Превращая страну в помойку, в отвальный овраг для радиационного и всякого другого заразного и губительного мусора, небо — в тёмную адскую завесу, — и всё это во имя спасения нас, бедных, хозяева отечества нашего породили совершенно наплевательское отношение народа к себе и к своей земле. И чем дальше вглубь тем неряшливей, грязней наша белая Русь. Паршой и ржавчиной она покрыта, гибнущим лесом завалена, прокислой, гнилой водой рукотворных морей залита…
Во всех цивилизованных странах чем дальше вглубь, тем дальше от дыма, гама, вони — там и экзотика своя, и продукты дешевле, и редкие фрукты иль овощи произрастают свои, здешние блюда готовятся иль хлебы пекутся. У нас же чем дальше, тем больше заразы, дикости и жрать совсем нечего.
Вот среди Сибири, на берегу Енисея, в роскошнейшем месте расположен посёлок Бор. Здесь и грязи-то негде быть — пески желтые кругом, сосняки и боры сплошные, а по поселку ни проехать, ни пройти — загадили его жители, завалили мусором, облили дерьмом. Возле двухэтажного деревянного дома, смело названного гостиницей, где нет даже умывальника, стоит сооружение все в деревянной резьбе, в нарядных деревянных кружевах и, конечно же, называется оно «Кафе», хотя кофе здесь со дня его сотворения не бывало и нет, зато наливают мутную воду в непромытые стаканы, именуя её чаем, да бросают в оконце блюдо с загадочным названием «глазунья» — шлепают яйцо на грязную сковородку и, не глядя, испеклось оно или нет, велят брать. Но и эта работа утомила пищеблок, блюдо упростили: в грязный бак с грязной водой вываливают ведро немытых яиц, и колотые, порой чёрные, вонючие, приказывают брать — подавать тут не снисходят, разве что хлеба буфетчица нарежет, да и то крупно, раскрошенно. Коли хочешь жрать — не разговаривай! Мы-то тут при чём? Нам что дают со склада, то мы и реализуем.
Слава Богу, хоть в «Кафе» этом зеркал нет. А то в одном занюханном кафе в пригороде Красноярска, с грязными стеклами и колотыми столами — потолок зеркальный, стены из дорогого пятнистого, пилёного гранита — кажутся облёванными, какие-то дыроватые сооружения, создающие впечатление недостроенного помещения, преграждают путь. По идее-то это не что иное как архитектурные украшения — помещение строили заезжие армяне и пытались свой южный, броский стиль совместить со скромным а-ля рус.
Борское кафе зато с петухами и кружевами; вместо зеркал, дыроватых каменных завитушек всунуты в помещение скамьи, сотворенные под русскую старину, подле них пластиковые, шаткие столики, от мокра и грязи потрескавшиеся. Ходит уборщица с тряпкой, материт столующихся за неряшливость, тычет тряпкой в стол так: норовит сор и мокро на штаны клиентов смахнуть.
Вокруг Бора еды от веку дополна всякой растёт, цветёт, бегает, летает, плавает. Есть приёмные пункты, куда свозятся ягоды, сдаётся дичь, мясо оленей и лосей, изловленная рыба — ну, пошевелитесь, люди, посоображайте, найдите предпринимателей, смените всех злых и вороватых работников пищеблока на радушных и оборотистых — и всё у вас будет в полном порядке, все будут довольны друг другом — и столующие, и столующиеся. Неужто нужен специальный указ президента России и губернатора края о налаживании работы кафе в посёлке Бор и ему подобных «рыгаловок». Налаживая работу, попутно не забудьте переименовать свой пищеблок на что-нибудь понятное и близкое народу — в харчевню, трактир, кабак. Неужели никто и не чувствует, что чужое, пусть и изящное слово «кафе» звучит издевательски на дверях этих облёванных, проматерённых, пустых, грязных, ко всему равнодушных, размалёванных дыр…
Астафьев В.П., Благоговение, ИПК «Платина», город Красноярск, 1999, стр.64-65
Комментарий В.А.Гапеенко: Борчане могут на меня обидеться. Зачем, дескать, опубликовала этот весьма не лестный для них отрывок из затеси Виктора Петровича Астафьева.
Возможно, материал был написан сразу же после посещения Виктором Петровичем своего друга детства Василия Баяндина, работающего в одной из Борских экспедиций механиком. Тогда по прибытии в Красноярск 21.06.1982 года писатель в письме другу литературному критику Валентину Курбатову делился впечатлениями: «Мы с Марьей Семеновной взяли да и махнули на самолёте в посёлок Бор, к другу моего детства. Он – работяга. Из сохранившихся работяг – с совестью, с угловатостью, даже с умом. Вокруг него такие же, весь Север прошедшие мужики. Он, Вася, специально к нашему приезду взял отпуск и на своей моторке покатал по хорошим местам. Мы даже переночевали на Осиновских порогах – а это уже на всю жизнь. Место неописуемой красоты и величия, рыба, пусть и мелкая, ловилась беспрестанно, даже Марья наловила штук по двадцати, а браконьерщики попотчевали нас и свежей дивной стерлядкой. Чтят они автора «Царь-рыбы» за правду-матку, за то, что «борется» он!… Пробыли недолго». (Астафьев В.П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952-2001, стр.330-331)
Как видим, впечатления остались неплохие, но это от окрестностей. Сам посёлок, видимо, в начале 80-х контрастно отличался от первозданной природы вокруг. Многое с тех пор изменилось. Во времена моих посещений посёлка лет десять назад он мне казался уютным, благоустроенным и вполне цивилизованным. Гостиница круглогодично с горячей водой, в ней кафе, где вкусно готовят, приятно обслуживают. Всё изменилось к лучшему.
Поэтому этот отрывок из астафьевской затеси сегодня может стать и предметом гордости борчан – о них писали, писали классики русской литературы.
Читайте Астафьева!
На первом фото – портрет В.П.Астафьева художника В.М.Белого.
