Тамаре Васильевне Бурмакиной недавно исполнилось 77 лет. Она живёт в Москве, полна сил и, как и многие в нашем поколении, — в дружеских отношениях с интернетом. Так мы с ней познакомились.
Оказывается, что столичная жительница родилась в нашем Заполярном городе Игарке 20 декабря 1941 года. Малышка появилась на свет раньше срока, слабенькой, её долго не выписывали из родильного дома, а потом мать и вовсе отказалась от неё. Ребёнка перевели в Дом малютки, потом в детский дом, а в 1948 году вместе с другими детьми вывезли из Игарки. Так начались скитания девочки по детским домам края. В её первоначальном свидетельстве о рождении был указан отец – Бурмакин Василий Иванович, в графе «мать» — детский дом.
В Игарке многие годы известной была семья Бурмакиных – Валентины Фроловны, преподавательницы русского языка и литературы средней школы № 9 и её мужа Михаила Иннокентьевича – лоцмана гидрографической базы. Однако, они всего лишь однофамильцы нашей героини.
Василий Иванович Бурмакин родился в селе Шеломки Дзержинского района Красноярского края в 1912 году. Как выяснила уже потом, будучи взрослой, Тамара, — семья была сослана в Игарку, как и многие в те годы, лишь по той простой причине, что у них было крепкое хозяйство. Вот, что она пишет: «Семья была крестьянской, зажиточной. Они много работали на своём подворье – держали домашний скот, работали на пашне. Семья была большая, в семье пятеро детей. По тем временам людей, у которых было личное хозяйство, называли кулаками. Во время раскулачивания у них отобрали всё хозяйство и отправили на Север».
В Игарке со временем Бурмакины обустроилось, отец работал руководителем одного из городских предприятий, в первый год войны на фронт его не призвали. Чем занималась мама Степанида Максимовна – не известно, но в семье росла ещё одна девочка, старше Тамары. Жили они в доме 14 по улице Папанина.
Когда стало ясно, что война в несколько месяцев не закончится, было принято решение направлять в войска и репрессированных. В 1942 году был призван на фронт отец. О его боевом пути известно совсем мало, нет даже точной даты призыва. Воевал он в звании сержанта в составе 692 стрелкового полка 212 стрелковой дивизии. Однако, сложно установить был он в этом полку с первых дней призыва, либо уже только в момент ранения и смерти.
Могилёвская область Белорусской ССР осенью 1943 года оказалась разделённой надвое и превратилась в передний край борьбы с врагом. Об этом пишет в книге «Освобождение от Хотимска до Могилёва и Бобруйска» Н.С.Борисенко, член Союза писателей Беларуси: «Небольшая речушка Проня, несмотря на свои размеры, прочно вошла в историю Великой Отечественной войны. Около девяти месяцев (октябрь 1943- июнь 1944 гг.) стоял здесь советско-германский фронт. (…)
До сего времени подлинная цена «стояния» на этой небольшой реке мало кому известна. А ведь в этих «незнаменитых сражениях» на берегах Прони в Дрибинском, Чаусском районах и восточнее от Петуховки до Нового Быхова, бои носили крайне ожесточённый характер. На высоком западном берегу реки немцы создали мощные оборонительные сооружения. Главная полоса состояла из трёх позиций и проходила в 300-500 метрах от реки, по высотам и опушкам рощ. Оборона имела хорошо развитую систему пулемётного и артиллерийского огня. Практически отовсюду долина Прони просматривалась как на ладони. Линии траншей соединялись ходами сообщений, перед передним краем были установлены 3-4 ряда проволочных заграждений. Во многих местах позиции прикрывались рвами, заполненными водой. Там, где перед крутыми берегами была пойма реки, вся она минировалась противопехотными и противотанковыми минами. Деревни, находившиеся в полосе обороны, враг превратил в опорные пункты и узлы сопротивления». К строительству своих сооружений защиты немцы привлекали местное население – тысячи подневольных белорусских женщин и подростков.
«Всю осень и зиму 1943–1944 годов в районе Чаус шли тяжёлые бои», — пишет полковник в отставке Анатолий Докторов, лауреат премии министра обороны Республики Беларусь в области журналистики, член Могилёвского областного совета ветеранов.
Много раз наши войска безуспешно пытались прорвать немецкую оборону, но враг в разы превосходил их по численности и вооружению. Поля у Прони были усеяны телами, вода в реке — бурая от крови. Участники сталинградских боев уверяли: даже там не было так тяжело, как здесь осенью 1943–го. А в это время Совинформбюро передавало, что на отдельных участках фронта наши войска вели бои местного значения, в ходе которых улучшили свои позиции.
Будучи тяжело раненым 5 декабря 1943 года сержант Василий Бурмакин попал в военно-полевой госпиталь. А на следующий день наш земляк скончался и был похоронен в деревне Петуховка Чаусского района Могилёвской области Белорусской ССР. «Верный присяге, проявив мужество и геройство погиб 6 декабря 1943 года», — так было сообщено семье.
