Помнится, в Игарке, где я прожила почти полвека, была у меня подруга, работавшая заведующей отделом ЗАГС, — Надежда Николаевна Логинова. По долгу службы я курировала этот отдел, и мы часто с ней общались. Город наш и тогда был сравнительно небольшим, но люди были знакомы друг с другом благодаря местному телевидению, совместной работе и отдыху, да и во дворах и домах соседи знали друг друга. А в обязанности заведующей ЗАГСом входила регистрация как приятных событий в жизни горожан – рождении детей и свадеб, так и трагических – когда кто-нибудь умирал.
Надежда была человеком впечатлительным, совестливым и отзывчивым. Смерть каждого переживала вместе с родными, готова была бросить все дела и заняться организацией похорон… Я часто её упрекала: всем свои руки не подставишь, но она вновь и вновь спешила на помощь людям, подчас и малознакомым, пытаясь облегчить их страдания.
Взяв на себя труд по воссозданию Книги памяти погибших в войну игарчан, я вспомнила о своей подруге. Но даже её сопереживания оказались не сравнимыми с обязанностями городских почтальонов в военное время. Каждый приход почтальона в дом ждали с волнением и тревогой: жив ли? Пишет ли сам хозяин дома, ушедший на фронт, или и к ним постучалась беда – пришла похоронка?
Принято считать, что письма с фронта были треугольными. На одной стороне листа печатались заготовки для адреса, на другой писался текст. Листочек сворачивался, заклеивался и пересылался по адресу. Однако, перед этим его проверял специальный человек – военный цензор, который следил за тем, чтобы в письмах солдаты не сообщали сведения, которые могли бы составлять военную тайну. Запрещалось писать о том, где находится адресат, называть местность, где он воюет, указывали только номер полевой почты.
Виктор Петрович Астафьев в повести «Последний поклон» пишет, что и в таких «засекреченных» письмах многое было понятно. Так даже по тому, что получая часто письма от своего дядьки, он смекнул, что воюют они где-то рядом – вместе защищают Украину.
А однажды по рисунку, присланному хитрым дядькой, догадался Виктор и о других подробностях дядькиной службы: «… дядя Вася нарисовал в письме три танка и на одном из них выглядывающего из люка человека, и на нём погон со звёздочкой. Нарисовал погон крупно, даже красиво. Задал загадку военной цензуре многоумный дядя Вася, но поскольку та была снисходительна к внутрифронтовой переписке, то и не замазала шараду в письме. После мучительного размышления над неуклюжим рисунком я порешил: воюет мой дядя в третьей танковой армии, скорее всего командиром машины».
Но так описаны эпизоды с перепиской военных лет в художественном произведении. А мне родственники погибших солдат до сих пор пересылают копии бережно хранящихся в семьях документов – письма с фронта. Вот два открытых письма, присланные политруком со Сталинградского фронта Василием Ивановичем Ракитянским. После окончания педагогического института он работал в Игарке учителем литературы, был одним из тех педагогов – организаторов, вдохновлявших игарских ребятишек на написание знаменитой книги «Мы из Игарки». В письмах отцу и сестре – минимум информации о себе, даже факт тяжелого ранения и невозможности пока встать на ноги, слегка приглушен, на первом плане у солдата забота о престарелом отце – как он там: не обижают ли местные начальники?
«25 ноября 1942 года
Здравствуй, папка!
Ну как Вы там живете? Опять от Вас ничего нет. У меня дела идут хорошо: раны на ноге затягиваются, скоро буду ходить. Справку послал, как получишь, напиши. Если там плоховато с тобой обращаются, напиши в райком партии, покажи справку, да скажи, на каком я фронте. Если потребуется, я и сам напишу. Жду ваших писем, не унывай, старина! Скоро будем праздновать Победу! С приветом Василий».
А немногим раньше – 1 ноября 1942 в письме сестре Антонине, школьной учительнице:
«(…) У меня никаких изменений нет. Живу хорошо, защищаем Сталинград от немчуры. В газетах о нас пишут много, читай, и будешь знать все новости. За летние бои получил медаль «За боевые заслуги». (…) Пиши чаще. Василий».
