаику. Действительно, всё было и есть именно так.
И, конечно, мы благодарны сегодня тому, что из-под пера нашего «земляка» вышли не только эти четыре рассказа. В номере газеты «Коммунист Заполярья» за 5 июня 1958 года я обнаружила ещё один документальный очерк Магомета Мамакаева «Полярной ночью». Он о том, как ездила принимать роды в оленеводческое стойбище фельдшер Нина Александровна Битюцкая.
Автор, возможно, в это время уже получил возможность покинуть место ссылки и учился на высших литературных курсах при Союзе писателей СССР в Москве. Известно, что он окончил их в 1959 году, а они были двухгодичными.
О чём же «игарские» рассказы Магомета Мамакаева?
«Первый гудок» в газетном варианте имел подзаголовок «Очерк о первостроителях Игарки». Возможно, что имена строителей в нём подлинные, по крайней мере, один из них – Борис Васильевич Лавров. В рассказе несколько подглавок: «Здесь быть городу», «На стройплощадке», «Страна – Игарке», «Земля будет родить», «Партийное собрание», «Под старой лодкой», «Первый гудок». Описанные исторические события не раз уже были использованы и другими авторами, но сам рассказ, как художественное произведение, тем более первое у этого автора, безусловно, имеет историческую ценность. И при наличии просьб у читателей, может быть воспроизведён мною и на страницах моего Блога.
Следующий рассказ «Подвижка» также на производственную тему, специфически характерную для Заполярья. Вмёрзший в воду плот, — поздно приплавленное сырьё для распила, пытаются спасти по весне рабочие. Начавшийся ледоход вместе с глыбами льда может унести драгоценные брёвна в океан. Государству будет нанесён значительный материальный ущерб. Пострадают и виновные в этом люди. По погодным условиям Заполярья сырьё из воды должно было быть выкатано в зимний запас не позднее 7 октября, тогда начинала замерзать протока. Не раз случалось не уложиться в эти сроки ввиду позднего прибытия плотоматок с Ангары. «Подвижка» была написана Мамакаевым в 1952 году. Имел ли место в действительности этот факт, или замысел чисто художественный, газеты тех лет предпочитали документально не информировать население. Но рассказ написан и читается с интересом и напряжением.
Новелла «В тайге» повествует о событиях на рыболовецком пункте в пятидесяти километрах от станка Старая Игарка на озере Мурам. Строго говоря, климатическая зона в районе Игарки называется тундрой и лесотундрой, тайга находится южнее. Но, видимо, «тайга» в художественных произведениях звучит могущественнее, поэтому, некоторыми авторами используется при описании северной природы чаще.
Рассказ написан в 1952 году, мне в то время исполнился лишь только год, но позднее я уже знала, и как сети чинятся, и что такое, к примеру, кибас, хиус или верховка. Станок Игарка находился на другом берегу Енисея почти напротив каменных микрорайонов города. Сейчас в нём обитаемы в летнее время лишь несколько домов. И озеро Мурам – водоём площадью в два с половиной квадратных километра в действительности находится невдалеке от станка.
Интересно, что повествование в рассказе ведётся от первого лица – работника рыбозавода, идущего с напарником пешком в рыболовецкую бригаду Виктора Кузьмича Разина. Напарник обращается к автору: «Магомет», что позволяет предположить, что местом работы опального писателя был, как и у Петра Ивановича Левчаева, — рыбозавод. Рассказ написан мастерски, в нём чувствуется и северный колорит, и поражает сметливость, и находчивость героев повествования – местных рыбаков.
Завершает полярный цикл лирическая новелла «На протоке». Она о первых любовных чувствах «черноокой, в кудряшках, повязанных косынкой» лесосплавщицы Надежды Крыловой к молодому отстойщику Степану Гринёву, молчаливому, не умеющему говорить стихами, но испытывающему к девушке искренние чувства. Интересно, что фамилии Крылова, Гринёв, как ранее «В тайге», Зотов, Дибиков – игарские.