Тамара Васильевна, оставшаяся при живой матери сиротой, вплоть до совершеннолетия воспитывалась в детских домах края.
Мать, которую она всё-таки отыскала, жила в 50-е годы в Норильске, свой поступок по отношению к дочери так ничем и не объяснила. Умерла в одиночестве в Атаманово, куда переехала с Севера, похоронена в могиле для безродных – ни креста на холмике, ни отметины.
Не нашла юная девушка контакта ни со своей выросшей в другом детском доме сестрой, ни с бабушкой, матерью отца, ни его сестрой – тётей, которых ей также удалось отыскать в Красноярске. Виновата ли в том была война? Наверное, да. Тяжелейшие условия жизни на Севере, наличие в городе и Дома малютки, и нескольких детских домов (Дома ребенка — для детей дошкольного возраста и Детского дома – для школьников) подтверждают, что не одна семья Бурмакиных отказалась от рождённых ею детей и передала их на попечение государства. А дети? Они тоже, выживали, как могли. Атмосферу Игарского детского дома хорошо поведал нам один из его воспитанников – талантливый писатель Виктор Астафьев.
Свои впечатления о детском доме есть и у Тамары Васильевны: «Здесь впервые начинаешь понимать, что ты не такой как другие, те, кто воспитывается в семье. Обычно ты держишься в стороне, не осмеливаясь вступить в общение с ними. В тебе какая-то неуверенность, скованность. Ты начинаешь сравнивать себя с ними и замечаешь, что какая-то разница есть, может, не совсем для других ощутима, но ты это чувствуешь. Прежде всего, в одежде. Мы одеты все одинаково, в основном это серые цвета одежды, а у них у каждого свой индивидуальный стиль одежды».
Но с теплотой вспоминает девушка о сохранившихся впечатлениях детства, о тех, кто был рядом, заботился о сиротах: «Время было не простое, каждый выживал, как мог. Из-за слабого здоровья большую часть времени я проводила в больничных палатах. Помню заботливые тёплые руки санитарок, которые по-матерински заботились о нас. Спасибо вам за заботу и ласку. За руки ваши, что грели теплом. За то, что вы были тогда рядом с нами. И заменяли нам отчий дом.
По достижении трёхлетнего возраста из Дома малютки меня перевели в дошкольный детский дом в городе Игарке. В детсадовской группе я была до исполнения семи лет. Это было небольшое деревянное двухэтажное здание на окраине города. По моим детским воспоминаниям, у нас было две комнаты и большой коридор. Одна из комнат – спальня, а другая – игровая комната. Всё своё время мы проводили в игровой комнате. Сидели на маленьких стульчиках по кругу, а в центре сидела воспитательница, она и исполняла обязанности няни. Она читала нам сказки. Проводила с нами подвижные игры. Но часто оставались одни – бегали, кричали, дрались. Часто кто-то нас пугал, издавались непонятные звуки из печной трубы, и мы от страха убегали в спальню и прятались все под одну кровать.
Достигнув школьного возраста, нас на пароходе из Игарки отправили по реке Енисей в город Красноярск. Вспоминается пароход детства. Нас детей-сирот везли на пароходе до Красноярска. Отсюда нас развозили по разным детским домам, разлучая сестёр и братьев. Нас лишали последнего родства. На этом пароходе была и моя сестра, о существовании которой я даже не знала. Помню, она подошла ко мне и сказала, что я – её сестра. Оказалось, что мы были с ней в одном детском доме в Игарке, но в разных группах, так как она была старше меня и что-то могла помнить. Это потом мы находили братьев и сестёр, но лишённые родственных чувств мы трудно привыкали друг к другу. Мы с сестрой оказались в разных детских домах. Меня отправили в санаторный дом в село Ермаковское. Сюда попадали дети с ослабленным физическим здоровьем. Здание детского дома находилось в живописном месте: рядом был лес и река. Здесь я пошла в первый класс. Помню, как я училась читать по слогам, радовалась, когда у меня из букв получалось слово. Воспитатели были с нами терпеливыми. Помню свою первую книжку. Это были сказки А.С.Пушкина в сером твёрдом коленкоре».
Затем был детский дом в селе Кортуз Краснотуранского района, и только когда девочка окончила начальную школу, её перевели в один детский дом с сестрой Аллой в город Артёмовск Красноярского края: «Встреча с ней произошла неожиданно. Был летний полдень, когда я оказалась на территории этого детского дома. Меня окружили ребята. Через некоторое время по территории разнеслось: «Алла, твоя сестра приехала!» От волнения я затаила дыхание, сестра испугалась не меньше меня. Она долго выглядывала из-за угла здания, всё не решаясь подойти ко мне. Я стояла в радостном ожидании, предвкушая нашу встречу. Освободившись от волнения, она подошла ко мне. Взяла за руку, и мы пошли в дальний угол спальни. Там уединились, дав волю своим чувствам, и долго не могли наговориться. Мы обе плакали. Воспоминания прервались к ужину, когда всех позвали в столовую. Так началась моя жизнь в детдоме, где я приобрела сестру. Но родственных чувств со своей сестрой не было: мы не дружили, она за меня не заступалась, когда меня обижали.