К сожалению, чаще получать письма от родных не получилось. Спустя два месяца бывший завуч школы № 9, политрук, капитан Василий Иванович Ракитянский погиб в бою. Бесстрашный и, видимо, хорошо знающий вражеский язык, он провёл 41 рупорную передачу на немецком языке для солдат противника. Во время этих передач он постоянно подвергался пулемётно-ружейному обстрелу и миномётному огню. Обучая солдат меткому огню, он воспитал не одного снайпера, лично истребил семерых немецких солдат. В.И.Ракитянский погиб 31 января 1943 года через неделю после получения очередной награды – медали «За отвагу». Его имя занесено на символическое знамя в зале воинской славы на Мамаевом Кургане в Волгограде, есть упоминание о нём на новом мемориале в Игарке. О политруке Ракитянском можно прочесть в книге В.Зайцева «За Волгой земли для нас не было». Василий Иванович запечатлен на групповом снимке учителей и учащихся – выпускников средней школы № 9 1940 года (в третьем ряду третий слева). Снимок из фондов Красноярского краевого краеведческого музея, переданных на хранение авторами книги «Мы из Игарки» и помещенных мною в качестве главного фото этого очерка.
Не столь богаты семейные коллекции документов многих погибших игарчан: о них, к сожалению, не осталось даже и портретных фотографий, только эти письма тех лет. Но многие документы сегодня находятся в свободном доступе в интернете и при желании можно их увидеть, если они были каким-то образом сохранены. Вот, к примеру, как выглядело извещение о смерти – в народе её называли похоронкой.
Игарец Аким Абрамов тоже воевал на Украине: точнее, не воевал, а служил ездовым в санитарной роте, перевозил раненых. Но и его настигла пуля врага. Он получил смертельное ранение в голову. Жена, которая выехала к моменту смерти главы семейства из Игарки, получила похоронку уже на Родине – в деревне Каптырево Ермаковского района, откуда был родом солдат.
Не для кого сегодня не секрет, что Игарка строилась не только руками добровольцев, часть городского населения попала в Заполярье не по своей воле. Алтаец Михаил Антипин с семьей был разлучён: его сочли кулаком, исключили из партии, направили «на перевоспитание» в Заполярье – строить форпост социализма на Енисее. Хотя и говорилось, что репрессированных на войну не призывали, но я находила в списках призывников много отметок ушедших на фронт спецпереселенцев. Антипин пошёл воевать с первой группой призванных игарчан – в августе 1941. Вот справка, подписанная военкомом Савиновым, точнее, её копия. Может, надеялся солдат быстро разбить врага и воссоединиться с семьей. Так думали многие, отправлявшиеся на фронт – месяц-другой – и вернёмся. Антипин писал жене в город Сталинск Новосибирской области перед Новым 1942-м годом: «22 декабря 1941 года
Добрый день, дорогая семья Нина, Шура, Ваня, Тоня! Посылаю всем по низкому поклону и желаю всем всего хорошего в вашей жизни. (…) Находимся мы по квартирам в деревнях. Сегодня отправляемся дальше, куда неизвестно. Враг отступает. Бросает оружие, танки, машины. Немцы мёрзнут, так что возможно скоро увидимся с вами. Но особых новостей нет. Здоровье чувствую великолепно. Сообщите, как здоровье. Нина, как учатся ребята? Пока, до скорого свидания. Всех целую. Адрес — Полевая почта Станция 1427, 1246 стрелковый полк, 2 пулеметная рота. Подпись Антипин».
Только в августе 2003 года останки солдата Михаила Антипина были найдены поисковиками у местечка Мостки в Чудовском районе Новгородской области. Это известный ныне Мясной Бор, в котле у которого погибли тысячи наших солдат. Там в братской могиле и перезахоронен наш земляк спустя шестьдесят с лишним лет после гибели. Думаю, что и на мемориале в Игарке его фамилия должна быть занесена.
Игарчанин Георгий Казаков был похоронен сразу после его смерти, об этом позаботились его товарищи, тоже земляки, с которыми он вместе уходил на фронт. Вот как о моменте гибели написал в Игарку жене друга однополчанин и боевой командир сержант Семён Богданов. Это письмо можно отыскать на сайте «Мемориала».
«Татьяна Прокопьевна,
Я хочу Вам написать несколько строк, хотя для Вас эти строки очень горьки и ничего нельзя поделать. Ваш муж Казаков Георгий Александрович защищал наш славный город Ленинград и служил в моём расчёте. 6 ноября 1942 года, стоя на посту, в 6 часов вечера, охраняя наши боевые орудия, был убит фашистской миной и похоронен он в братской могиле под Ленинградом, от Ленинграда в 6 километров около Старого Паново.