Рассказ написан в 1953 году, короткий, всего на одну страничку. Окликнув девушку, твёрдо передвигающуюся по узким мосткам вдоль плота, причаленного к берегу протоки, и умело работающую пиканкой, подталкивая плывущие брёвна, о глубине своих чувств парнишка говорит только одну фразу: «Я.., я… не могу больше без тебя!»
Автор рассказа, видимо, вспомнив о том, как сам когда-то в иной жизни и дня не мог прожить без стихов, завершает повествование абзацем: «А Степан всё стоит на мостике, всё смотрит девушке вслед. «И почему я не умею сочинять стихи? Выразил бы красивыми словами то, что чувствую»…
Вот, вкратце, о чём «полярные рассказы».
И всё-таки, находившийся вдали от родных гор, Магомет Мамакаев и за Полярным кругом писал стихи. Приведённые в его биографических данных названия стихотворений «Енисею» (1949), «На свет я рождён не в Сибири» (1954) говорят об этом. Нашла я и ещё одно короткое стихотворение, датированное 1954 годом, — «В родном ауле».
Я ночной тропой пришел к аулу…
В приоткрытой двери вижу свет…
И стою, прислушиваясь к гулу,—
Я его не слышал много лет.
Сквозь ночную пелену тумана
Слушаю — шумит, шумит река…
Это он! Родную песнь Мартана
Я узнал ещё издалека.
Вот так в тёмной полярной ночи опальному поэту чётко видится родной аул и река Мартан.
Сохранилось очень мало точных биографических сведений о жизни Магомета Амаевича Мамаева. По его фразе в авторском предисловии к поэтическому сборнику «И камни говорят», изданному в Москве «Художественной литературой» в 1968 году, можем узнать, что: «В сороковые годы я подвергся незаслуженным репрессиям, и долгое время был оторван от активной творческой жизни, но писать стихи не бросил. С юных лет поэзия стала для меня такой же насущной необходимостью, как хлеб для голодного».
Действительно, подающий надежды в литературе, талантливый юноша, сделал в начале своей творческий деятельности стремительный карьерный рост. А далее – не менее прогнозируемый, как у любого политика, имеющего свою точку зрения тех лет – арест и заключение. В 1930 году Мамакаев работает секретарём Урус-Мартановского окружкома ВКП (б). В следующем году становится заместителем редактора газеты «Грозненский рабочий», переезжает в нынешнюю столицу республики. Тогда же его переводят на работу в Чеченский обком ВКП(б). По совместительству он становится директором Чеченского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. И всё это в двадцатилетнем возрасте.
В 1934—1935 годах М. Мамакаев учится в Москве в Высшей школе партработников при ЦК ВКП (б). По возвращении работает заместителем начальника «Грозхимстроя», заведует отделом школ и науки Чечено-Ингушского обкома ВКП( б), редактором газеты «Ленинский путь».
В 1937 году в период террора писателя посадили в тюрьму города Грозный. Дальнейшая его биография не совсем ясна. В Википедии написано, что «в 1940 году он снова был арестован в Элисте и до 1956 года находился в лагерях на севере — в Игарке». Что не совсем укладывается в известные уже «волны репрессий». Не понятно, как он оказался в Элисте, и был ли в заключении в Игарке, или только в ссылке, поскольку при подобном ограничении передвижения вряд ли в 1951 году он смог бы написать рассказ «Первый гудок», основанный на первоначальном изучении фактического архивного материала.
Сохранился словесный портрет современников о писателе: «Он был высокого роста, крупного телосложения, из-под чёрных густых бровей светились умные, прозорливые глаза. Говорил всегда размеренно, чётко, отточенными словами».
Так, возможно, он выглядел в годы ссылки в Игарке.