Благополучие нашего детства зависело от взрослых, от людей, которым была вверена наша судьба. В моём понимании это отложилось как чёрное и белое. Белое – это наши любимые воспитатели, наши наставники Анна Антоновна Зорина, Жанна Александровна Кобзева, столяр – рабочий Василий Семёнович Инякин, повар Фёкла Григорьевна (наша тётя Феша) и наш директор Лобанов Николай Михайлович… Чёрное – это люди, случайно оказавшиеся в нашем детдоме. Они не любили свою работу, а, значит, не любили вообще детей. Они наносили нам душевные раны…»
Казалось, что и страна, залечив военные раны, должна была позаботиться должным образом о детях погибших солдат. Но нет: «…мы в своём детском государстве не ощущали на себе того изобилия. Одеты были убого, в серых тонах. Питание было недостаточным. Запомнился неприятным вкусом запах лепёшек из отрубей, которые нам давали утром перед школой. Запомнилась мороженая картошка и со светлым оттенком чай…»
По окончании средней школы – Тамара твёрдо решила стать учительницей и поступила в Красноярский педагогический институт.
Интересно, как пересекались наши с ней пути. Я тоже провела своё детство в Игарке, правда, родилась на десять лет позднее Тамары. Мой отец вернулся с войны живым. После знаменитого игарского «Большого пожара» наша семья поселилась в доме номер 5 по улице Малого театра. Наискосок от нашего дома находился двухэтажный деревянный жилой дом, относящийся уже к улице Большого театра. Говорили, что во время войны именно в нём был детский дом для дошкольников. А Виктор Астафьев жил в детском доме по улице Полярной.
Окончив среднюю школу, я уехала в Красноярск и поступила в педагогический институт на факультет иностранных языков. Было это в 1968 году. Тамара Бурмакина поступила на тот же факультет и в тот же вуз и училась там с 1961 по 1965 годы. Мы вновь не встретились. Опущу наши общие впечатления от голодной студенческой жизни, маленькой стипендии и подработке репетиторством.
После окончания института Тамара Васильевна Бурмакина долгие годы работала преподавателем в северном посёлке Мотыгино (конечно не Игарка, но тоже Север). Была и организатором внеклассной работы – что своеобразная ступень в работе и многие годы директором школы. Встретившись с одноклассниками на юбилее детского дома, она переехала в Москву и с тех пор живёт там.
Сержант Василий Иванович Бурмакин похоронен в братской могиле в восьмистах метрах западнее деревни Петуховка Чаусского района Могилёвской области. Тамара Васильевна долго искала захоронение отца. Переехав в Москву, ей удалось это осуществить. В 2014 году она приобрела путёвку в санаторий города Могилёва. Вот что было дальше: «Я обратилась к работникам санатория помочь мне в организации поиска. Они не остались равнодушными к моей просьбе. Мне выделили машину и сопровождающего. Деревня Петуховка, где захоронен отец, оказалась всего в 50 километрах от Могилёва. Когда мы приехали на место, я очень волновалась. Едва я сделала первые шаги к монументу, как вдруг перед собой увидела маленького ужонка с жёлтой головкой. Я шла за ним, когда увидела его жёлтую головку на мраморной плите как раз перед фамилией моего отца. Ужонок исчез также внезапно, как и появился. Что это было? Я до сих пор не могу ответить на этот вопрос».
Через год дочь вновь приехала на могилу отца – отмечалась семидесятилетие Победы нашего народа в Великой Отечественной войне.
Своего отца она видела только на фотографиях. «Часто глядя на эти фотографии, — написала она в книге о своей жизни, — я мысленно задавала себе вопрос, достойна ли я своего отца, который отдал жизнь за Отечество? Думаю, да Я выросла в трудных условиях, получила высшее образование. Отработала трудовой стаж. Мой труд отмечен грамотами от Министерства образования, я получила звание квалифицированного специалиста в системе народного образования».
Сегодня Тамара Васильевна старше своего погибшего на фронте отца почти в два раза. Не имея возможности рассказать ему о том, чего она достигла, она записала свои детские впечатления и послала их в начале 90-х в Овсянку Виктору Петровичу Астафьеву. Писатель-детдомовец откликнулся сразу – и личным письмом, написав ей: «Ваши записи милы и непосредственны», и огромным разворотом в газете «Красноярский рабочий».
Он же и озаглавил мемуары игарчанки – «Печаль моя светла». Теперь это название и книги Т.В.Бурмакиной.
Наш рассказ о судьбе погибшего игарчанина мог бы быть на этом и завершён. Но нет. Что думает по этому поводу администрация города Игарки и депутаты городского Совета, ведь на мемориалах в городе нет фамилии Василия Ивановича Бурмакина? А она должна быть.