Татьяна Прокопьевна, мы дали клятву отомстить за нашего боевого товарища и выполнить эту клятву, и Вы шибко не унывайте. Жмём Вашу руку, весь мой расчёт и я желаем Вам всего хорошего в вашей жизни.
Командир орудия старший сержант Богданов Семён Сергеевич»
Это письмо напрямую отправить вдове земляк не рискнул. Написал в Игарку второе письмо, адресовав его своей матери: « (…) Дорогая мама, я сейчас нахожусь на передовой, защищаю славный наш город, и не пустим мы поганого врага в наш чистый и славный город. Дорогая мама, у меня в расчёте одного убили – это Казакова, вот я и прошу сходить к его жене, эту бумажку ей (отдай) и конечно успокой её, как можно, ни один он такой ничего нельзя поделать, но у меня расчёт поклялся отомстить поганому фрицу за своего боевого товарища».
Первые абзацы этого письма я умышленно опускаю, в них содержится множество приветов родственникам, а, может быть, просто знакомым и соседям по дому. Солдат не очень грамотен, мне самой приходится поправлять окончания слов, дописывать пропущенные по смыслу слова, расставлять знаки препинания. Читаю и чувствую, какое волнение испытывает командир орудийного расчёта, пока не приступил к описанию главного. Он как бы явно представляет эту картину: пришёл в дом почтальон, собрались вокруг него женщины с осиротевшими детьми, им хочется знать, скоро ли окончится война, вернётся ли живым их кормилец и любимый мужчина. Предполагаю, какой заряд оптимизма и надежды унесёт домой после прочтения письма каждая из женщин, ведь поимённо упомянута и она, и соседка, и все-все дети. Как это было важно.
В письме матери Семён изложил более подробные детали смерти северянина: «Случилось это так. Я был на наблюдательном пункте и пришёл оттуда, он стоял на посту. Я подошёл к нему, стал разговаривать. В это время бандиты открыли огонь с артиллерии и с миномётов. Первая мина разорвалась от нас с ним в 10 метрах. Я ему говорю: «Казаков, давай в укрытие!» и стал поворачиваться идти, но в этот момент разорвалась вторая мина над его головой, и он присел, а потом упал. И я присел, но меня только оглушило, а ему осколок попал в правую бровь и прошиб голову. Он даже не крикнул. Но мы, мама дорогая, хотя и находимся на передовой, но его отнесли и похоронили на братской могиле и вот, дорогая мама, я тебе сейчас напишу жене его адрес и ты отнеси эту записку ей. (…)
Обо мне, дорогая мама, не беспокойся, я живу хорошо, продукт хороший, обмундирование выдали тёплое, наше правительство заботится об нашей Красной Армии, не так, как беспокоится фриц о своей».
Вместе с этим письмом и отдельным для жены погибшего фронтового товарища Семён вложил и что-то ещё, поименованное им как «Это Казакова тетрадь». Что это было, неотправленное жене письмо, либо просто тетрадь с адресами, теперь уже и не узнаешь. Зафиксированы лишь адреса матери – дом 5 по улице Большого театра – известный всем стахановский дом, и адрес вдовы – квартира 6 в доме 5 по улице Смидовича.
Семёна Сергеевича Богданова судьба миловала, он вернулся с фронта живым, с медалями «За оборону Ленинграда» и «За отвагу». В приказе о награждении говорится, что он вместе «со своим расчётом прямой наводкой уничтожил 76- миллиметровое орудие и сарай с находившимися в нём немецкими солдатами, стреляющими из пулемётов по нашей пехоте». Отомстил земляк-северянин за погибшего друга.
Ещё более драматичные по содержание сведения о погибшем сыне получила в 1944 году с фронта от боевых товарищей семья игарчанина Павла Афанасьевича Потылицына. Но до последнего верили в невозможное – сын обязательно вернётся. Вот как об этом пишет его мать 9 ноября 1945, пытаясь восстановить память о погибшем сыне и получить на него похоронку, дающую право на пособие для семьи в то время, как семьи пропавших без вести материальной помощи от государства не получали до выяснения всех обстоятельств гибели солдат.