Тем не менее, даже из скудных игарских газетных материалов можно узнать, что в мае 1955 года после многолетнего перерыва возобновилось печатание «Литературных страниц» с произведениями местных авторов. «Люди разных возрастов, профессий и дарований, но одинаковые в своих стремлениях, представили на суд читателей свои произведения», — так говорится в обзорной статье о членах Литературного объединения при редакции газеты «Коммунист Заполярья». По некоторым данным, Магомет Мамакаев был инициатором создания литературной группы. По крайней мере, именно его опубликованные на страницах газеты произведения «Первый гудок» и «Подвижка» читатели считали лучшими: «Ему удалось показать, как в борьбе со стихией мужают люди, раскрываются их лучшие качества». (В.Дырбов «Итоги творчества» газета «Коммунист Заполярья» 05.05.1957)
За два года членами объединения было выпущено шестнадцать литературных страниц и уголков. В них размещено более ста стихотворений, двенадцать рассказов, четыре художественных очерка, пьеса, отрывки из художественных повестей, несколько басен и фельетонов в стихах. Кроме Магомета Мамакаева и Петра Левчаева публиковал свои стихи бывший заключённый Михаил Демин.
Творческое объединение игарских литераторов обменивалось своими произведениями с литераторами Норильска. Группа обрастала новыми членами.
О игарской группе литераторов было упомянуто даже в «Хронике культурной жизни» в краевом альманахе «Енисей» (Альманах за 1956 год, № 18, стр.250).
И всё-таки о Мамакаеве мало не только биографических данных. В одной из обзорных статей о творчестве писателя говорится, что им была написана ещё одна повесть о строительстве нашего северного города — «Улица города». Герой повести — молодой рабочий Никита Бочаров вместе с товарищами едет на Север строить лесопильный завод.
Однако, даже в Игарской библиотеке о Мамакаеве как авторе и его произведениях о нашем городе ничего не известно. Не смогла отыскать я «Улицы города» и в Красноярской краевой научной библиотеке…
По возвращении на Родину М.А.Мамакаев редактировал альманах «Орга».
Магомет Мамакаев награжден (посмертно) орденом Уполномоченного по правам человека в Чеченской Республике «За гражданское мужество». Не исключаю, что сотрудниками музея его имени будет опубликована подлинная биография писателя, и можно будет чётко отследить и период его жизни в Игарке, и созданные им в те годы произведения. И главное – хотелось бы прочесть их широкому кругу русскоязычного населения.
В заключение привожу здесь очерк Магомета Мамакаева «Полярной ночью».
«Закончив амбулаторный прием, Нина Александровна Битюцкая, ездила к больному на дом. Вернулась поздно усталая и собралась спать.
…Свирепо воет ветер. Снежная крупа,- перекатываясь седыми хвостами, шуршит по стеклам окон.
Неожиданно раздается торопливый стук в дверь.
— Кто там? Войдите! — приглашает хозяйка.
Скрипит дверь, у входа появляется человек, весь засыпанный снегом.
— Доктор, пожалуйста, к нам, — говорит он торопливо.
— Что случилось?
— Жена рожать собралась,- человек взволнован.
— Поедем быстрее; доктор, худо ей.
— Пройдите, садитесь. Я сейчас… А где это, далеко? — спрашивает Битюцкая, пододвинув вошедшему табуретку.
— Я — Ял и, в Ирганзе наше зимовье, километров тридцать отсюда… Олени быстрые, через час будем там.
— Чего же вы ждали? Почему сюда не привезли раньше? — спрашивает Нина Александровна, торопливо натягивая на ноги мягкие унты, отороченные заячьим мехом.
— Кто знал, когда это она…- говорит Яли, нетерпеливо поглядывая на Битюцкую, укладывавшую в чемоданчик все необходимое. — Знаю, что создаю вам лишние хлопоты,- добавляет Яли.
— Какие тут хлопоты, все это так уж положено,- отвечает Битюцкая, для которой вызовы в любое время дня и ночи и бессонные часы у постели больного стали привычным делом за год работы на станке.
— Еще есть дети или это первый? — спрашивает она, надевая сакуй.
— Это первый будет,— говорит Яли, доверчиво глядя в серьезные глаза Нины Александровны.
Метель продолжается. Стоявшие перед крыльцом нарты успело запорошить снегом. Яли усадил Нину Александровну, укутал тулупом, сам легко вскочил на передок, повертел хореем, гикнул, и олени понеслись навстречу ветру.
Ветер налетает, будто сразу со всех сторон, крупчатый снег больно сечет лицо, и Яли приходится щурить глаза, прикрывать их лохматой рукавицей из собачьего меха. Надо торопиться. Она, провожая, сказала: «Скорей, Яли, мне плохо», и он торопится.
Встревоженные обитатели тесного чума вдруг успокоились, когда Нина Александровна приехала. Она услышала слово «доктор», произнесенное шепотом, и почувствовала, что все точно сняли с себя и переложили на нее большую часть своей тревоги.
Роды были тяжелые. Старая женщина, вызванная к больной до прихода врача, перетянула ей полотенцем живот, и роженица, потеряв сознание, лежала с посиневшими губами. Молодая женщина вдруг почувствовала облегчение. Она умолкла, на бледном лице ее застыло тревожное ожидание.
— Доктор, почему…
В чуме раздался первый крик новорожденного.
— Хорошо,- улыбнулась молодая мать, вздохнув полной грудью. Ее сияющие темные глаза неотлучно следовали за руками Битюцкой, заворачивавшими в белые пеленки теплый розовый, неугомонно кричавший комочек.
Когда Нина Александровна возвращалась домой, белый покров безбрежной равнины еще не искрился под пологими лучами, но вершины заснеженного леса уже сияли, четко выделяясь на горизонте.
Олени неслись по заснеженной дороге. В такт их легкой рыси мерно поскрипывали на морозе тугие гужи. Яти, весело гикая, подергивал вожжи. Битюцкая, утомленная, зябко укутавшись в сакуй, сидела, закрыв глаза. Яли часто оборачивался, оглядывал ее, спрашивал, не холодно ли, и снова — понукал оленей.
Молодой оленевод Яли Пырерко, ничего особенного, кроме лишнего беспокойства не видевший в момент рождения сына, вдруг почувствовал радостное удивление от мысли, что он отец, что этот живой розовый комочек — его сын.
— Мать рассказывала, не то было в ее время: уходила женщина в отдельный чум, рожала там уж как могла, без всякой помощи, а теперь столько хлопот,— заговорил Яли, желая развлечь Битюцкую.
— Какие же тут хлопоты. Яли?
— А вот какие: не успел еще появиться на свет, а кроватку ему купи, постель какую-то особую, приготовь, да ещё и доктора зови. Много хлопот, очень много, — говорит Яли. Но чувствуется, что хлопоты эти для него радостны.
Нина Александровна молчала, вспоминая трудную, бессонную ночь. Вот чьи-то руки помогают ей снять шаль и сакуй, из-за занавески доносится слабый стон, и она встречается с измученными глазами женщины, молящими о помощи. И с чем сравнишь этот непередаваемый взгляд из глубины счастливых глаз женщины, впервые сделавшейся матерью.
Битюцкая невольно ощутила чувство гордости вспомнив, как мать, жизнь которой она спасла, впервые поднесла младенца к своей груди.
— А ведь есть у нас еще такие,—размышляла Нина Александровна, — которые боятся ехать сюда, на Север. А какая здесь живая, увлекательная работа.
Выпускница Воронежской фельдшерско-акушерской школы Нина Александровна Битюцкая — одна из многих девушек нашей страны, которые работают с горячим сердцем, вдохновенно, для которых нет в нашей стране «скучных мест».
(Газета «Коммунист Заполярья» 05.06.1956 года)
На снимках: территория одного из лагерей в районе Игарки, работницы биржи сырья, с сайта Одноклассники, оленья упряжка, автор Иван Табакаев.