«Вернувшиеся с фронта инвалидами, служившие с ним вместе его товарищи Фомин и Дадаков писали мне в 1944 году, что мой сын Потылицын Павел Афанасьевич служил вместе с ними в 5-ой отдельной танковой бригаде рядовым автоматчиком ( а он писал мне свой адрес — полевая почта № 778, часть № 75). В ночь с 9 на 10 февраля 1943 года в боях за хутор Лысый Новосветловского района Ворошиловградской области, был тяжело ранен и с поля боя вынесен не был, так как бой происходил в расположении противника, то есть был выброшен танковый десант в этот хутор. Через два дня этот хутор был освобождён от немцев. Как писали Фомин и Дадаков, что всех раненых и убитых, которые остались тогда после боя в хуторе, немцы сбросили в колодец. Они писали, что им лично не пришлось вытаскивать их из колодца, так как их часть стала продвигаться дальше, но быть они были возле этого колодца и видели в нём трупы, но опознать их в колодце было невозможно. Они в своих письмах заверяли, что Павел вместе с другими был сброшен немцами в колодец, где и погиб.
До окончания войны я ихним письмам не верила. В настоящее время, когда война закончилась, и известий от него нет, то, видимо, они писали правду, что он погиб. Потылицына Е.П. улица Дальняя, 25»
Павел Афанасьевич Потылицын – выпускник средней школы № 9. На фронт ушёл в 3 июня 1942 года. До этого работал на Игарском лесокомбинате: вначале школьником во время летних каникул укладывал в пакеты экспортную «мелочь» на бирже пиломатериалов. В последние два года перед окончанием школы его уже ставили учётчиком – это более ответственная должность. После окончания средней школы, Павел попытался поступить в один из красноярских вузов, но не прошёл по конкурсу, вернулся вновь в город и устроился на комбинат кочегаром. Об этом написал игарским школьникам его брат Константин из Красноярска в 1986 году, когда отмечалось 50-летие школы № 9. Имя П.А.Потылицына есть на новом мемориале, правда, написано с ошибкой – Потылицин.
А мы продолжаем с вами читать письма военных лет. И вновь горожане сообщают о гибели своих земляков. Демобилизованный красноармеец Дмитрий Михайлович Кислицын свидетельствует о том, что его боевой товарищ Василий Демьянович Корякин погиб, не провоевав и полмесяца. Он направляет своё заявление в бюро по учету потерь: «Корякин Василий Демьянович, год рождения 1915, мобилизованный в 1941 году 26 августа из Красноярского края, город Игарка, и я были направлены в одну часть, то есть в 1258 стрелковый полк, который формировался в городе Ачинске Красноярского края. После чего полк был направлен на Северо-Западный фронт в направлении станции Чудово Октябрьской железной дороги. 1258 стрелковый полк вступил в бой 30 декабря 1941 года. Корякин Василий Демьянович был вместе со мной в боях до 14.01.1942 года и 14.01.1942 был убит под местечком станция Чудово, и по какой-то причине нет на него до сих пор похоронки.
От Корякина В.Д. осталась семья – жена и дети, которые из-за отсутствия похоронки не получают пособия и в настоящее время живут в очень тяжёлых условиях в материальной положении.
Прошу выслать похоронную, так как Корякин Василий Демьянович действительно погиб на моих глазах, что и удостоверяю в действительности.
Демобилизованный красноармеец Кислицин Дмитрий Михайлович. Адрес мой: Красноярский край, город Игарка, улица Кирова 18.
Адрес семьи: Красноярский край, город Игарка, улица Большого Театра, дом 5, кВ. 17. Вахрушевой Анастасии Ильиничне.
25.07.1946 г».
Всё меньше и меньше становится свидетельств военных лет. Как ни странно, но теперь даже бумажные письма всё реже и реже встречаются в переписке между людьми. Но до сих пор в цене остается главное в чертах характеров у большинства игарчан – взаимовыручка, поддержка и сострадание — также, как и в военные годы.
Но вот о чём хотелось бы ещё сказать. 28 апреля 2019 года я направила главе города Игарки Евгению Владимировичу Никитину все свои замечания и предложения о мемориале. Они касались почти трёхсот человек. Говорила о грамматических ошибках в записях, об отсутствии множества фамилий погибших, умерших от ран, внесших значительный вклад в историю города и похороненных на городском кладбище фронтовиках. В бытность главой В.В.Сорокиным была изготовлена одна дополнительная плита, но заполнена она оказалась не рационально: вместо возможных 35 фамилий, на ней размещено меньшее количество. Можно, конечно, изготовить дополнительно 9-10 плит, можно изготавливать по одной-трём в год – насколько хватит на это средств в городском бюджете. Но делать это необходимо.
Ответа на письмо я не получила, однако, готова ещё и ещё продублировать список любому заинтересованному органу – городскому Совету депутатов, Совету ветеранов, администрации города, либо музею. Была бы заинтересованность.
